Imaginary Pictures - Воображаемые фотографии

Когда я был младше — примерно в то время, когда мои родители перестали разговаривать друг с другом — был только один человек, к которому я мог прийти: к Майкрофту. Ни один из моих родителей никогда не был тем, к кому бы я подошел с проблемой (С наихудшей проблемой, с которой мог столкнуться в 6 лет). Именно тогда, когда зияющая бездна нашей семилетней разницы в возрасте ещё не имела значения, были моменты, когда я чувствовал трепет, восхищение и благодарность за своего брата. Тогда я не мог сказать это ему. Не был в состоянии озвучить эти чувства. Вместо этого я просто улыбался ему, а он в свою очередь, мог прочитать все это по моим глазам. В детстве — с того момента как мне исполнилось 6 — он читал мне детективы. Начиная с рассказов Эдгара Аллана По про детектива Огюста Дюпена и заканчивая произведениями Агаты Кристи про Эркюля Пуаро и Мисс Марпл. Кто-нибудь может осудить его за то, что он заинтересовал меня преступлениями и трупами. Возможно, и мне стоит винить его. После того как я задал маме некоторые (предположительно) довольно тревожные вопросы, например, о продолжительности трупного окоченения... Ну, скажем так: она была в ужасе, когда узнала откуда я черпаю знания об этом в моем юном возрасте. И я плакал безмолвными слезами сожаления, стоя рядом с Майкрофтом, когда его отчитывала мать. Я всё ещё все прекрасно помню: губы Майкрофта были сжаты из-за гнева, я обхватил его руками за края футболки. Он пытался отодвинуть меня, а я прижимался лишь сильнее. Интересно, боялась ли мама, что я начну убивать людей, чтобы удовлетворить своё любопытство. Это очень глупо: Меня никогда не интересовала смерть, мне были интересны мертвые. Я был очарован тем, как люди могли различать и определять орудия убийства по размеру, форме или просто по входному отверстию пули. После этого случая мы с Майкрофтом отдалились друг от друга. Он чувствовал себя преданным из-за того, что я все рассказал маме, а я чувствовал себя преданным из-за того, что после этого он перестал читать мне истории. Он также перестал играть со мной. Просто сидел в своей комнате, в которой читал или учился. Каждый раз, когда я приходил к нему, он отмахивался от меня вялым: "Может быть позже, Шерлок". Нет нужды говорить: Он никогда не приходил "позже". Поэтому тогда я старался самостоятельно читать детективы — мне было 8. Спустя пару недель после того как Майкрофт поехал учиться в элитную частную школу, мы полностью потеряли связь. Я остался в прошлом. В доме, где тебе не разрешали делать ничего интересного, опасаясь что ты запачкаешь стены. Я категорически отказываюсь думать о том, как однажды написал ему письмо по юношеской глупости. Он так никогда и не ответил на него. И когда Майкрофта приняли в качестве стажёра в правительство — всего через год — наши родители были на седьмом небе от счастья. Особенно отец гордился тем фактом, что хотя бы один из его сыновей пойдет по его собственным стопам. Тот факт, что мне было всего девять и я тоже мог выбрать карьеру политика, не имел для него значения. Он никогда особо-то и не верил в меня. Или, скорее всего, он просто знал, что я не собираюсь этого делать. Поэтому поскольку наша семья довольно маленькая и я привык полагаться только на себя — а теперь, когда уехал и брат — у меня не было никого, у кого бы я мог попросить помощи в течение этих лет. Даже сейчас. Ну, до того момента, пока Джон не попытался заговорить со мной. Поэтому я ещё сильнее удивлен от внезапного осознания, что влюбился. Хотя думать, что все станет проще после этого было оптимистично — я знаю. Однако ситуация постепенно ухудшалась, прежде чем полностью вышла из-под контроля. *** Любовь. Она всегда казалась недоступной мне. Как родители расказывать на ночь детям сказки, чтобы те спокойно спали по ночам, веря, что в мире ещё есть добро. Я читал о "Любви", о химическом дефекте, который состоит из разных гормонов: из Серотонина, Окситоцина, Дофамина и Адреналина(может быть опасно). Так определения в учебниках дали мне представления о том, как ощущается любовь. Но по-настоящему чувствовать это просто... Ошеломляюще. Я даже не в состоянии описать это. Это как... С тех пор как я научился читать ноты, когда было всего 6, я мог себе представить как должна звучать композиция, но я не мог на самом деле услышать музыку. А сейчас могу — спасибо, Джон Ватсон. Теперь каждый раз, когда он рядом, я почти могу почувствовать Это. Как покалывание под кожей. Словно два магнита притягиваются к друг другу. И я полностью ощущаю его присутствие или отсутствие целый день. Все кажется слишком ясным, слишком острым по краям и это он во всем виноват. Это всегда так? Ты всегда себя так чувствуешь? Как можно с этим... справиться? Когда он рядом, пустота внутри меня почти... исчезает, заполняется Джоном: его заботой, его переживаниями, его множеством улыбок, его красивой формой черепа, разными оттенками его смуглой кожи... Уголок, выделенный для Джона в моем сознании, переполнен. Я хочу хранить там слишком многое и чувствую, как это мешает мне идти по пути к другим важным вещам. Поэтому я добавил ещё три угла и четыре стены в свой разум. Джон заслужил себе комнату: специально предназначенную для блокировки и хранения моих мыслей о нем, пока я занимаюсь бытовыми вещами. И то, что начиналось как попытка оставаться бескомпромиссным в течение дня, теперь является блестящим решением для всех моих знаний, которые будут обработаны. Поэтому я начал записывать все свои мысли и идеи в различных комнатах: школьные пометки, детские воспоминания, личные интересы (Те, которые никоим образом не были связаны с Джоном). Я всегда мог добавить другие комнаты, если бы мне это потребовалось. *** Источник моих страданий — внимание. Не то, которым Джон награждает меня или я его. Нет. Внезапно я осознал как много девушек подходят к нашему столу и пытаются флиртовать с ним (и к моему ужасу, Джон бесстыдно им отвечает). Девушки, похоже, нервничают, когда он обращает на них свое внимание и улыбается. Я прекрасно знаю это чувство. Сам сталкивался с ним пару раз. Они и раньше это делали? Так часто подходили к нам? Или только сейчас я это заметил? Или мне просто было все равно раньше? Хотя, я думаю, это невозможно. Потому что — Оу — ревность! Я никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным, так что... подытожив сказанное ранее... Мне неловко оттого, что пространство, разделяющее нас, начало беспокоить меня: Раньше я был и близок, и далек от него. Так кто мог предположить, что все так изменится просто из-за осознания чувства? Уж точно не я. Если он не рядом, мне интересно, чем он сейчас занимается и с кем. Когда он рядом, мне интересно о чём он думает и как я могу стать ближе к нему, не будучи слишком очевидным. Один или два раза я поддался желанию и наклонялся в его сторону, делая вид будто читаю конспект через его плечо, пока он что-то записывал. Но на самом деле я вдыхал его запах и наблюдал за тем как короткие волоски на его шее вставали, когда я мягко зачитывал слова, записанные им в тетрадь. Шептал их как секрет. Затем он перестал писать и повернул голову, чтобы нахмурившись посмотреть на меня. И все, о чем я мог думать было: "Ближе. Просто поверни голову немного дальше. Слегка...". Вместо этого я кивнул, сделав вид, что нашел то что искал и вернулся на свое место, чтобы что-то записать. В такие моменты я чувствовал на себе его взгляд ещё несколько мгновений. Но он никогда ничего не говорил насчёт этого. Почему? Я не могу решить: мне стало от этого легче или грустно. Но всё же. Со временем же станет полегче? Или станет только хуже? Должен ли я прекратить нашу дружбу, чтобы держаться от него подальше? Хотя я даже не рассматриваю это, ведь так? Вопрос в том, как я узнаю — как кто-либо узнает — что нужно делать, если другой человек чувствует то же самое? Мне нужно больше данных. *** Сегодня очень мрачно на улице, хотя на самом деле это некое разнообразие, ибо нет дождя. Прямо сейчас мы едем на поезде в Кембридж. Если я правильно помню мы направляемся туда для того, чтобы посетить местные университеты в рамках Дня Открытых дверей. На самом деле я присоединился к этому мероприятию только потому, что Джон захотел поехать. Хотя я не совсем понимаю почему, поскольку он говорил мне, что предпочтет пойти в Бартс или в Лондонскую школу медицины и стоматологии. Вероятно, он просто не хотел оставаться в школе, а так у него было законное освобождение. Нам с Джоном повезло найти пустые места, поскольку пара людей только что встала. Я сел возле окна, а Джон рядом со мной. Он был раздражён. Теперь мы проведем таким образом около двух часов, но мне все равно, потому что Джон рядом. Он всегда говорит, что мои выводы "удивительны" и "гениальны", так что я развлекаю его, рассказывая различные жизненные истории окружающих нас людей , когда он просит. И я смеюсь вместе с ним, когда они очень неловкие. Поэтому когда наш поезд остановился на станции примерно где-то по середине пути между Лондоном и нашим пунктом назначения, Джон просто выбрал случайного человека и спросил меня, указывая на лысого человека, рядом с которым стояла тридцатилетняя женщина: "Что ты можешь сказать об этом человеке?". Его волосы были полностью седыми, он держался поодаль от остальных пассажиров, курил и носил солнечные очки. Джон рассчитывал на какую-нибудь умозрительную историю. Я понял это по его веселой интонации, но правда сурова. Я смотрю на эту несочитаемую парочку ещё несколько секунд. Он в трауре. Похоже, у него недавно умерла жена, а эта женщина — его дочь. Она пытается успокоить его, гладя по руке. Его руки трясутся — это была его первая сигарета, после того как он бросил курить. Он больше не хочет быть здесь. Быть в живых. И его дочь знает это. Одежда, которая была на нем, не подходила по размеру. Она была слишком велика, что свидетельствовало о большой потере веса и о том, что ему уже всё равно. Джон смотрел на меня в ожидании. Я чувствовал его взгляд на себе. Я не хочу его расстраивать, поэтому просто пожимаю плечами и оборачиваюсь: — Это его дочь. Они едут в магазин, поскольку ему нужна новая одежда. Это даже не ложь. — Оу. — Я вижу в глазах Джона вопрос на который не хочу отвечать, поэтому я снова начинаю рассматривать толпу. — А вон у того парня, — говорю я, кивая в неопределенном направлении, — утром закончился гель для волос. Поэтому сегодня он закрепил укладку своей спермой. Джон безмолвно посмотрел на меня, а затем рассмеялся истерическим смехом. — Это неправда, — В конце концов произнес Джон, вытирая слезы с глаз. Я удивлённо пожал плечами. — Всё может быть. Он всё ещё смеётся, когда я извиняюсь и иду в туалет. Я стараюсь ни к чему лишнему не прикасаться и чувствую облегчение, когда закончил со всем. Я поклялся себе, что больше не буду пить, пока мы не поедем домой. На обратном пути я прохожу мимо того парня с уложенными волосами и еле смог подавить усмешку. На его волосах был не гель, а что-то другое. Я открываю дверь в купе — я уже придумал фразу, которую скажу Джону об этом парне — и замечаю, что мы больше не вдвоём. Вот в чем проблема в общении с Джоном: Ты не можешь оставить его даже на несколько минут, иначе придет кто-то другой и займёт твоё место. Но проблема не в том, что внезапно появились Майк, Пол и Алекс. И не в том, что Алекс занял его место. А в том, что Джон играл в новую игру. Которую придумал сам. Он смачивает губы языком, а затем внезапно накидывается на мальчика, сидящего справа от него (на Алекса), чтобы громко чмокнуть того в щеку. Затем Джон хихикая усаживается на своё место. Мальчики. В детском возрасте они не любят девочек, приписывают им ужасные болезни и исключают из своих игр. Или они ловят жаб, чтобы засунуть их в нижнее белье своих друзей. Поглощают чипсы, бананы, шоколад и кетчуп вперемешку. (По крайней мере, это то, что я понял о "нормальном" поведении мальчиков). Затем, когда они становятся старше, они одержимы девочками. Покупают журналы с обноженкой (или даже смотрят порно), говорят о минетах и спорят кто из их девушек обладает лучшей гибкостью (Да, я сам слышал как они говорили об этом. В основном инициаторами выступали Брайан и Пол). Хотя сейчас, в их нынешнем возрасте есть только одна вещь, о которой они беспокоятся. Чтобы тебя случайно не начали считать гомосексуалом, потому что "гей" — это ужасное оскорбление. Вот так и появилась новая игра. Жертва Джона кривит лицо словно его ударили. Он вытер щёку рукой и издал приглушённый звук, в то время как остальные бьются в истерике. Этот поцелуй, который Джон только что подарил Алексу, оставил меня в оцепенении. Не сам факт поцелуя. Нет. А то что это я должен был сидеть рядом с Джоном. Это не я получил фальшивую иллюзию того, что он меня любит. Это была месть Вселенной. Она преподала мне урок, гласивший что мне никогда не стоит оставлять его в одиночестве. И вот теперь я здесь. Я просто думал, что смогу сделать сотни воображаемых изображений, сохранить их в своем разуме и остаться незамеченным. Но сейчас огромное количество боли разорвало эти иллюзии. Мне конец. Вопиющая пустота, сокрушающаяся вокруг меня, настолько мучительна, что мне почти физически больно. Потому что эта... эта пустота невыносима. И она может быть заполнена лишь одним человеком. Им. Им, им, им, им, им. Им, им, им, им, им, им. И так далее. Ни Джон, ни другие не заметили, что я вернулся. Но спустя какое-то время меня увидел Майк. Его голос стал таким хриплым, когда он сказал: "О, Шерлок! Ты можешь сесть возле окна. Алекс, ты так не думаешь?". Ухмыляясь, Алекс просто вскочил на ноги и присел рядом с Майком. Это мой шанс. Возможно, первый и последний. Уверенно — Или, по крайней мере, я надеюсь, что выглядело так (А это было не просто с моими ватными ногами) — я подошёл к окну и сел рядом с Джоном. В этот момент все мальчики пытались подавить свой смех. Разговоры стихли. Я прекрасно чувствую на себе их выжидающие взгляды, которые устремляются то на меня, то на Джона. Напряжение уже чувствуется, но ничего не происходит. Проходят минуты. Я уже не могу усидеть на месте, мои руки трясутся. Я смотрю в окно, хотя если быть точнее, я смотрю на отражение Джона. Я пытаюсь притворяться что не знаю, что должно пройзойти и играю роль лёгкой мишени. Мышцы в шее уже начали затекать и с трудом держали голову в таком положении, при котором он легко мог дотянуться до моей щеки. Наш поезд заехал в тоннель. И поскольку свет отражался в стекле, я вижу как он придвигается ближе, прежде чем схватить меня за плечо и прижаться губами к щеке. Наконец-то. Хотя я и хочу умереть от переизбытка счастья, я знаю как должен отреагировать. Я вскакиваю на ноги и пытаюсь возмущаться, негодовать. Я имитирую обязательные рвотные позывы около 12 раз. Я даже топаю ногами. Понимаю, что переигрываю, но не могу ничего поделать с этим. Остальные смеются. Джон громче всех. Я заметил как у него на глазах выступили слезы. — Оу, ты думаешь это смешно? — Спрашиваю я его. И прежде чем я осознал, что делаю, мои руки схватили его за лицо и прижал дрожащие губы к его губам. Это длится всего полсекунды, но этого достаточно, чтобы все понять: Я полностью и бесповоротно обречён. И последние частички надежды, которые твердили мне, что я возможно и не влюблен в него, исчезли. Теперь они говорили, что я ошибаюсь. Так сильно ошибаюсь... Теперь очередь Джона возмущаться. Он яростно вытирал губы рукавом своей рубашки и плевался. У мальчиков вокруг нас была самая настоящая истерика, я даже не был уверен, что они способны дышать. Я снова усаживаюсь на своей место и заставляю себя смеяться с остальными. Хотя все о чем я могу думать сейчас — это то, какими горячими показались его губы. Мои губы все ещё покалывали, и я чувствовал невыносимое невыносимое желание прикоснуться к ним пальцами и продлить это чувство. Но я не могу сделать этого. Я попробовал что-то новое, и теперь когда я знаю как это ощущается, то не могу отпустить. Мне нужно ещё. Я должен каким-то образом заполучить еще. Я должен каким-то образом заполучить Его. Мальчики продолжали смеяться, но я перестал. Внезапно я полностью осознал что сделал, и мне стало ужасно страшно. Боже, чём я думал? Ох, точно. Ничем. Я набираюсь сил и смотрю на него, когда больше не могу выносить своих мыслей. Моё сердце колотится как бешеное. Хотя то что я замечаю, меня немного успокаивает. Он смотрел на меня с удивлением. В его глазах я был победителем этой битвы. Я использовал его же оружие и выйграл. Он мог бы обидиться или оскорбиться, но вместо этого он улыбался мне. В его глазах читалось: "Подожди, я ещё отомщу тебе. Ты может и выйграл битву, но война ещё не окончена". — Ах, правда? — Отвечал я ему взглядом. — Хочу посмотреть на это. Оставшееся время проходит гладко, а пункт назначения всё ближе. Майк, Алекс и Пол все ещё сидели вместе с нами. Вагон моментально заполнялся громким шумом, стоило им заговорить или начать играть в карты. Я не обращал на них внимания и думал о том, как могу украсть больше поцелуев у Джона. Да, именно так я и поступаю. Как и те воображаемые фотографии, на которых он изображен. Которые тоже являются кражей. Жаль, что всё ещё оставалась одна вещь, о которой я мечтаю больше, чем о его губах — Я хочу, чтобы он знал, что я тоскую по нему. Что думаю о нём всё время. И я жажду того дня, когда он сам предложит мне себя. По своей собственной воле.