Вся моя жизнь

— Хосок~а, что такое жизнь? — спросила Соён, сидя на периле небольшого моста и свесив ноги над «лунной» рекой. Сеул затихал, становилось темнее. — Жизнь — это значит занять свое место, стать человеком, — ответил парень, сидя рядом, пока большую ладонь прикрывала чуть поменьше. — А разве мы не люди? — Девушка перевела взгляд на него. — Сейчас так происходит, что теперь людей очень мало, я думаю, хватит трех страниц, чтобы назвать их имена в размере десяти. Человека определяет этика, качества и знания. — А красота? — Красота лишь верхушка айсберга. Ты должен быть красив в сердце. Фиктически, существо — это белый лист, а вот человек — это рисунок, прекрасный рисунок. — Но что же будет, — она снова перевела взгляд на вечерний Сеул и озеро, — если рисунок станет некрасивым или краски будут более блеклые, не пастельные или яркие? — Тогда это не будет являться человеком. Это будет что-то потерянное, словно вода, не имеющая грани и форм. Оно сольётся с жизнью и будет течь туда, куда укажет судьба. Человек же — это что-то имеющее моральные принципы, разум, тело. Они являются гранями, но они не сдерживают, а… Удерживают скорее. Не в плане от чего-то хорошего. Они держат, чтобы не упасть, не свалиться с лестницы. — Какой лестницы? — Девушка чувствовала себя маленьким почемучкой, ведь ее хоть худое лицо, но с очертаниями щек, постоянно смотрело то с непониманием, то с вопросом. — Лестницы жизни. И человек достигает определенного этапа в этой жизни, в чем ему как раз помогает его грань, ибо она его держит, а тот, как ты верно сказала, «неполучившийся рисунок» может размякнуть, его может смыть, может размыть. Кстати, эти два разветвелиния о человеке можно также соотнести с красками: очень редко, если акварели просто пустить по белому листу, она образует что-то красивое. Скорее, она сольётся во что-то непонятное, снова-таки не имеющее очертаний. — Хосок заулыбался, ибо почувствовал себя таким же своеобразным взрослым. — О Хосок-сонбэ, ты так много знаешь, — Со повернулась к нему и по-доброму насмешливо сделала полупоклон, сидя. Хосок засмеялся, добавив тише. — Не называй меня так, Ён~а, мы с тобой одного возраста. Просто иногда предпочитаешь спрашивать ты, а иногда я, — он прикрыл рот рукой, ибо все еще смеялся, поскольку девушка продолжала дурачиться. Но та быстро успокоилсь, не хотелось терять эту волшебную философию сеульских вечеров. Пока Хосок поправлял волосы, та спросила снова. — Хосок~а, — более мечтательно протянула она, — а что тогда такое любовь? — Этот вопрос был банален до ужаса и не имел точной трактовки, но так хотелось спросить. — Я так не люблю отвечать на этот вопрос, айщ, Соён, — он потрепал ее по голове. — Но ты так красиво всегда его описываешь, после этого ты становишься еще более романтичным, — Со надула губки. — Любовь — это забота. Она может быть разной, у нее есть свои подразделения, о которых ты, возможно, уже знаешь, я не хочу углубляться. Любовь — это импульс. Помнишь, как ты однажды сказала мне, что мои прикосновения тебе нравятся больше всего? — Хосок провел по ее плечу пальцем, но без намека на что-то пошлое, скорее… Трепетное. — Да, — она закивала. Ей так нравилось, что Хосок всегда умудрялся объяснять ей «любовь» по-новому. — Это мой импульс, моя энергия, которая отдаётся в тебе. То же самое происходит и со мной, — Соён провела по его руке, следя за ней, а в ответ его плечи покрылись мурашками. — Видишь? Это и есть любовь. Это связь, ведь я могу узнать тебя издалека, по шагам, походке. Даже если я закрою глаза, то почувствую твои губы на своих на расстоянии. — Это так красиво… Не в плане внешности, а в плане души. Хотя скорее это прекрасно, сюда даже больше подходит его значение на английском «wonderful». Согласись, оно звучит более подходяще. — Да. — Хосок замечтался и сам теперь.       Он подовинулся ближе, сплел одну из своих ног с девичьей и обнял так тепло и душевно, как он любил делать каждый раз, когда Луна смотрела на них своими черными глазами-кратерами, а река разносила их душевные разговоры по всем уголкам необъятной вселенной.