Цветные осколки

Не успел Антонио зайти в кабинет, как туда сразу же влетел Розенберг. — А я говорил, что этот мальчишка все испортит, — с порога начал он. — Что господин Моцарт натворил в этот раз? — признаться честно, Сальери даже не был удивлен. Вольфганг работал в его театре всего лишь два месяца, но уже успел не один раз довести беднягу Розенберга, да и самого Антонио до белого каления. — Он заболел, еле стоит на ногах и грозится сорвать весь спектакль! — хоть Франц и был донельзя зол, в его голосе было еле заметное волнение, причем отнюдь не за спектакль — как бы Моцарт его не бесил, он все же привык к мальчишке и переживал за него, хоть и не показывал этого. — Успокойся, я со всем разберусь, — Антонио устало потер переносицу и отправился на поиски маэстро. Тот нашелся быстро — чуть не сбил Сальери с ног, налетев на него в коридоре. — Господи, Вольфганг, что с вами? — Сальери еле успел подхватить композитора, который чуть не упал - то ли от потери равновесия, то ли от болезни. — О, герр Сальери! Я тут слегка простудился, но вы не бойтесь, я смогу дирижировать, — Амадей буквально повис на Антонио, обхватив его за шею. Выглядел юноша и правда крайне неважно — глаза болезненно блестели, сам он был белее мела, жуткий кашель мешал нормально разговаривать, а руки дрожали. Сальери был уверен, что Моцарт в столь холодную дождливую весну вышел на улицу в одних только кедах да легкой парке — наверняка расстегнутой. — В таком состоянии вы вряд ли сможете что-либо делать... — Ну уж нет! Я не доверю свой спектакль кому-то другому, и вообще я здоров, просто немного кашляю, — Моцарт вырвался из цепкой хватки итальянца, скрылся в зале и был таков. Сальери тяжело вздыхает, не понимая, как вообще мог с головой упасть в это недоразумение. Спектакль прошел на ура, однако Антонио видел, как тяжело Вольфгангу давался каждый взмах палочкой. После поклона Сальери отвлекся на пару минут на актеров, а Моцарта и след простыл. Но буквально через несколько минут его окликнул Розенберг, пытающийся удержать Моцарта на ногах. — Антонио, господи, помоги мне! Он сейчас упадет, нужно вызвать скорую, — все же, как бы Франц не строил из себя самого-строгого-человека-в-мире, он дорожил всеми в театре, и Моцартом в том числе. — Не надо скорую, — подал слабый голос юноша, протестующе поднимая руку, — Я полностью здоров. — Так, давай его к моей машине, я разберусь, — Антонио поспешил помочь Амадею дойти, но потом плюнул и поднял юношу на руки, пропустив мимо ушей беззлобный смешок Розенберга — "как своего жениха на руках носишь" — прекрасно знавшего о чувствах Сальери. До дома Антонио они добрались на удивление быстро и без происшествий. Моцарт сразу же был уложен в кровать, напоен лекарствами и чаем с медом и лимоном. После получаса танцев с бубнами и таблетками, температура наконец-то пошла на спад, и на какое-то время утих кашель. — Спасибо вам, — Вольфганг говорил на грани слышимости, чтобы не напрягать горло. — Я не мог поступить иначе, — Сальери мягко улыбается, присаживаясь на край кровати, — Вам лучше? — Вашими стараниями, герр Сальери. — Просто Антонио и на "ты", идет? — Идет, — Амадей улыбается ярче солнца, а Сальери кажется, что он слепнет, но отвернуться и в мыслях нет. Он не знает, кто их них первый потянулся за поцелуем, да это и не важно. Поцелуй нежный, медленный, Амадей было пытается отстраниться, шепчет, что заразит, но Антонио откровенно плевать. Он мягко прижимает Вольфганга к себе, продолжая с упоением целовать. — Заболеешь ведь, — говорит юноша, когда Сальери выключает свет и ложится рядом с ним, притягивая в объятия. — Плевать, переболею. — Пожалеешь потом, — Моцарт хитро улыбается, и непонятно, про болезнь он говорит или про что другое. — Не пожалею, — без колебаний отвечает Антонио. Он совершенно не волнуется, что может проснуться заболевшим. Для Антонио главное, чтобы он проснулся рядом с Вольфгангом. А простуда? А что простуда, ее можно переболеть. А вот любовь нельзя.