Ушки

      То, что Яков маг, Николай узнал совсем недавно. Он, конечно же, в силу своей сущности замечал вокруг следователя странные всполохи не от мира сего, но не придавал этому значения, пока Гуро не рассказал ему свой секрет. — И какие у тебя силы? От света или от тьмы? — Николай выглядел крайне воодушевленным, не обижаясь, что следователь не сразу посвятил его в это. — Вообще-то, от тьмы, но никто не мешает использовать их во имя добра, — Яков снимает пиджак и вешает его на спинку стула, — Моя магия довольно обширна, я и переместиться в другое место могу, и заколдовать всячески, и иллюзией владею, когда надо и подлечить могу. Но это все хоть и звучит по-доброму на самом деле от хаоса. — Хаос? То есть разрушение? — М-м, можно сказать и так. Даже несмотря на то, что я магию только для добрых дел использую, все равно она жутко выглядит. Точнее сказать, я под этой магией жутко выгляжу, — Яков хмурится, вспоминая реакцию тех немногих людей, которые видели его таким. — Покажи. Пожалуйста, — Николай смотрит умоляюще, что Гуро не может ему отказать. — Ну, смотри, сам напросился, — Яков садится рядом с Колей, выдыхает, и тут же вокруг него появляется черный туман, который вьется вокруг следователя. И так темные волосы и ушки становятся жгучего черного цвета, глаза полностью заволакивает темнотой, а на руках появляются острые черные когти. Такой облик мог напугать кого угодно, но Николай смотрел завороженно, без страха. Он протягивает руку к следователю и вокруг нее тонким щупальцем оборачивается черный туман, слегка сжимая. Он на ощупь прохладный и обманчиво мягкий. Гоголь чувствует, что его собственные силы тянутся к этому хаосу - лицо расчерчивается черными трещинами, глаза заволакивает тьма. Яков с восхищением смотрит на Темного, а Николай даже подумать не может, что он намного сильнее следователя и с легкостью может подчинить его себе. Коля откидывает голову назад, взмахнув темным веером волос и обнажив шею, чем Гуро незамедлительно пользуется, подаваясь вперед и с голодом накидываясь на молочно-белую кожу. Николай стонет, чувствуя кусачие поцелуи, и пытается расстегнуть собственную рубашку, но пальцы дрожат и не слушаются, поэтому Яков перехватывает руки юноши, отводя их в сторону, и сам раздевает его. Расстегнутая рубашка скользит по худым плечам юноши, а Яков уже тянется к его брюкам. Когда последний элемент одежды писаря сброшен на стул, Гуро валит Николая на постель, прижимаясь к горячему обнаженному телу, спускается поцелуями по груди и стонет, когда Гоголь снова цапает в ладони кошачьи ушки. Щупальца перехватывают руки писателя и прижимают их к постели по обе стороны от его головы, а Яков в это время устраивается между его ног, с хитрой ухмылкой оставив несколько поцелуев на внутренней стороне бедра, отчего юноша ахает и закусывает губу. — Попроси, — говорит Яков негромко, а Гоголь задыхается от его голоса и собственного возбуждения. — Пожалуйста... Яков, — Николай чувствует, как краска приливает к лицу. Несмотря на то, что у них со следователем уже давно были интимные отношения, он еще не привык к ним и стеснялся почти постоянно. Гуро убирает руки, повторяя: — Попроси. — Пожалуйста, я хочу тебя... В себе... — юноше стыдно за собственные слова, но возбуждение сжигает его изнутри, настолько сильно хочется вновь ощутить ласковые руки Якова на своих бедрах. — Хороший мальчик, — усмехается Гуро и слизывает с головки выступившую смазку, отчего Николай стонет и вскидывает бедра вверх, но Яков снова прижимает его к постели, не позволяя самовольничать. Мужчина проводит языком от основания члена к головке несколько раз, и Гоголь широко распахивает глаза, открывая рот в немом стоне, потому что с Яковом ощущения особенные из-за шершавого кошачьего языка. Гуро, сделав еще несколько таких движений, обхватывает губами головку, сразу же насаживаясь до конца и наслаждаясь стонами своего возлюбленного. Щупальца в это время своевольно бродят по всему телу юноши, лаская и поглаживая то тут, то там. Сладкая пытка длится несколько мучительных минут, показавшихся Николаю вечностью, а после Яков подтягивается наверх, впиваясь жадным поцелуем в губы юноши, но через секунду отстраняется и одним движением переворачивается вместе с Колей, заставляя его устроится на собственных бедрах. Гуро еще полностью одет, поэтому писарь тянет руки к его рубашке, но Яков не дает ему этого сделать. Хитро улыбнувшись, следователь делает замысловатый пасс рукой и одежда будто бы растворяется на нем, а через секунду она уже сложена на стуле. Николай удивленно смотрит на очередной фокус, с удовольствием отмечая, что он крайне полезный. Одно из щупалец впихивает ему в руку флакончик с маслом, на что юноша недоуменно смотрит на Гуро. — Растяни себя. Сам, — и улыбается настолько самодовольно, что писатель непроизвольно краснеет, опуская голову. Переубеждать Якова все равно бесполезно, а окунуться наконец-таки в пучину удовольствия хочется, поэтому, ужасно смущаясь, юноша откупоривает флакончик и щедро льет масло на пальцы. Под пристальным взглядом Якова ему вдвойне неловко заниматься таким постыдным делом. У Николая есть много потаенных желаний, которые он был бы не прочь воплотить в жизнь вместе с Яковом, но юноша еще слишком, как бы это странно не звучало после всех их утех, невинен, поэтому боится и стесняется просить о таком, а Гуро ни на чем и не настаивает, старается осторожно направлять Николая, дожидаясь момента, когда он сам захочет. И вот сейчас один из случаев, когда Яков хочет, чтобы юноша стал смелее хотя бы в постели наедине с ним. Коля стонет, громко, бесстыдно, когда пальцы задевают простату, склоняет голову к груди, что лицо теперь не видно из-за темных волос. Одно из щупалец дергает его за подбородок, заставляя поднять голову вверх, и удерживает так, чтобы писарь не отводил взгляд от Якова. Юноша вытаскивает пальцы и вцепляется в бедра следователя, смотря на него вопрошающим взглядом. Гуро окидывает взглядом Николая, явно наслаждаясь зрелищем — он весь растрепанный, жаждущий, голодный до прикосновений мальчик. Его мальчик. Коля дожидается кивка и приподнимается, чтобы насадиться на член. Яков шумно выдыхает, когда юноша опускается до конца и замирает, привыкая. Николай медленно раскачивается на бедрах, постепенно распаляясь от собственных движений, а когда он полностью привыкает к такому приятному ощущению заполненности и начинает двигаться быстрее, то с удивлением чувствует, что в него проталкивается тонкое щупальце. Коля кидает взгляд на Якова, а тот только улыбается и дышит тяжело. Николай продолжает двигаться, а щупальца оплетают все его тело, в том числе и донельзя возбужденный член, отчего юноша стонет и старается ускорить темп, насколько это возможно. Он упирается руками в грудь Якову, с удовольствием наблюдая за ним — глаза прикрыты, дыхание тяжелое, с губ срываются негромкие стоны. Гуро царапает бедра юноши острыми когтями, а темный густой туман беснуется вокруг двух обнаженных тел. Николай делает еще несколько движений и чувствует, как Яков кончает в него, а его несдержанный громкий стон доносится как сквозь толщу воды. Последнее, что писарь помнит — черноту глаз Якова и густой туман вокруг его лица, а после он падает в свой оргазм, словно в жаркий ад. Когда Николай приходит в себя, то он уже лежит на постели рядом с Яковом, а тот обнимает его, положив голову юноше на плечо. Коля по привычке тянется к ушкам, поглаживает их, получая взамен негромкое довольное урчание. Гоголю безумно нравятся способности следователя и перед тем, как провалиться в сон, он думает, что неплохо было бы повторить.