Лишь в небе с драконом нежнейший вальс

      И вот две подруги превратились в троих друзей. Я привыкла к этому слишком быстро и каждый день придумывала новые объяснения для этой умопомрачительной скорости сближения с человеком. На деле же всё было очень просто. Я слишком увлеклась Кохакунуси: живым, умным, любящим зеленый чай. Так увлеклась, что начала забывать о том Хаку, который снился мне долгие годы. Да что там, я почти забыла его. Навязчивые идефиксы могут быстро уйти из жизни, если дать им уйти. А если их заменит очередной идефикс, да еще и родной брат предыдущему…       Теперь мне снился повзрослевший Хаку, которого я узнавала чуть лучше с каждым днем. Причем это была целая плеяда неповторяющихся снов, и я хорошо запоминала почти каждый из них. Иногда я просыпалась с широкой улыбкой на лице и бодро шагала в ванную, опережая даже жаворонка Тамако. Иногда холодный душ с трудом приводил меня в дееспособное состояние, потому что перед глазами стояли разные картинки из снов, о которых я бы не рассказала никому и под страхом смертной казни. Даже бумага съежилась бы, краснея, а чернила бы смущенно свернулись. Живот, а за ним и всё тело сводило неожиданно приятным спазмом. Ничего подобного со мной еще не случалось. Но никогда до этого я не чувствовала себя более живой. Мама не могла сдержать улыбки, глядя на то, как Тамако учит меня готовить все новые блюда; папа по вечерам хвалил бэнто, которые я собирала для него; сестра многозначительно поглядывала на меня, но ничего не спрашивала, даже когда заметила, что я теперь не расстаюсь с телефоном. Нет, мы с Хаку не переписывались днями напролет, как это делала та же Тамако со своими ухажерами, но несколько сообщений по вечерам делали меня безумно счастливой. Эта радость немного померкла, когда спустя несколько дней после моего кулинарного дебюта Хироко сказала мне по дороге в школу, что тоже переписывается с Кохакунуси. Правда, радость вновь ярко засветила, стоило мне ненароком узнать, желал ли он ей хоть раз доброй ночи. Оказалось, что нет, и я тут же посчитала это знаком свыше. Хироко, увидев мое довольное лицо, тут же незло съязвила мне, на что я немедля ответила ей ударом под дых, окликнув Тоси Ваду и пожелав ему доброго утра. Вада смерил меня привычным угрюмым взглядом, а скулы Хироко стали более яркими, чем её малиновое пальто. Тема была закрыта. Апрель перевалил за свою половину, и скоро в нашей префектуре должны были зацвести сакуры. Мы с Хаку и Хироко тут же договорились отправиться смотреть их вместе. Хаку обмолвился, что никогда не был здесь во время цветения наших волшебных деревьев, что насторожило меня, и я тут же спросила его:       — Ты ведь говорил, что всегда здесь жил?       Он кивнул:       — Да, но у бабушки есть еще один дом, в префектуре Гифу. Большую часть года мы проводили именно там, хотя я всегда считал родным городом этот.       — Большие преимущества у тех, кто учится дистанционно! — сказала Хироко.       Мы с ней переглянулись. То, что Хаку не ходил в школу и ни разу не встретился нам на улицах нашего небольшого города, конечно, смущало нас. Мне лезли в голову разные мысли сверхъестественного толка, но я гнала их прочь. Этот Хаку был очень классным парнем, которому вослед вздыхали все девушки в школе. Но он был обычным человеком. Наверное, отчетливо я поняла это, получив от него первую смску. Драконы не умеют пользоваться телефоном, не так ли?       Хаку усмехнулся:       — Да, но это не сильно способствует поступлению в университет. Поэтому я и настоял на том, чтобы старшую школу я все же закончил. А бабушка выбрала эту школу. Как-то так я тут и оказался.       Больше к этому вопросу мы не возвращались. Мы закончили обедать (я ела приготовленную мной же тэмпуру и удивлялась, что всё вполне съедобно), отсидели математику и отправились на предпоследний урок в тот день — физкультуру. Это был ожидаемый многими день командных игр. Парни ждали его, чтобы покрасоваться перед девушками, а девушки — чтобы пофыркать на парней, но потом с визжанием обсуждать их в раздевалке. Я просто любила волейбол и обрадовалась, что в кои-то веки нам дали играть вместе с мальчиками. Нас распределили по командам, и я оказалась на одной стороне с Хироко и Тоси Вадой. Лишняя радость для подруги. Хаку обеими руками показал нам с Хироко знак победы и еле слышно прошептал:       — Вам крышка.       Я подняла одну бровь и продолжила разминаться. Мы ещё посмотрим… Хаку убрал волосы с лица с помощью тонкой повязки. Синяя футболка была ему чуть большевата, мой взгляд всякий раз упирался в его выступающие ключицы.       Если я не соберусь, мне и впрямь будет крышка.       Но после расстановки на поле и свистка тренера я полностью включилась в игру и даже один раз наорала на Нацки, помешавшую мне взять мяч. В общем, я поймала волну, и заразила этим почти всех в своей команде так, что мы выиграли первые две партии. Хаку больше не улыбался так самодовольно: мои удары было не так просто отбить, да и в Хироко внезапно проснулась идеальная подающая. Это должен был быть наш триумф, даже Вада был доволен, что редко можно увидеть. Но всё кончилось в один момент.       Если подумать, то обычно всё переворачивается с ног на голову вот так внезапно, с какой-то мелочи, которая выступает тем самым маленьким камешком, с которого начинается обвал.       Я стояла в передней линии, а мяч был отправлен сильной рукой Маэды далеко за мою спину. Спустя несколько секунд сзади раздался громкий звук падения. Когда я обернулась, к Хироко уже подбежали оба наших тренера. Кодзима держалась за левую лодыжку. Я поспешила к подруге и не сильно удивилась, увидев среди подбежавших переполошившихся одноклассников Хаку.       — Хироко, ты чего? — испуганно спросила я. Подруга подняла голову и постаралась улыбнуться.       — Решила сделать вид, что я классный игрок, но что-то пошло не так.       — Зато как красиво полетела, Кодзима! — сказал Хаку. В его голосе слышалась досада.       — Рада, что тебе понравилось! — Хироко начали поднимать с пола наши тренеры, чтобы проводить её в медпункт.       — Твоей маме я позвонила, Кодзима, она скоро будет, — с непривычной заботливостью сказала госпожа Харада, хорошая знакомая Кодзимы-сан, — дойдем до врача, чтобы тебе дали направление на рентген.       — Можно я пойду с вами? — тут же спросила я. Харада покосилась на меня снизу вверх, но, вздохнув, кивнула:       — Поддержи Кодзиму слева, Огино.       Мы переглянулись с Хаку, и я заставила Хироко опереться на меня. Втроем мы медленно покинули зал, а остальные возобновили игру под присмотром тренера Яно. Хироко не прекращала извиняться, неуклюже прыгая на правой ноге. Тренер Харада, не выдержав, сказала:       — Не ты первая, не ты последняя. Ничего страшного. Только больше не геройствуй лишний раз.       Школьный врач осмотрел немного распухшую ногу Хироко и сделал вывод, что это всего лишь сильный ушиб. Всё же он написал ей освобождение от последнего урока и протянул его мне:       — Передайте учителю.       Я кивнула. Врач распечатал направление на рентген, поставил печать и дал бумагу Хироко, лежащей на кушетке. Я присела рядом:       — Сильно болит?       — Уже нет, — покачала головой Хироко, — но наступать было боязно. Надеюсь, что это правда только ушиб.       — Я зайду к тебе после школы?       — Да, конечно, — подруга улыбнулась, — ты давно у меня не была.       В дверь медпункта постучались. Её открыла тренер Харада и, нахмурившись, повернулась к нам:       — Тут Кохакунуси с твоими вещами, Кодзима.       Легко краснеющая Хироко тут же стала розовой. Я легко ткнула ее в бок и тихо сказала:       — Это же не Вада!       Как ни странно, мой аргумент ее успокоил, и Хироко тихо сказала:       — Пусть войдет…       Харада запустила Хаку внутрь. Он поздоровался с врачом и, поставив рядом с кушеткой сумку и пакет Хироко, остался стоять чуть поодаль от нас:       — Тренер Яно сказал девочкам собрать твои вещи, а я вызвался отнести. Ты как, Кодзима?       — Жить, вроде, буду. Спасибо, … Нигихаями.       Я почувствовала, как дрожь пошла по хребту. Какое всё же красивое имя. Хаку улыбнулся:       — Главное, чтобы с тобой всё было хорошо.       Он немного развлек нас рассказом о том, как без нас не ладилась игра и как Вада полез с кулаками на Ясуду, который, по его мнению, нарушил правила. Когда в медпункт зашла запыхавшаяся мама Хироко — невысокая миловидная женщина со строгим пучком седеющих волос на голове — мы все смеялись. Я тут же поспешила встать с кушетки и отойти к стене, где стоял Хаку, чтобы Кодзима-сан смогла вдоволь наохаться над своей дочерью. Медкабинет был достаточно просторным для того, чтобы стоять на приличном расстоянии друг от друга. Я же почему-то сразу встала близко к Кохакунуси, а отодвигаться от него мне показалось странным. Наши голые предплечья почти касались друг друга, и мне казалось, что между ними создалось чуть ли не электрическое поле. Хаку, надо сказать, тоже не стал от меня отодвигаться. Мы с ним переглянулись. Всегда неловко присутствовать при сценах семейного единения, хотя в них, по сути, нет ничего такого. Наконец мама Хироко обернулась к нам и поклонилась нам обоим. Мы синхронно ответили ей более глубоким поклоном.       — Спасибо тебе, Тихиро, что не оставила тут Хироко. Она ведь такая трусишка, — у бедной женщины дрожал голос, будто её дочь только что экстренно прооперировали.       Я еще раз поклонилась:       — Ну что вы, Кодзима-сан, разве я могу её бросить?       Мама Хироко улыбнулась мне и обратилась к Хаку:       — И вам тоже спасибо, Нигихаями. Мы не знакомы, но Хироко много рассказывала мне о вас.       — Я всегда рад помочь друзьям и поддержать их, Кодзима-сан, — сказал Хаку с повторным поклоном.       — Пожалуйста, приходите к нам сегодня. Мне придется задержаться на работе, но вы с Хироко можете заказать еду и немного посидеть! Ведь учиться сейчас так сложно, вам нужно отдыхать.       Я подавила улыбку. Как могут измениться строгие родители, поощряющие большую загруженность детей в школе, стоит их дитятке немного пораниться… Но я одернула саму себя, вспомнив о тяжелой детской болезни Хироко. Мы с Хаку пообещали прийти к Хироко в гости.       — Я только доеду до дома, спрошу, не нужна ли моя помощь бабушке, и тут же поверну к тебе, — сказал Хаку, — Огино скажет мне адрес.       Я быстро кивнула. Мы с Хаку хотели проводить Хироко и её маму до машины, но тренер Харада погнала нас обратно в зал. Противиться было незачем, потому что посередине нашего пути туда прозвенел звонок. Я быстро объяснила Хаку, как добраться до дома семьи Кодзима, и мы разошлись по раздевалкам. Там я еле отбилась от одноклассниц, сгоравших от любопытства, как там Хироко и почему её вещи так яростно отобрал у них Кохакунуси. В итоге мне пришлось достаточно грубо огрызнуться, чтобы мне дали пройти к моему шкафчику. Там я быстро переоделась и вышла из раздевалки, где продолжили шелестеть голоса одноклассниц.       Теперь все будут думать, что Хаку встречается с Хироко. Ну, а с кем ему встречаться… не со мной же. Как следует обдумать эту мысль я не смогла, потому что, открыв свою сумку и привычно запустив руку во внутренний карман, я остановилась прямо посреди коридора. На месте не было моего блокнота.

***

      Я судорожно пыталась вспомнить, когда проверяла его в последний раз. Мысли, как всегда, когда я в панике, ворочались с трудом, но я вспомнила, что доставала его в полупустом классе на обеденном перерыве. Хироко с Хаку уже вышли в коридор, а я достала свой скетчбук, чтобы положить в его внутренний карман два новых наброска — всё с ним, моим зеленоглазым одноклассником. Я закрыла блокнот и на ощупь положила его в сумку… Моё сердце ухнуло вниз. Неужели мимо сумки? Почему я не проверила, уходя из класса на физкультуру, почему этого никто не заметил? Я постаралась успокоиться и продолжила идти в класс. «Одно хорошо, — подумала я, — если он в классе, то он никуда не мог деться. Сейчас я зайду и заберу его. Сейчас…»       Я ускорила шаг. Дверь в наш класс была открыта, оттуда доносился голос Акиры Араи, что-то проникновенно декларирующей по-английски. Неужели решила подлизаться к Исигуре-сану… Я вслушалась в текст и узнала, что она читала, только оказавшись на пороге. Там я и застыла, как вкопанная.       —…и я поставлю твой дом вверх чёртовым дном,       если бросишь меня этой мерзкой весной».       дрожащей рукой накрою высокий твой лоб,       поймаю взгляд изумительно ярких глаз.       и пойму:       не нужно мне денег, машин и поклонников толп,       лишь в небе с драконом нежнейший вальс.       Это были мои стихи.       И это был конец.       Точнее, я не могла воспринять случившееся иначе. Моей души коснулись холёные ручки Араи, да не просто коснулись, а присвоили её себе. Неужели у меня теперь нет души? Некому было меня защитить. Одна Хироко знала о существовании этого ежедневника, но даже она не догадывалась о его содержимом. А ведь я хотела показать стихотворение Хаку, потому что… он был единственным, кому оно предназначалось. Я практически набралась смелости несколькими днями ранее и даже держала листок в руках, но так и не смогла протянуть его другу. Как было бы всё просто, если бы я дала ему прочесть свои стихи. Но я этого не сделала, и он настороженно смотрел на то, как я стояла в дверях нашего класса.       Все притихли. Какая-то часть меня, сохранявшая рассудок, поняла, что одноклассники ждут от меня очередного шоу, подобного тому, в день, когда пришёл Кохакунуси. Из почти изгоя я превращалась в шоудиву.       Молчание надоело, как ни странно, неразговорчивому Тоси Ваде, который громко и со своим обычным вызовом спросил меня:       — Огино, ты чего, в пол вросла?       — Наверное, ей очень понравились мои стихи, — с ослепительной улыбкой проговорила Акира Араи.       Ох, зря ты открыла свой мерзкий красивый ротик.       Я вперила в неё взгляд, полный ненависти, и почти прорычала:       — Это не твои стихи.       Араи скрестила руки на груди, не выпуская листочек, исписанный моим почерком. На парте перед ней лежал мой ежедневник. Наверняка она что-то придумала, иначе не начала бы эту аферу. Я судорожно соображала; мозг совершенно отказывался работать.       — Интересно, а чьи же стихи могут лежать в моем блокноте с моими рисунками? — насмешливо спросила Араи.       Какая же она классная актриса. Я бы ей поверила, не зная правды. Так она еще и запаслась реквизитом. Аккуратно раскрыв ежедневник, Араи показывала всем желающим свою подпись на форзаце. Её подхалимы засмеялись, как по команде. У меня дрожали колени. Я даже не думала подписывать блокнот, не предназначенный для чужих глаз.       — Огино, — внезапно окликнул меня Исигуро-сан. Его голос показался мне ободряющим, — а чьи, по-вашему, это стихи?       Я опустила голову и вжала её в плечи. Конечно, никто не знает о том, что их одноклассник был драконом, никто не знает о том, что я его… да, никто. Но вся моя спесь тут же спала, я боялась открыть рот и поднять глаза.       — Огино? — повторил учитель литературы.       Я собралась с духом и, не поворачивая голову в сторону Хаку, твердо сказала:       — Мои.       — И вы можете это доказать?       — Исигуро-сэнсэй, — лениво сказала Акира Араи, — как же она это сделает, если…       — Да, могу.       Кажется, на этот вариант развития событий красавица не рассчитывала. Улыбка не сползла с её лица, но мне показалось, что она стала менее уверенной.       — Мне даже интересно, — протянула она, — как же это будет? Филиграни на бумаге? Или имя какого-нибудь зеленоглазого парня в сердечке? Но тут этого нет, можешь не сомневаться.       Меня будто огрели чем-то тяжелым по голове, но я наконец-то поняла, что правда на моей стороне. Вряд ли она додумалась до этого. Она не знает меня так хорошо. Она вообще не знает меня.       — Исигуро-сэнсэй, — сказала я дрожащим голосом, — можно мне показать?       Он внимательно посмотрел на меня, после перевел взгляд на Акиру и сказал ей:       — Араи, дайте мне этот блокнот.       Девушка протянула ему скетчбук, быстро взглянув на меня. Я опустила сумку на пол, медленно подошла к учительскому столу, взяла свой ежедневник из рук Исигуро-сана и быстро раскрыла его на нужном месте. От сердца отлегло. Араи явно не долистала до моего любовно заклеенного разворота. Я скрепя сердце отодрала один лист от другого, разумеется, порвав верхний из них, и без слов всучила ежедневник обратно Исигуре-сану. Сверху я шлепнула записку от врача.       — Меня просили передать, что Хироко Кодзимы не будет на уроке, — голос по-прежнему дрожал, но я уже знала, что выиграла этот бой.       Исигуро-сан, не глядя на записку, внимательно изучил содержимое прежде заклеенной страницы. После этого он повернул ежедневник к Акире Араи и спокойно сказал:       — Прочтите вслух текст этой открытки.       Араи не изменилась в лице, читая послание, написанное рукой моей первой подруги от лица всех одноклассников:       — «Тихиро, не грусти, еще увидимся».       После секундной паузы раздался громкий голос всё того же Тоси Вады. Он точно был бы героем дня, если бы дело не касалось меня так сильно:       — Араи, ты чокнулась, да? Нет, ну сегодня ты упала просто ниже плинтуса!       Я была опустошена, будто меня непоправимо опозорили. Я не обращала внимания на возмущенные фразы одноклассников, которые впервые встали на мою сторону, не слышала, как их пытался остановить учитель Исигуро. Внезапно мне стало дурно. Ни о чем не думая, не обращая внимания на прозвеневший звонок и на то, что моя сумка осталась лежать на полу, я вышла из класса и почему-то закрыла за собой дверь. Я подошла к окну и посмотрела на внутренний двор. Скоро шум в классе прекратился. Я услышала, как открылась и тут же закрылась дверь, и почему-то была уверена в том, что вышел Хаку. Я ни разу не посмотрела в его сторону во время этой неприятной сцены, и я хотела убежать прочь, лишь бы не говорить с ним. Кажется, я даже сдвинулась с места, но низкий голос Исигуро-сана остановил меня:       — Ваши вещи отнесли на место, но это я решил передать лично.       Он встал рядом со мной около окна и протянул мне листок со стихотворением. Я взяла его и вместо благодарности спросила:       — А блокнот?       — На столе. Я попросил Кохакунуси и Ваду проследить за ним. Кажется, им можно доверять.       Я ничего не сказала и шмыгнула носом. Хотелось плакать, но слёз не было.       — Родители Араи будут уведомлены об её проступке, как и директор школы, а я в качестве дисциплинарного взыскания поставил её сегодня на дежурство.       Я всё еще молчала и только удивлялась тому, что он мне это говорил. Я бы узнала от кого-нибудь из одноклассников… только не от Хаку.       — Огино-сан, — учитель Исигуро повернулся ко мне, но я так и не пошевелилась. Да, это было нарушением этикета. И да, мне внезапно было всё равно, — я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я прекрасно понимаю, через что вам пришлось пройти.       Я всё же посмотрела на учителя литературы. Да откуда ты знаешь, проклятый толкователь хайку… Это мой крик души, слова, которые вырвались из глубины моего чертового сознания, вопль отчаяния, обращенный к одному-единственному человеку, и он был присвоен ненавистнейшей мне Акирой Араи. Мало того — прочитан в присутствии того самого единственного человека, который — я уверена — не смог узнать себя в этих строках. Что ты можешь знать об этом?!       Кажется, мой взгляд был красноречивее всех возможных слов. Исигуро-сан коротко кивнул:       — Возможно, я не всего понимаю, я на это ни за что не претендую. Но я хотел сказать о другом. Когда я поступил в университет, я оказался в подобной ситуации. Только я сам дал прочесть свою работу одному человеку, а он опубликовал её в университетском альманахе от своего имени. И этого человека я считал другом. А еще я не смог набраться смелости и, подобно вам, отстоять свое творчество и имя.       Он немного помолчал и не дождался от меня никакой реакции, поэтому продолжил говорить:       — Араи-сан поступила низко, и я надеюсь, что возмущение ваших одноклассников ударит по ней больнее возможных наказаний, потому что она этого заслужила. Но, если я правильно понял, вы с ней не подруги, да?       Я кивнула.       — Что ж, вам все же повезло чуть больше. Я в свое время потерял не только работу, которой посвятил всего себя, но и друга. Но сейчас я понимаю, что всё это было к лучшему. Преподаватели раскритиковали тот очерк в пух и прах, и мне даже не было обидно, потому что все шишки прилетели тому парню.       Я неожиданно увидела, что темные глаза Исигуро-сана смеются. Еще неожиданнее для меня было то, что он показался мне совсем молодым. Сколько ему лет? Есть ли хоть тридцать? То-то по нему, симпатичному молодому литератору с небольшой щетиной, сохнет половина школы… а я даже никогда к нему не приглядывалась, хотя мне нравились его методы преподавания. Может, поэтому он счел возможным поговорить со мной вот так, наедине?       — Скажите, Исигуро-сэнсэй, — тихо начала я, — мои стихи очень плохие?       — Вы неправильно ставите вопрос, Огино-сан. Вы написали стихотворение и уже за это заслуживаете похвалы. Я сейчас могу рассуждать предвзято, поэтому скажу лишь то, что оно очень искреннее. И я думаю, что хотел бы прочитать его сам, а не воспринять на слух. Мне кажется, у Араи что-то с произношением…       Я несмело улыбнулась. Исигуро-сан достал из кармана пиджака небольшой платок и начал протирать очки.       — Кстати, Араи-сан, видимо, очень понравилось ваше стихотворение, раз она решила его присвоить. И она оказала вам услугу: ведь теперь вы вышли из тени. А я буду рад увидеть копию вашего стихотворения в школьной газете. Если вы не против, принесите его мне на электронном носителе, а я отправлю его редакции вместе с текстом для моей колонки.       Я чуть не открыла рот от удивления:       — Вы думаете, мне стоит его напечатать?       — Конечно, Огино, а как же иначе получить непредвзятую критику? А теперь нам пора в класс. Обещаю вас не трогать во время занятия, вам и так сегодня здорово досталось…       Исигуро-сан надел очки и начал двигаться в сторону нашего класса. Когда он почти дошел до двери, он остановился и сказал мне через плечо:       — Опять же, Кохакунуси не придется отвлекаться, чтобы вернуть вас в русло нашей дискуссии. Мы, учителя, видим больше, чем вам кажется…       А я думала, что Исигуро-сан не сможет удивить меня еще сильнее… Он пропустил меня вперед, и мы зашли в класс. Я чувствовала себя безумно неловко, когда шла к своему месту, и старалась ни на кого не смотреть. Мой несчастный ежедневник лежал на столе, а рядом с ним на парте лежал небольшой клочок бумаги с надписью: «Открой меня». Я тут же узнала, чей это был почерк. Конечно, один из тех, кто должен был стеречь неприкосновенность моего скетчбука, сам её и нарушил… Я взмолилась всем богам, чтобы он не листал его и не увидел мои рисунки. Араи вот увидела.       Я открыла ежедневник. Подпись Араи была заклеена крупным стикером, изображающим радугу. Внутри лежала еще одна небольшая записка, написанная тем же аккуратным почерком:       «Пусть после каждой грозы тебе всегда светит радуга».       Я украдкой стерла подлые слёзы и так и не смогла посмотреть вправо.