Лишь в небе с драконом нежнейший вальс

*Уробо́рос – свернувшийся в кольцо змей или дракон, кусающий себя за хвост.       Цубамэ очень чутко прислушивалась к каждому моему слову, даже когда я случайно путалась: указывала ненужное направление и быстро исправлялась. Только благодаря подобным оговоркам я вспомнила о том, сколько уже не спала и сколько всего изменилось с тех пор, как я открыла глаза. Во всё произошедшее верилось с трудом, но я не хотела даже думать об этом. Я вообще ни о чём больше не могла думать, кроме того, чья кровь прокладывала мне путь. Да, пусть его глаза будут последним, что я увижу в жизни. О большем я не могла бы и просить.       В голове крутились сотни воспоминаний, перетекающих одно в другое, словно ручьи, сливающиеся в необъятную реку. Там были и самые первые, смутные и полупрозрачные, пахнувшие водной свежестью. Купальни Абурая, сказочные, пугающие — совсем не такие, какими я увидела их во второй раз — навсегда отмечались в моей голове той печатью, что Хаку украл по приказу Юбабы. Все мои сны, ставшие одной долгой грёзой, и та фраза, конец которой я так и не услышала наяву. Воспоминания о Нигихаями, умном и ехидном однокласснике, были, как ни странно, самыми больными: ведь они говорили мне о моей неописуемой глупости, из-за которой я его потеряла.       Я думала и о своей семье, и о друзьях, перед которыми я чувствовала страшную вину. Они никогда не узнают, что случилось с их Тихиро. С другой стороны, возможно, это даже к лучшему: так они смогут надеяться на то, что я однажды вернусь. Как Тоси надеялся встретить сестру, которая так просто променяла его на жизнь управляющей купальнями… Мне захотелось снять с шеи чётки и бросить их вниз, на широкое поле, но я не сделала этого. Я обещала Рин, а ей это было важно. Да и, к тому же, обе руки были заняты.       Мир духов, казавшийся мне чуть ли не раем, внезапно принес мне больше грусти и тоски, чем радости от встречи со старыми друзьями. Я в очередной раз отметила, что так часто бывает, когда чего-то очень сильно ждёшь, а в итоге всё случается, но совершенно не так, как ты хотел.       — Цубамэ, давай ещё чуть влево, — сказала я птице, которая в очередной раз послушно мягко повернулась.       Теперь мы снова летели прямо туда, куда указывала подрагивающая стрелка. У меня слезились глаза от ветра и яркого солнца, но я почти не обращала на это внимание. Я знала, что мы не будем лететь вечно. У всего есть свой конец.       Однако я не думала, что конец полёта случится так быстро.       Стрелка на луччоле задрожала сильнее обычного, издавая лёгкий дребезжащий звук, и начала вращаться так же неистово, как глаза золочёной головы на дверях кабинета Бо. Я же заметила это не сразу, потому что мой взгляд впервые за всё время в воздухе по-настоящему привлёк пейзаж внизу. Мы пролетали над небольшим перелеском, с одной стороны которого было то самое широкое поле, а с другой — озеро с бирюзовой водой, почти круглое, казавшееся скорее нарисованным, чем настоящим. Моё сердце неистово забилось, а я сама тяжело задышала, давясь от порывов ветра: на тонкой полоске песка совсем рядом с водой лежал, свернувшись в кольцо, тот, кого я отчаянно искала и ждала.       Мой бело-зелёный дракон.       Цубамэ тихо крякнула и развернулась на сто восемьдесят градусов. Я сначала запаниковала, но поняла, что птица оказалась мудрее меня, когда мы начали медленно спускаться. Вскоре я слезла со спины бывшей помощницы Юбабы и чуть не упала на землю от того, как сильно затекли ноги. Всё же усевшись на землю и чуть растерев икры, я протянула луччолу птице. Фонарь светил очень тускло, но стрелка крутилась по-прежнему быстро.       — Спасибо тебе за помощь, Цубамэ, — сказала я, отдышавшись, как после бега, — дальше я сама.       Птица мотнула некрасивой головой, явно не соглашаясь оставлять меня одну. Её большие тёмные глаза смотрели на меня с неприкрытым неудовольствием. Я с трудом поднялась с земли и почти всунула ручку фонаря в птичий клюв.       — Будет очень нехорошо с моей стороны, если я сломаю такую дорогую вещь госпожи Юбабы, — сказала я, пристально глядя в глаза Цубамэ, — пожалуйста, возвращайся к Бо-саме. За меня не беспокойся, я справлюсь… как-нибудь.       Я не понимала, с чего эта странная птица решила принять живое участие в моей судьбе, но была ей за это очень благодарна. Черноглазая Цубамэ дважды моргнула и склонила длинную шею. Я поклонилась ей в ответ. После этого быстрого ритуала птица завертелась на одном месте и тут же исчезла. Тогда я лучше поняла слова Бо о том, что он тратит меньше времени на путешествия, чем я. Всё же я была чужой в этом мире. Но долго думать об этом я не стала и медленно повернулась в ту сторону, где за высокими деревьями скрывалось бирюзовое озеро. Я поразилась тому, как было тихо: ни единого птичьего голоса, ни стрекота насекомых, ни шелеста листвы — ничего из того, что ассоциировалось у меня с лесом, я не слышала. У меня не было никакого плана действий, я не знала, что мне делать, когда я дойду до Хаку; я могла лишь догадываться, что со мной сделает он. И всё равно я медленно пошла вперёд, продираясь через кусты и обламывая полусухие ветви, потому что не могла оставаться на месте, зная, что дракон так рядом.       «Mou sukoshi dake de ii, Ato sukoshi dake de ii, Mou sukoshi dake kuttsuite iyou ka».**       Я больше не могла думать, мне казалось, что я вообще больше не жила, а двигалась лишь по инерции, расчищая себе путь. Куртка несколько раз цеплялась за ветви и неизбежно рвалась, но мне было всё равно. Там был Хаку, а больше меня ничего не волновало.       «Boku ga boku no namae wo oboeru yori zutto mae ni».***       Я сорвалась на бег, не понимая, зачем я это делаю, едва увидела блеск воды между деревьями. Я бежала к нему, несколько раз упав, продырявив джинсы и разодрав колени в кровь, но я не останавливалась ни на мгновение. «Лишь бы быстрее вновь оказаться рядом с ним! — отчаянно завопила я, не открывая рта, — Лишь бы…» Отвлекшись на эту мысль, я закрыла глаза и, зажмурившись, пробежала последние несколько шагов. Мне снова было страшно, но я боялась лишь одного: не увидеть его перед собой. И всё же я встретилась взглядом с его зелеными глазами.       Бело-зелёный дракон больше не лежал, отдыхая на берегу сказочно красивого озера. Он стоял, ощерившись; шерсть на загривке вздыбилась, усы и длинный хвост беспокойно развевались. В зелёных глазах я действительно не видела и тени того человека, которого знала. В них я видела только зверя, чей покой потревожили, готового защищать себя и свою территорию, не ведавшего пощады. Только тогда я поняла, что тот страшный взгляд, направленный полжизни назад в сторону Акиры Араи, был жалким подобием настоящего взора драконьих глаз. Страх забывается, любовь — никогда.       Мне было всё равно, ведь я знала, кто передо мной. И я потеряла остатки рассудка, увидев эти пронзительно зелёные глаза. Я снова заплакала, но будто впервые лила слёзы, будто впервые видела его. Меня накрыло волной безумной радости: это же Хаку, мой Хаку, он жив, он передо мной! И он не сможет не узнать меня! Я сделала несколько шагов вперёд. Дракон дёрнул головой.       — Хаку? Ни… Нигихаями, — дрожа всем телом, но не от страха, а от счастья, произнесла я, — ты узнаешь меня? Это я…       Из груди дракона вырвался короткий угрожающий рык, но я не останавливалась, как завороженная, приближаясь к нему, не в силах отвести взгляд от его вытянутой морды.       — Я Тихиро. Хаку, ты ведь помнишь меня? Ты спас меня, когда я уронила туфельку в реку. Ты помог мне выжить в этом мире. А сейчас я помогу тебе, только я не знаю как, но я что-нибудь придумаю! Я обещаю тебе, Хаку!       Второй рык был гораздо громче первого. Дракон ещё сильнее оскалил белые зубы и наклонил голову. Я всё ещё шла к нему, сокращая расстояние между нами, и даже вытянула вперёд руку, чтобы погладить его по лбу, как завещала сама себе в глупом стихотворении, когда вдруг отчётливо поняла, что случится дальше. Хаку совсем меня не узнал, он наклонил голову не в сентиментальном жесте героя, заключенного в чужом теле, а с одной конкретной целью. Дракон хотел протаранить меня длинными рогами, что для моего худосочного туловища обернется неминуемой… смертью? «А не затем ли я шла к этому озеру в одиночку, зная, что смертная девчонка не в силах спасти своего…»       Внезапно меня отбросило в сторону так, что я упала на бок и немного прокатилась по песку. Шок не позволил долго лежать, и я подскочила на ноги, ощущая боль во всей левой половине тела и понимая, что после падения песок забился не только в глаза, но и в рот. «Хаку не мог так боднуть меня: я ведь не сводила с него глаз», — судорожно подумала я, в ту же секунду увидев, что на сцену вышел новый участник представления. Мир снова остановился после очередного взрыва.       — Не смей соваться сюда, — прохрипел взъерошенный Рюити, доставая из кармана плаща длинный хлыст, — ну, привет, братец. Давай лучше мы с тобой поговорим, давно ведь не виделись.       Я почти не удивилась, снова увидев его, хотя довольно долго совсем не вспоминала о существовании своего прежнего спутника. Хаку и Рюити смотрели друг на друга. Оба казались пришельцами из разных миров: светлый змеевидный дракон, по-прежнему угрожающе выставлявший вперед рога, и бледный юноша в развевающемся чёрном плаще и красных кедах с хлыстом в правой руке. На его щеке, обращенной ко мне, от напряжения проступил желвак. Отметины же, повторявшие черты на его маске, исчезли с лица. Я заметила это за секунду до того, как Рюити занёс руку над собой и с силой стеганул Хаку по левой передней лапе. Из моей груди вырвался сдавленный стон, из груди дракона — неистовый рёв. Рюити ещё сжимал в руках хлыст, когда Хаку в один прыжок оказался рядом с ками и вцепился в него зубами.       Вот когда я вспомнила, что такое страх. Будто в замедленной съемке я наблюдала за тем, как Хаку несколько раз тряхнул кричавшего Рюити и бросил его примерно на пять кэн**** в сторону, издав очередной рёв от причинённой боли. Его морда была окрашена кровью. Я стояла, закрыв руками уши, но всё равно слышала два душераздирающих крика. Хаку взвился в воздух, словно гимнастическая лента, и, конвульсивно дёрнувшись, рухнул на песок очень близко к воде. Я ничего не понимала: удар, нанесенный ему кнутом, был явно не смертельным. Почему же ему было так больно? Я не могла сдвинуться с места и не могла перестать смотреть на притихшего дракона.       «Не мог же он… нет, нет, не мог…», — такой была моя первая мысль с того момента, как меня прокатили по песку. И я в кои-то веки была права и не могла в это поверить, хотя уже видела такую трансформацию, поэтому не могла ошибиться. Тело дракона будто стремительно уменьшилось в размере, и на его месте остался лежащий на земле темноволосый парень с неестественно вывернутой левой рукой.       — Нигихаями, — прошептала я, наконец найдя в себе силы пошевелиться и сдвинуться с места.       Я быстро добежала до парня и упала рядом с ним на песок. Это был, конечно, Хаку. Изможденный, с осунувшимся лицом, одетый в ту же одежду, в которой он заехал за мной в день Ханами. Мне показалось, что я сошла с ума, что это просто не может быть правдой. Я коснулась рукой его щеки. Тёплая. Другую руку я положила ему на грудь, пытаясь уловить биение сердца. Оно откликнулось мне тихим, медленным, но мерным стуком.       — Ты жив, — еле выговорила я, — всё кончилось.       Я склонилась над Хаку и коснулась его лба своим, не в силах поверить в то, что всё это происходило на самом деле. Всего-то нужно было… Холодное осознание ударило по мне, как длинный хлыст по драконьей лапе.       — О боги, Рюити…       Я быстро поднялась на ноги и оглянулась, ища взглядом человека в тёмном плаще. Он лежал там, куда его бросил Хаку, не шевелясь и не подавая других признаков жизни. Не помня себя, я рванула к нему, увязая в светлом песке и молясь о том, чтобы застать Безликого в живых. Рюити лежал на спине и судорожно дышал, глядя в небо. Свет по-прежнему терялся в его почти чёрных глазах. Я рухнула на колени, не обратив внимания на боль в ногах, и склонилась над раненым ками. Не нужно было обладать медицинским образованием, чтобы понять: всё очень плохо. Разодранная футболка еле прикрывала такое же разодранное тело. В фильмах я неоднократно видела, как пытаются остановить кровь прямо руками, но я совсем не умела этого делать. И всё равно я прижала левую руку к солнечному сплетению Рюити, чувствуя, как сквозь пальцы начала течь горячая густая жидкость.       — Кровь ками, — каким-то чужим голосом начал говорить Рюити, — помогает снять любое проклятие. Но её нужно добыть в бою, иначе эту силу не пробудить.       — Боги, Рюити… — прошептала я в ужасе.       — Девочки где-то рядом, проведи им по губам пальцем, смоченным в моей крови… они уснут, это поможет изменить им память… пусть займется Бо или Дзэниба… — Рюити говорил медленно, но отчетливо. Он повернул голову и посмотрел на меня. На его совсем белом лице промелькнула та самая полуулыбка, которая так его красила. — Прости меня. И не говори Хаку, что я хотел его бросить. Я только сейчас понял…       — Рюити, не надо, не говори ничего! — я оглянулась в надежде, что кто-то выйдет из перелеска и поможет нам, но вокруг было всё так же тихо.       — У меня мало времени. Дай мне руку.       Ками с трудом поднял левую руку. Я вцепилась в неё своей правой: левая по-прежнему безнадежно пыталась остановить кровь. Едва наши руки соприкоснулись, я услышала голос Рюити, звучавший чуть насмешливо, как обычно, в своей голове: «Так я смогу рассказать то, что не успел раньше».       Внезапно всё передо мной исчезло и сменилось гостиной в доме Хаку. Дзэниба ходила по комнате из стороны в сторону. Я захотела закричать от радости: Рюити будет спасён, Дзэниба точно поможет! — но не смогла выдавить из себя ни звука. Взгляд случайно упал на стену, где висело небольшое зеркало. Оттуда на меня смотрел сам Рюити, одетый в белую футболку и светло-синие джинсы. Свежий и красивый. Совсем живой.