Два года назад
Джено протягивает очередную салфетку, наблюдая за тем, как Джун вытирает красные руки. На щеке так же пятно и рубашка почти вся грязная, а в глазах у старшего слезы, хотя эмоций на лице практически нет. — Я ведь не хотел его убивать, — тихо бормочет китаец, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем младшего, но тот лишь тихо стоит в стороне, давая салфетки иногда. — Чэнлэ сам напросился, да? — Нет, — тихо отвечает Ли и поджимает губы. Ему врать старшему незачем, Джун ведь любит его и доверяет. Джено является единственным человеком, которому тот доверяет. — Тогда, я случайно, — китаец слабо подрагивал иногда и смотрел в белую стену, покрытую треснувшей плиткой. — Да, — кореец не врет, скорее убеждает себя. Он подходит к стене и прислоняется к ней спиной, медленно сползая вниз на землю. В памяти только уже мертвые глаза такого знакомого Чэнлэ, который когда-то ярко улыбался и освещал собой кажется весь мир, зеленые когда-то волосы, которые сейчас почти полностью были грязно красными, и Рэнджун с кровавыми руками и испугом на лице, который был наверное последней его эмоцией. Кореец тогда просто обнял старшего, даже не спрашивая что именно случилось, бесстрастно переступил через труп друга. Важно было только успокоить Рэнджуна, и когда-то он назвал бы это любовью. А сейчас это уже болезнь. — Я не виноват, — Джун бросает салфетку и подходит к умывальнику, кажется наконец-то начиная соображать. Вода течет только холодная, горячую отключили, но Хуану все равно, он и так весь трясется. Только вот не от холода. — Я не виноват, — снова шепчет парень, пытаясь оттереть уже засохшую кровь и роняя слезы. Глаза нервно поглядывают в зеркало, замечая синяки и кровь, чужую. Будто с этими слезами уходит и сам Рэнджун, исчезает и оставляет только тело. Последние эмоции, смешанные, переполняющие китайца полностью не давая успокоится, делая движения нервными, голос хриплым, а глаза мокрыми. Со спины резко подходит Джено, сгребая старшего в объятия и зарываясь лицом в чужие волосы. Вдыхает родной запах. стараясь не замечать металлический. Китаец больше не сдерживает плач и кричит, кричит, задыхается. — Чэнлэ, он ведь, — шепчет Ли, сквозь слезы. — Он ведь как лучше хотел. Помочь тебе, спасти, зачем ты его так? Джун не слышит, или просто притворяется, потому что слышать не хочет. От слов младшего легче не становится, но слушать дальше хочется. Хочется понять: почему? зачем? за что? Потому что Хуан сам не понимает. — Тебе ведь действительно надо… — Не смей, — перебивает Рэнджун и разворачивается, целуя холодными губами губы Джено и втягивая воздух через нос. — Не буду, прости, — отвечает Ли и еще раз целует старшего, пытаясь вылить в поцелуй все свое отчаяние, терзая губы и кусая их, сжимая руками чужую шею, руки, талию. Но Джун этим только наслаждался. И так всегда.***
— Я не хотел убивать твоего брата, — шепчет китаец на ухо Джено, который лежит с старшим в одной кровати. Руками перебирает чужие волосы и просто молчит. Потому что сказать нечего. С момента смерти его брата прошел месяц, а с момента смерти Лэлэ целый год. И Хуан не срывался долгое время, был спокойным и жил как обычный подросток. А в один момент пришел с окровавленными руками к Ли и просто тихо произнес «Это был Минхён». Как раз в тот момент Джено понял, что старшого не спасти, что Рэнджун навсегда такой, что его либо убить либо изолировать от общества. Ли было чертовски больно тогда, хотелось просто покончить со всем этим, сбросившись с моста, например. Но кореец просто собрал вещи и ушел из дома вместе с китайцем. Навсегда. Он будет с Рэнджуном всегда, как и его болезнь. До последнего будет любить.***
До последнего — это, кажется, до сейчас… Рэн не плачет, Рэн не истерит, не кричит. У него из глаз текут слезы, но он не плачет. Это просто единственное, что он не может контролировать. В руках пистолет, который Рэн бы выбросил, если бы мог, но что-то внутри не дает. Что-то внутри заставляет немного надавить на курок, но пока не выстреливать. — Ты не выстрелишь, — спокойно говорит Джено, сидящий на краю кровати, и смотрит на китайца, а на лице ужас, страх. Хотя, этого он и ждал. Ли знал, когда-нибудь это случится. КОгда-нибудь Рэн убьет самого последнего близкого ему человека. и этим человеком станет кореец, потому что больше просто некому. и не смотря на это, Джено оставался с Хуаном всегда, не уходил, не бросал. А стоило бы. — Ты ничего не понимаешь, — всхлипывает китаец и наводит пистолет на парня. — Тебя вылечат, — пытается успокоить старшего кореец. — Ты станешь таким как все. ты будешь здоровым и сможешь жить нормально. Вместе со мной. — Не нужно было им звонит! — кричит Джун и сталкивает бутылку виски со стола, которая разбивается создавая грохот, а несколько осколков кажется врезаются в ногу Рэна. — Ты ведь любишь меня, — не спрашивает, убеждает Джено. Плана побега нет, да он и не нужен. Даже если он умрет, он ведь только этого и хотел. Жить с таким очень трудно, с такой любовью. Потому что Джено любит старшего слишком сильно, до боли в груди, до сбитого дыхания, до смерти. А Рэнджун не предназначен для любви, он убивает все, что рядом. Это не его вина, но факт остается фактом. Рэн кивает и закрывает глаза. Надавливает на курок и тихо шепчет: — Чертовски люблю… Слышит как падает мертвое тело на пол, и кричит. Теперь уже действительно кричит и действительно плачет. Он открывает глаза и опускает взгляд на Джено, холодное тело последнего любимого, дорогого человека. Джун монстр, а сделать с этим ничего не может. Кровь растекается по полу и смешивается с разлитым виски из разбитой ранее бутылки. Джун поднимает тело и кладет на кровать, а сам ложится рядом. Пытается почувствовать себя как раньше, старается изо всех сил, смотрит в лицо напротив с дыркой во лбу и окровавленным лицом и пытается представить на этом месте улыбку, ту в которую когда-то влюбился. В руке все еще держит пистолет, а в другую берет руку Джено, все еще теплую, и смотрит в потолок. — Мне кажется, мы просрали нашу жизнь, — тихо говорит, подавляя рвущиеся наружу слезы и рыдания. — Знаешь, ты единственный кто меня любит, — шепчет и вытирает слезу рукой, задевая подбородок рукояткой пистолета. — И любил всегда. Хуан поворачивает голову и видит родные стеклянные глаза. Целует мягкие губы и вдыхает родной запах, вперемешку с уже знакомым запахом крови. Джено молчит и больше никогда ничего не скажет. Он понимал старшего всегда и сейчас поймет. — Ты наверное как всегда промолчишь, — хмыкает китаец и слегка улыбается. — Но я люблю тебя. Джун ложится на спину и снова смотрит в потолок. В левой руке чужая ладонь, в правой заряженный пистолет с одной пулей, в душе боль и пустота. Китаец с такой же холодной едва заметной улыбкой кладет пистолет в чужую раскрытую ладонь и снова смотрит в теплые карие глаза. Проводит большим пальцем по скуле, гладит родинку и тихо просит: — Выстрелишь в меня? Но Джено бы не выстрелил.