Мне нужно полгода или один день

      Лучше убежища, кроме хозяйского дома, Тэен не находит. Внутри меньше людей и работает кондиционер. С улицы доносятся звуки музыки, щебетание подружек невесты — именно с ними проводила это время новоиспеченная миссис Ким, наверняка выслушивая комплименты в адрес своего платья, прически, букета, шепотом проскальзывает «и жениха» — и они все взрываются хохотом.       Тэен оттягивает галстук, расстегивает верхнюю пуговицу и выдыхает. Он был готов к чему угодно на этой свадьбе: к знакомству с родственниками Доена и его любвеобильной тетей, меняющей, по его словам, одного молодого любовника на нового каждый месяц и перед свадьбой удобно освободившейся; к подружкам невесты, телефонный номер одной из которых, записанный подводкой на салфетке, вежливо был упрятан в карман. Он уже перехватил две клубники в шоколаде и три тарталетки с лососем, чтобы набраться сил, если придется останавливать Тэна от танцев на столе. Пусть Тэн и заявил, что станцует, только если заплатят. О чем он даже не думал — так это встретить на свадьбе этого самодовольного щенка водолаза. Как может так быть, чтобы среди миллионов людей, живущих в Сеуле, именно он оказался знаком с братом Доена?       Тэен наворачивает круги по гостиной, вокруг бежевого дивана с миллионом маленьких подушечек, будто долгое хождение вокруг поможет ему как-то решить проблему. Вопрос только раскаленнее шипит в голове: как продолжить присутствие на свадьбе, чтобы не вызывать подозрений у друзей, и при этом избежать столкновений с Джэхеном? Мерзавец, к тому же, видимо, решил свести с ним счеты, иначе зачем ему рассказывать об их знакомстве, держать его за талию, улыбаться с ощутимым умыслом.       Тэен замечает, что пришел на кухню и, чтобы занять руки, хватает стакан с полки и наливает в него воды, потом выпивает, потом наливает еще и пьет до дна. С утра обещали, что будет душно, рекомендовали пить воду и избегать потрясений, и хотя бы что-то из этого Тэен должен выполнить.       Усердно вымыв и оттерев стакан до блеска, он идет обратно в гостиную и обреченно смотрит на диван. Он был здесь до этого один раз, умилялся миллиарду кремовых подушечек и даже помогал в тот вечер отцу Доена на кухне, а потом остался ночевать. Ему сказали, что он первый (помимо Тэна, потому что Тэн не в счет, Тэн почти как кошка, гуляющая сама по себе и загуливающая по адресу периодически), кому из взрослых друзей Доена выпала такая честь, и Тэен очень гордился и прикипел к дому всем сердцем, пусть Доен его больше и не звал. Сказал, что появление Тэена привело родителей в немыслимый восторг, находиться дома стало невозможно, и если Тэен не хочет за него замуж, то лучше ему больше не появляться и не разбивать сердце миссис Ким.       Мама Ким почему-то решила, что Доен не заинтересован в девочках по той причине, что заинтересован в мальчиках. Ее всеобъемлющая душа сразу приняла этот выбор сына, как принимала все устремления сыновей. А поскольку в семье был силен соревновательный дух и жажда победы, Доен зарекся приводить гостей и предостерег Тэена, что, приди он сюда еще раз, может случиться что-то ужасное, потому что миссис Ким просто так не сдается. Но на семейном совете решили, что на время свадьбы проклятие может быть снято, пока мать утешена появлением невестки. И вот Тэен здесь.       Из гостиной наверх ведет лестница, по стенам развешены семейные фотографии, из-за стоящего в лестничном пролете фикуса Тэену хитро улыбается изображение мамы Доена, обнимая за плечи диковинную женщину в дряхлых народных одеяниях и с металлическим обручем на голове, украшенным огромными бусинами. Тэен припоминает рассказ Доена о том, что родители настолько обеспокоены его неприкаянностью, что иногда выкидывают настоящие номера в попытках исправить ситуацию. Он тогда не поверил, но, видя перед собой фотографию с женщиной шаманской наружности, Тэена одолевает неприятная нужда, и, прячась за фикусом от взглядов, он пробегает к лестнице и поднимается наверх.       Между первым и вторым этажом в закутке расположена подсобная комната с уборной. Это действительно целая комната, где стоит стиральная машинка с запасным рулоном туалетной бумаги на поверхности, корзины с грязным бельем, на полках разложены полотенца, запасы детского мыла, на углу раковины словно забыт кем-то одинокий кактус. Отсюда ведет дверь. Тэен закрывается в комнате и вдыхает запах освежителя воздуха. Ему наконец-то становится легче. Он скидывает пиджак на машинку и открывает вторую дверь, так как три стакана воды сделали свое дело.       Когда он уже моет руки, в дверь стучат. Он активнее обмыливает ладони, пытаясь скорее убить все бактерии до единой, и смывает мыло теплой водой, когда в дверь стучат настойчивее. В тот момент, когда Тэен выключает кран, кто-то совсем нетерпеливый барабанит в дверь так, будто его сейчас разорвет от нужды, и Тэен плюет на аккуратность и мокрыми руками цепляется за ручку, поворачивая ее и виновато улыбаясь, но тут же пытается закрыть ее обратно, потому что в туалет к нему рвется не кто иной, как самый неприятный человек, с которым ему пришлось встретиться на свадьбе.       Они оба торчат в проеме, один в попытках закрыть дверь, другой — толкая ее от себя и упираясь плечом, задиристо шипя:       — Ты, что, собираешься вечно тут сидеть?       — Если придется, — Тэен пыжится и пытается закрыть дверь рывком, но ударяется головой и проклинает дни, проведенные у компьютера в тренировки выносливости персонажа, а не своих собственных мышц.       — А куда людям тогда в туалет ходить? — это странная смесь рычания, хихикания и утробных звуков, потому что сопротивление требует сил, а смех — воздуха. Но у Джэхена этого всего, кажется, в достатке.       — А ты разве сюда за этим пришел?       Тэен уже повернулся спиной к двери и уперся в стиральную машинку из последних сил, но Джэхен давит так, будто сейчас сломает ему позвоночник.       — А вот если да! Я пришел пописать, а тут надо пройти через настоящее испытание. Еще пара усилий — и я справлю нужду прямо на кремовый ковер миссис Ким!       Тэен испуганно тянет носом воздух, когда в его голове настоящая трагедия случается с ковровым покрытием, подобранным идеально в цвет к дивану и подушечкам. Он отпрыгивает — и Джэхен влетает внутрь, дверь ударяется о стену, кактус, оставленный, видимо, умирать, падает на пол. Джэхен широко дышит, и капля пота скатывается по углу его челюсти и ползет по шее. Возможно, Тэен переоценил его способности, либо он просто парень из потливых, кто знает, Тэен и в первую их встречу не определился. Они смотрят друг на друга как герои мультсериала, давно связанные общими воспоминаниями и долгой разлукой. Это судьба, читает Тэен в глазах Джэхена.       — Да не надо тебе в туалет, — шепчет он.       Джэхен кивает головой в бок, будто удивленно, и снова улыбается, как на улице при всех, тошнотворно мило.       — Конечно, не надо. К тому же, это не единственный туалет в доме.       Тэен чувствует себя одураченным и каким-то выбивающимся из контекста. Ему доверили хранить кольца, но он не знает о месте проведения торжества почти ничего, хотя брат жениха — его лучший друг. Его неуверенные мысли словно проявляются текстом на лбу, потому что Джэхен выглядит увереннее, чем пару секунд назад.       — Я тут все знаю, был миллион раз. Гонмен меня обожает, бабуля и мамуля Ким тоже, и Доен, может, этого никогда не подтвердит вслух, но я — его любимчик.       Он выглядит искренне счастливым, будто они с Тэеном — новые приятели, и Джэхен пытается объяснить, что мороженое во всех магазинах на районе ему продают со скидкой за улыбку, и поэтому отныне они должны стать лучшими друзьями, ведь так всем будет выгодно и хорошо.       — Допустим. А от меня-то тебе что нужно? — Тэен упирается в машинку, скрещивая руки на груди и давая понять, что на сладкие выражения лиц не поддается.       Джэхен дергает плечами, поворачивается боком к нему и лицом к зеркалу, утирает с шеи каплю пота и включает воду, чтобы помыть руки. На нем тоже нет пиджака, линия его рук и груди из-за яркого освещения в крохотной комнате хорошо проглядывается, да и рубашка льнет к нему и обтягивает везде, где надо. Становится ясно, почему он зарабатывает на жизнь фотосессиями. Тэен чувствует, что вот за этот показ ему тоже придется платить.       Джэхен ведет себя как хозяин положения. Он уже помыл руки, протер ямочку над губой, а теперь пропускает сквозь волосы влажные пальцы, как бы между делом заявляя:       — Ничего. Ничего особенного. Ничего такого. Просто маленькое извинение. И семь тысяч вон.       — Я не собираюсь извиняться! — Тэен отрывается от машинки, выведенный, наконец, из показного равновесия, чтобы кинуться в атаку, но его останавливает чужая рука.       — Тише, тише, — Джэхен внимательно его разглядывает и улыбается, но как-то не по-детски и не добро, — А заплатишь?       — С чего ты вообще решил, что это я должен извиняться? Это из-за тебя рухнула половина стенда, если бы ты тогда не кинулся на меня, ничего бы не случилось, и мы уже тогда все решили.       Тэен не собирается сдаваться и упирается хилой грудной клеткой.       — Вот я и не прошу тебя платить за стенд, а только за посудный набор, потому что для меня он был важен.       — Я первый решил его купить!       — Нет, ты его разглядывал, а я решил купить и понес его на кассу.       — Ты вырвал его из моих рук! — Тэен пытается убрать клешню, вцепившуюся в его рубашку, и оттолкнуть Джэхена одновременно, но внутри так мало места, что у них не получается никуда двинуться и дать разгуляться эмоциям.       Они хватаются за запястья друг друга и вьют их как змеи в схватке. Вот в этом у Тэена есть шанс преуспеть, потому что он всегда был гибким малым, и даже по гороскопу принадлежит к водным знакам зодиака, текучесть — его главный навык. Но они стоят и корчатся, двое взрослых мужчин, в комнатке у туалета. В рубашке тесно, в комнате не свободнее, у Джэхена оказываются какие-то ивовые руки и безумная упертость. Тэен сдается первым, опять. Он расслабляется и чуть повисает, так, что Джэхену приходится на себя принять его вес, пусть он и совсем небольшой, и тяжелее тот дышать не начинает, а тоже расслабляется.       Они облокачиваются друг на друга и так застывают, как охладевший сплав двух разных пород. Тэен упирается в плечо Джэхена, оно упругое и мускулистое, напоминает баскетбольный шар. Тэен может сделать такое сравнение только потому, что знает, каково это — лежать на баскетбольном шаре, спасибо за это времени, поведенному в ожидании Тэна в спортивном зале. Джэхен, возможно, тоже любит баскетбол, по крайней мере, похож на человека, которому понравилось бы гонять мяч каждый вечер на заднем дворе, в компании одного-двух лучших друзей. Или даже в одиночку. Наверняка, капли бегут по его белой плотной шее и черные волосы вихрами стоят на голове, а прядки челки липнут ко лбу. И пахнет от него не мускусом, а обычным потом и горячим телом. Явно не дорогими духами, как сейчас, хотя горячо от него, наверное, не меньше.       Тэен с усилием откидывается назад и тут замечает валяющийся на полу кактус. Безобразие, думает он, от них одни проблемы. Хватая запасной рулон туалетной бумаги, ожидающий своего часа на машинке, он отодвигает Джэхена рукой, и тот, к его удивлению, поддается. Цветок он бережно кладет обратно в горшок, зеленый друг кажется целеньким и выглядит свежо и здорово, и у Тэена поднимается настроение. Остается только утереть землю с пола, и постыдного коллапса — как ни бывало. Он разгибает спину новым человеком, но Джэхен возвращает его в кокон, хватая за локоть. Тэен готов психовать, но они уже выяснили, что в узком пространстве это бесполезно.       — Теперь ты хочешь туалетную бумагу с боем у меня вырвать? Я уверен, на верхних полках есть еще, ты дотянешься, ты такой же высокий, как все в этом доме, — Тэен за день устал сражаться, даже самому азартному человеку веселые квесты могут наскучить, и его голос звучит бесцветно.       — Ты говоришь, будто бы я пытаюсь ради смеха у тебя отбирать все, что попало, — Джэхен разговаривает с полом, будто ему стыдно. Ха.       — То есть, ты признаешь, что тот набор был моим?       Тэен и сам не знает, что заставляет его снова подзадоривать. Он вроде бы уже сдался, но Джэхен так быстро реагирует на все его изменения, сам перегорает и разгорается вновь так стремительно, как никто никогда раньше. Наверное, если бы Тэен кинулся сейчас на него с кулаками и желанием убить — кто-нибудь бы действительно умер.       Джэхен угрожающе качает головой и Тэен вырывается. Махинации с цветком позволили ему оказаться у двери, и он успевает выскочить.       По дому разносится топот ботинок; под лестницей чулан, и эхо бренчит внутри как компостирующий комбайн. Тэен не уверен, пять ему или двадцать пять. Он проносится мимо дивана и вырывается на улицу, резко останавливаясь и чуть не влетая в пару собеседников, непредусмотрительно застрявших у прохода. Он в извинении поднимает руки и ему в плечо сзади упирается другое плечо.       Он сам не знает, чего ждать, потому что мотивы действий Джэхена до сих пор туманны. Извиняться он не собирается, деньги возвращать тоже, а Джэхен будто бы не намерен бить ему за это лицо, или что там полагается делать в неразрешимых ситуациях, когда стороны не готовы идти на компромисс. Так они и стоят в проходе вдвоем. За короткий период их отсутствия краски на улице погасли, на их смену пришли разгорающиеся огни гирлянд, развешанных по саду, и синяя завеса вечера. В эти часы солнце совсем быстро скрывается за горизонт. Еще когда они подъезжали к дому, закатные лучи облизывали дымоход. Если кто-то из их друзей заметил все же, что они оба пропали, то теперь закинутая при знакомстве мысль наверняка во что-то сформируется в их головах, у Тэна — так точно. Придется избегать его компании тет-а-тет.       Доен в заботах о благополучии всех церемоний, а больше Тэену и не с кем тут общаться.       Джэхен рядом с ним начинает покачиваться и мычать себе под нос. Похоже, вот разве только с ним.       — Так чего тебе надо?       Он чувствует, как Джэхен поворачивается и смотрит на него. Опять улыбается, гад, — Тэен видит кусочек его сплющенной щеки в углу зрения.       — Я же сказал: чтобы ты заплатил.       — Семь тысяч вон. Ради семи тысяч вон ты преследуешь меня?       — Видишь ли, это дело чести. Возможно, момент с извинением можно упустить. Я и сам был не прав, очень легко поддаюсь эмоциям, если замешано соперничество. Но так выходит, что виноваты мы оба. Было бы благоразумно тебе объяснить, что мы виноваты в равной степени, предложить заплатить половину, разойтись мирно, начать с чистого листа.       Джэхен говорит рассудительно, спокойно, так, будто рассказывает давно продуманный алгоритм работы, протестированный и запатентованный. Но под конец повествования голос блекнет и слова угасают, будто на ходу он растерял всю свою уверенность, запутался и теперь не знает, стоило ли их говорить.       В воздухе плывет теплая мелодия, парочки кружатся, юбки девушек волнительно качаются и трепыхают, родители Доена исполняют танец диско, Джэхен красноречиво молчит рядом с ним. Очередь Тэена отвечать, но он не уверен, что именно от него ждут и ждут ли вообще. Если судить по тишине, повисшей между ними, но приятно разбавленной музыкой и говором людей, то можно оставить все как есть. Или скрыться куда-то.       В тот раз в магазине Тэен тоже скрылся поскорее. Джэхен вызвался оплатить ущерб сам и так гневно смотрел на него из-за кассы и своих нахмуренных бровей, что Тэен поспешил принять инцидент исчерпанным. Хотя его и покусывало чувство стыда, он развернулся и кинулся прочь, слыша за спиной неразборчивые оклики. С самого начала, с того самого момента, когда симпатичный незнакомец подошел к нему в магазине и обратился с приветствием и вопросом, для себя ли Тэен покупает детский набор посудки — уже тогда Тэен понял, что ничего хорошего от него ждать нельзя и спасаться надо как можно скорее.       Каким нахалом надо быть, чтобы подойти к человеку, явно переживающему не самые спокойные дни в жизни (а Тэен тогда жертвовал восьмой месяц на алтарь своей маленькой племянницы, и мешки под его глазами можно было измерять килограммами), и вот так издеваться. Хорошо воспитанный старшей сестрой и скромный от природы, он ответил серьезно, что ничего для себя не покупает, а ищет подарок ребенку, без каких-либо лишних деталей.       Тут начались расспросы, обсуждения детских игрушек, обсуждения детской посуды, разговоры о чаепитиях с очередным Кругликом и Сестрой Вишней, и их руки как бы тянулись одна к другой и встретились на злополучном наборе с посудкой. В районе касс тогда заиграла мелодия из рекламы, где предлагали собрать коллекцию сувенирных игрушек раньше, чем все остальные покупатели, и Джэхен вдруг посмотрел на их руки и сказал: «Я, пожалуй, возьму этот набор». «Ту-ру-ту-ту-ту» — заиграл в ответ динамик на соседней рекламной стойке.       Тэен разворачивается к Джэхену и непонимающе смотрит на него.       — Я должен был предложить оплатить набор, который собирался купить, который ты мне не дал купить и сломал?       — Разве мы не пришли к выводу, что не стоит обвинять во всем кого-то одного? — Джэхен говорит натужно деликатно, его руки напрягаются так, будто он сжимает кулаки, но проверить Тэен не может, потому что они с вызовом смотрят друг другу в глаза.       — Это ты нас привел к такому выводу.       — Потому что я, в отличие от тебя, понимаю, чего я хочу, и пытаюсь что-то для этого сделать, а ты продолжаешь задумчиво стоять у полки с игрушками не в состоянии понять, нужен тебе этот дурацкий набор или нет.       Джэхен придвигается к нему, чуть нависая, и Тэен впервые замечает складочки у его носа — они ровно такие как у тигров, когда они скалят зубы, готовясь вонзить их в тепленький бочок испуганного парнокопытного. Но Тэен не жертва и щурит свои оленьи глаза на оппонента, готовясь вступить в новую перепалку. Возможно, даже стоит пойти пообщаться с Тэном после этого, рассказать ему, как он упорно отбивается от чужих нападок, хотя вообще не любитель спорить и всегда готов пойти на встречу и всех понять, даже в семь утра, когда только проснулся. А тут он дает отпор лощеному эгоисту, и уже не в первый раз. Тэн бы гордился. Есть, конечно, вариант, что он бы посоветовал подойти к проблеме снизу…       Тэен впервые пытается посмотреть на ситуацию с донышка.       — Такое ощущение, будто ты сейчас не про набор говоришь.       Он разводит плечи, потому что чувствует, что нащупал под ногами подобие почвы, когда Джэхен вытягивается и убирает свалившиеся на лоб прядки волос. Ощущение свежих достижений длится недолго, потому что Джэхен смотрит на него так, будто почва — совсем не почва, а песочная воронка, и Тэен сам в нее уверенно наступил.       — Правда, тебе так кажется? Думаешь, я на что-то другое намекаю? Распинаюсь тут перед тобой, бегаю по туалетам, потею. Считаешь, у этого могут быть какие-то скрытые мотивы?       У донышка оказывается второе дно. Тэен глотает крупицы воздуха, пока его засасывает коварная трясина. Уровень опасности возрастает, вся ситуация угрожает не перепалками и физической расправой, а чем-то напоминающим посягательства на внутреннюю свободу и независимость. Революционер из Тэена никакой, и он привык переживать кризисы, запершись в своей норке. Но что делать, если люди с палками уже обтачивают твой порог.       — Тарталетка? — Тэен поворачивается на новый голос и видит перед собой официанта. Это недавний выпускник школы, где работают Доен с Тэном. Тэен заходил к ним несколько раз и видел паренька в учительской, относящим школьный журнал. Все официанты здесь — бывшие ученики, их наняли из благородных чувств, чтобы дать ребятам заработать за лето. Все они мало знакомы с работой официанта, и нет ничего удивительного в том, что их всегда нет тогда, когда нужно помочь закончить с сервировкой пары столиков для гостей, собравшихся в последний момент. Зато они всегда появляются там, где не надо, между двух спорящих мужчин с одной крошечной тарталеткой на огромном подносе.       Тэен мобилизуется и замечает, что Джэхен снова готовится что-то сказать, чтобы вернуть себе его внимание. Он быстро хватает тарталетку и с поразительной даже для него самого ловкостью запихивает ее в уже приоткрытый и готовый выпустить новую саркастичную ремарку рот. Атакованный соперник давится воздухом и крошками и начинает кашлять, а Тэен стремится прочь, как преступник, только что совершивший убийство. Джэхен, конечно, не умрет, и если совсем начнет задыхаться, недавний школьник сможет уж как-нибудь спасти его чуть менее чем ласковыми постукиваниями по спине. А пока Тэен напуган так, что готов бросать утопающих, лишь бы спастись самому.       Джэхен был опасен с самого начала. Теперь, когда выясняется, что, вместо набора с посудкой, он посягает на кое-что более ценное, за его голову можно назначать вознаграждение. Но для начала — время драть когти.