Повелитель йокаев горы Оэ

«Кто… ты?» С этих самых пор уже ничего не было так, как прежде. «Меня зовут Ибараки-доджи. Я твой верный друг». Когда-то давно повелитель йокаев горы Оэ был единственным, кто мог победить Ибараки. Зная это, Ибараки раз за разом отправлялся на поиски Шутен-доджи, вызывал его на бой и неизменно проигрывал. Снова и снова. Потому, что не желал окончательно мириться с поражением, и потому, что Шутена развлекали эти бои. Для Ибараки обе причины были одинаково важны, как и то, что после очередной битвы они с Шутеном вместе пили сакэ и много разговаривали. Шутен-доджи тогда называл его своим другом. Ибараки говорил, что не считает их друзьями. Сейчас он бы многое отдал, чтобы снова услышать те слова. «Ибараки-доджи, ты самый назойливый демон, которого я когда-либо знал! Ты что, проделал весь этот путь только для того, чтобы добраться до меня?» «Да как ты опять меня нашёл?!» В голосе этого Шутен-доджи нет и никогда не было тепла. Теперь он смотрит на Ибараки, будто на назойливую муху. Повелитель йокаев отмахивается от него, не желает ничего рассказывать и ничем делиться. Ему нет дела до Ибараки-доджи. Он и не заметил едва слышно звенящий колокольчик. Тот, который он когда-то сам подарил Ибараки. «Если захочешь снова со мной сразиться — позвони в этот колокольчик… И ты найдёшь меня». Для Ибараки-доджи всё это казалось само собой разумеющимся. Их встречи, сражения, разговоры. Время, проведённое с Шутеном, не представляло для него ценности, потому что Ибараки знал: он может вновь увидеть повелителя йокаев, когда только пожелает. Только теперь он понял, насколько ценны были для него те отношения, и как не хватает их сейчас. Ибараки понимал, что его назойливое внимание больше не веселит Шутена — наоборот, оно его раздражает. Шутен-доджи злился, исчезал в неизвестном направлении, и, казалось, делал всё возможное, чтобы Ибараки от него отвернулся. «Какой из тебя мне противник?! — однажды раздраженно спросил он, — Ты проиграл какому-то демону и потерял свою руку, Ибараки-доджи. И ты считаешь себя мне ровней?» Есть вещи, о которых Шутен-доджи не узнает никогда. О том, что почувствовал Ибараки, узнав, что повелитель йокаев убит. Обезглавлен. Человеком. О том, что голова Шутена для жалких людишек — трофей, и её приказано доставить в столицу. О том, насколько силён был Оникири, и о том, что Ибараки был готов пожертвовать не только рукой, но и своей жизнью. Когда-то давно он поклялся, что не позволит Шутену умереть. И он сдержал свою клятву. Ибараки и сам до конца не верил, что сможет совершить задуманное. Одно дело — призвать на службу безмозглых йокаев. И совсем другое — вернуть к жизни сильнейшего, того, с кем Ибараки никогда не мог сравниться. Может быть, ему всё же не хватило сил. Исчезнувшие навеки воспоминания Шутена — это вина Ибараки и никого больше. Он должен был приложить больше усилий, использовать больше своей магии, своих сил, чтобы… Чтобы Шутен вернулся таким, как раньше. Но у него не получилось, и с этим нужно было смириться. Смириться, но не сдаваться, и не оставлять попыток пробудить память повелителя йокаев. Шутен-доджи может злиться на него, может не считать больше кем-то важным и не верить ему. Пусть так. Но он жив, и это всё, что имеет значение.