В тихом омуте

Со взрослыми всегда веселее играть, они знают много игр, разных штук и могут так высоко поднять, что будет видно каждое облачко. Иногда даже завидуешь им, они могут сами сорвать яблоко с ветки, дотянуться до полки, куда мама спрятала конфеты, или закинуть мяч в сетку. — Дядя Женя, а как это, быть взрослым? — маленькие глазки хлопают, смотря на мужчину, и маленький Арсений чуть наклоняет голову в бок. — Ох, мальчик мой. Это сложно, на самом деле... — мужская рука спускается на голову ребёнка, поглаживая. — Почему? Вас же не заставляет мама есть, и вы можете ложиться, когда захотите... — вздыхает мальчик, опуская головку. — Ну малыш, мама о тебе заботится. — И зачем мне эта забота? Я что, сам не могу решить, что мне есть и когда мне спать? — Конечно, можешь. Ты же уже большой мальчик. Но для меня ты всегда останешься малышом. Эти слова для десятилетнего ребёнка были даже важнее, чем, когда папа называл его героем. Мальчик обнимает своего дядю, цепляясь маленькими ручками за сильную мужскую шею и утыкается носиком в ключицу. Его дядя не старый, как у всех его друзей, ему всего лишь двадцать пять лет. Он такой красивый, длинный, и у него много девчонок, с которыми он дружит. Арсений хочет стать таким же, как Женя, чтобы доставать рукой до солнышка. Их игры всегда были весёлыми, особенно прятки. Его специально долго не находили, чтобы ему не было скучно, а мальчик не особо старался далеко прятаться, ведь он же не хотел, чтобы дядя Женя волновался. Спали они тоже вместе, так как Арсений боялся спать один, даже со светильником. Мальчик любил это всё: смех, страшные истории, после которых не было страшно спать, он ведь спит со своим любимым дядей. Всё было как обычно, Женя спал на матрасе, Арс — на своей кроватке, но всё бы ничего, если бы одной ночью его не прижали к кровати, сжимая тоненькие запястья, не начали снимать с него футболку и оглаживать хрупкое маленькое тело. Что это? Женя придумал новую игру? В чем её смысл? И почему она мальчику так не нравится? — Д-дядя, что ты делаешь? — мальчик испуганно смотрит на парня, что целует его тело, и не понимает, почему так страшно, это же его дядя. Всё произошло слишком быстро. И вот, ребёнок уже лежит на кровати, голый, заплаканный и полностью опустошённый. Тело болит, ужасно болит, а Арсений плачет, рыдает навзрыд и зовёт на помощь, но уже не своего дядю, что так жестоко с ним поступил, а после бросил одного. Сон. Всего лишь сон, что снится Попову уже очень долго. Сложно избавиться от таких снов, тем более, когда эти сны являются больными воспоминаниями. Арс, сжимая подушку пальцами, пытается проделать в ней дыру и распотрошить её, как чьё-то сердце, как мечты и надежды маленького десятилетнего ребёнка, что когда-то разрушили в один день. Разве он такое заслужил? Нет. И разве не справедливо теперь рушить судьбы других? Почему теперь он должен быть добреньким и всех уважать? Разве у него был выбор? Разве после той ужасной ночи он мог поправиться? Мама всегда говорила, что у него есть выбор: съесть кашу пустую или с вареньем, погулять с Василисой или с Максом. Но в тот день ему не оставили выбора, им просто воспользовались и выкинули, как маленького котёнка. Арсений встаёт с кровати, держась за рёбра, так как они жутко острые и выпирают наружу, и идёт к раковине. — Ну и щетина... — проводит Попов по своему подбородку, хмурясь. Костлявые и мокрые от воды руки, проводят по лицу. Капли стекают по носу и падают на одежду. Мужчина смотрит в зеркало, на котором уже не то что пятна и разводы, а просто слой пыли. Хочется кричать, бить стены, зеркала, окна. А собственно, что ему мешает? Арс осторожно поднимает руку в воздух, сжимает пальцы в кулак и со всей силы бьёт в зеркало. Стекло осыпается и становится уже не серым, а красным от крови.

***

Вообще-то, с готовкой у Антона всегда было плохо до того момента, как он не съехал от родителей. Когда живёшь один, волей-неволей приходится учиться готовить. Шастун встал рано, так рано, что если бы ему сказали, сколько сейчас времени, он, наверное, бы рассмеялся, ведь он никогда так рано не вставал. Парень долго думает, что же приготовить недовольному пациенту. Совсем жареное ему пока не стоит есть, солёное тоже не желательно. В итоге Антон останавливает свой выбор на супе с курицей и варёной картошке с котлетой. Да уж, кажется, будет весело. Антон ставит кастрюлю с водой на плиту, чистит картошку, рядом размораживается мясо, где-то лежит морковь, где-то курица, купленная им вчера — не кухня, а склад. Когда все подготовлено, парень высыпает картошку и капусту в кастрюлю. — Блять, сначала нужно было класть курицу... — бьёт себя по лбу Шастун, матерясь на разных языках мира. Раньше Антон бы так не сделал, но сейчас ему хотелось, чтобы всё было идеально. Это же всё-таки не обычный пациент, а сексуальный Арсений Сергеевич, что так мило краснеет от его прикосновений, поэтому, парень выливает всё в унитаз и принимается чистить заново картошку. Когда он наконец-то делает всё как надо, то попробует суп, который впервые оказывается таким вкусным, оставляет его на плите и принимается делать котлеты, так как картошка уже готова. Он наливает масло на сковородку и ждёт, когда она нагреется. После кладёт на неё мясо и тут же отскакивает, потому что на него летит горячее масло. — Блять! Ну, Арсений Сергеевич, вам придётся заплатить за мои муки... — скачет Шастун, махая рукой и целуя пальчик. Всё готово. Суп в термосе, картошка в контейнере вместе с котлетой. Про чай Антон тоже не забыл, тоже уже сделал его и перелил в другой термос. Парень собирает всё в портфель, быстро надевает какую-то толстовку, джинсы и бежит на лестницу. — Как же, сука, тяжело... Попробуй только сказать, что это невкусно... — Шаст шипит от боли в плечах, спускаясь по ступенькам, как старый дед. На самом деле Антона мучает вопрос: «Зачем ему это вообще? Почему просто не пострадать хуйней всю эту неделю, просто поговорить, сказать банальную ерунду и уйти? Зачем так заморачиваться?» Арсений — обычный пациент, но почему-то ему хочется помогать, накормить, даже обнять, погладить по чёрным волосам, поцеловать. Что? Поцеловать? Бред какой-то. Конечно же, поцеловать, чтобы тот начал делать то, что захочет Антон. Ничего большего.

***

Поездка в больницу оказывается такой долгой, что парень то и дело теребит кольца на руках. У меня вообще-то еда, она остынет, можно побыстрее? Его мольбы были услышаны, они приехали, Господи, наконец-то. Антон выскакивает из автобуса и чуть ли не бежит к зданию, спотыкаясь и умоляя всех богов, чтобы он не ёбнулся. У входа стоит Ирочка и с кем-то разговаривает по мобильному, улыбаясь и перебирая пальчиками локоны волос. — Ой, Антоша, а почему ты не зашёл вчера? — улыбается девушка, увидев парня и сразу прекращая разговор по телефону. — А, ой, Ирина... Как вас там... — Шастун бьёт себя по лбу, вспоминая, какое же у неё там отчество. — Можно просто Ира. — Да, Ира, я забыл просто, давайте завтра, — парень собирается уже уходить. — А чего ты так спешишь? К Арсению что ли? — усмехается Кузнецова, играя бровками. — Ага, — Антон тоже улыбается, не понимая даже, почему бежит к своему пациенту. Антон открывает дверь и улыбается, уже представляя себе лицо Попова, эту ухмылку и идеально уложенную чёлку. Но вместо этого он видит осколки, разбитое зеркало, кровь и сидящего на коленях Арсения. — Арсений! Что случилось?! — Антон подбегает к сидящему мужчине, который даже не поднимает головы, и, положив портфель на пол, садится на колени перед Арсением, бегая взглядом по его лицу, пытаясь заглянуть в глаза. — Ты плачешь? — парень поднимает лицо Попова за подбородок и видит, как из его глаз текут слезы, которые он пытается скрыть. — У... уйди... — шепчет Арс, вырываясь из рук Антона. Шастун, не долго думая, прижимает парня к себе, аккуратно поглаживая по спине и осматривая его руку, что была в крови. Сейчас ему всё равно на то, что там скажет Арсений, всё равно на его грубые слова, которые не воспринимаются всерьёз, когда он говорит таким нежным, бархатным голосом. — Тише, малыш, тише. Куда же я уйду? Я что, зря нёс тебе покушать? — Антон гладит по голове мужчину, не выпуская из объятий, хоть тот и сопротивляется. — Какой я тебе малыш? — как-то по-детски проговаривает Арс в плечо Антона, прижимаясь к парню и оттягивая его толстовку, исследуя худую спину. — Я старше тебя, вообще-то. — Откуда ты знаешь? — Антон встаёт, приподнимая Арсения с колен и сажая его на стул. — По тебе видно, что ты ещё мальчишка, — шмыгает носом Попов, вытирая слезы. — Говорит человек, который недавно рыдал, — Антон улыбается, вытаскивает контейнеры и термосы, а потом подходит к Арсению, вытирая слёзы большими пальцами. — Слёзки не убрал. Арсений заметно краснеет, отводя взгляд и кусая губу. — Я сказал, по-моему, не трогать меня, — он хмыкает, следя за действиями парня. — Ну прости, просто не хочу, чтобы ты плакал, — Антон наливает в тарелку немного супа. «Не хочу, чтобы ты плакал». От этих слов внутри Арса будто разливается что-то тёплое и приятное. — Глупо. Зачем это тебе надо? — Арсений, не задавай лишних вопросов, просто кушай, — Шастун пододвигает к мужчине тарелку с супом, кладёт ложку и вытаскивает соль. Арс подозрительно смотрит на тарелку, не решаясь попробовать. — Откуда я знаю, что это не отравлено? — Господи... Ну и зачем мне это? — закатывает глаза Шастун. — Я бы попробовал сам, но ложка одна. Попов смотрит на парня, потом на тарелку. Берёт ложку, зачерпывает бульон и подносит ко рту, глотает, прикрывая глаза, и смотрит на мальчишку, облизывая губы. — Вкусно, — произносит мужчина, после чего начинает есть, не веря, что он вообще кушает нормальную еду. Антон сидит ровно, тихо ожидая, что ему скажут. И когда пациент отвечает: «вкусно», расплывается в улыбке и чуть краснеет. Шастун облокачивается на свою руку, наблюдая за Арсением, а скорее — за его губами. Как они вбирают в себя ложку с его едой, как облизывают, наверное, мягкие губы. Шастун и сам облизывается, даже как-то и не обращая на это внимания. Арсений доедает всё и, вытерев свой рот салфеткой, откладывает тарелку в сторону. — Спасибо, Антош. — Не за что. Хочешь добавки? Там ещё есть картошка с котлетой, — улыбается Антон совсем, как ребёнок. — Нет. Спасибо, я наелся, — Попов смущается, даже не зная, что он так может, и трогает свои раны на костяшках. — Ну хорошо, я оставлю. Когда захочешь, обязательно поешь, — Шастун убирает тарелку в раковину и садится за стол. — Ну, а теперь приступим к делу, — парень складывает руки в замок, усаживаясь поудобнее на стуле. — Но сначала скажи, зачем ты себя поранил? Арс смотрит в глаза Антона, отчего тот отводит взгляд и смущается. — Просто. — Ну не-ет, Арсюша, я знаю, что не просто. Ты бы не стал просто так пачкать свои ручки, — Шастун под столом хватает руку Арсения, оглаживая здоровые участки кожи. Арс не вырывает руку, не хочет. Ему почему-то хочется переплести свои пальцы с этими худыми и окольцованными. — Я... Я просто вспомнил кое-что неприятное, — Попов сжимает руку зеленоглазого парня. Шастун сглатывает, когда его пальцы переплетаются с пальцами Арсения. Всё пошло явно не по плану, он хотел шантажировать своего пациента прикосновениями, но сейчас он сам почти что дрожит от них. — Не хочешь... Рассказать, что ты вспомнил? — Не хочу. Конечно, он не хочет ничего рассказывать какому-то парню, которого он видит только второй день, хотя уже держит его руку и по непонятной причине не хочет её отпускать, сжимая всё сильнее. Никому нельзя об этом знать, никому. — Ну хорошо, — Шаст отпускает руку, после начиная перебирать свои кольца, — давай поговорим о твоей агрессии. — Ну давай, — Попов с ухмылкой смотрит на Антона, приподнимая подбородок. Да ну что же ты делаешь? Что это за взгляд такой? От этого взгляда хочется лишь одного. Хочется стать невинным мальчиком и подчиняться этому мужчине. Так. Стоп. Чего? Шастун, ты что, совсем с головой не дружишь, о таком думать? — Скажи мне, что нужно говорить, когда ты нечаянно толкнёшь старушку плечом? — Антон осматривает лицо, ожидая, когда Арсений проебётся. — Ты что, не смотришь, куда идёшь, старая кляча? Ес-с. Так и случилось. Ты проебался, Арсюша, и теперь тебя ждёт наказание. — Нет, милый, думай лучше. Шаст наклоняется через стол, почти соприкасаясь носом с носиком Арсения. Попов смотрит в глаза Антону, даже не смущаясь в то время, как парень напротив явно нервничает, что можно понять по его частому дыханию. — Когда же ты сдохнешь? В мире и так мало места для меня, — ухмыляется мужчина, приподнимая бровь. Нет, Тоша, в этой игре, выиграю я. А Тоша тем временем тяжело дышит, понимая, что всё выходит из-под контроля, совсем. — Нет, неправильно. Думай лучше, — парень наклоняет голову так, что их губы находятся ужасно близко, одно движение — и они сольются воедино. — Простите, пожалуйста, я вас не видел, — наконец шепчет Арсений и, обхватывая лицо Антона, втягивает его в жаркий поцелуй.