Эффект Ханны

Just a shadow over the moon. Look, it’s growing slowly.

— Знаешь, ты единственная, с кем я могу об этом поговорить, — шепчет Портер в трубку. То, как он улыбается, как он гладит пальцами трубку — почти интимно. С той стороны, из трубки доносится мелодичный женский смех. — И вот ты, смеешься надо мной с другого конца света. Чертов двадцать первый век. Скажи, что мне делать? Что мне… Лидия, я так запутался с этими детьми, я словно… — Дыши, Кевин. Дыши. Успокоился? А теперь повтори всё с самого начала, чтобы я знала, чем могу тебе помочь. — Чем? Что? Нет, я сам должен с этим разобраться. Я уже сообщил директору, Уильям уволен, но… — Черт. Не надо было… — Ставить директора в известность? О чем ты? — Послушай меня внимательно, Кевин. Есть способ все исправить. Конечно, теперь придется идти легальным путем, — фыркает женщина. Портер представляет жесткую складку у ее губ. Идеально накрашенных губ. Он остается на телефоне еще полчаса, делает заметки в блокноте, кивает, иногда ругается. После этого Кевин находит адрес родителей Алекса. Небо этой ночью прекрасно. Чернильно-синее, с криво висящей надкусанной луной. Если присмотреться, можно даже увидеть пару звезд. Клэй опирается затылком о ящик, на котором сидит Падилла. — Я понял, почему ты молчишь. Никто не слушал, верно? Никто не хочет слушать. Ты злился все больше и больше, и все меньше и меньше слов выходило из твоего рта, а потом, когда… — Тони хватается за горло. — Что-то в тебе изменилось. У меня проблемы со злостью, но моя злость, она другая. Она как огонь, пожирающий меня изнутри, и если я не изливаю ее, в драке, в споре, я… не знаю, я даже не пробовал ее не выражать. Словно я могу взорваться, если не ударю кого-нибудь. Не закричу. А твоя злость… Ох. Клэй с интересом заглядывает в глаза парня. — Твоя злость копилась внутри. Горела и горела внутри тебя. А потом она остыла. Она закаменела. Теперь она сидит внутри тебя, холодная, тяжелая. Она спит. Как вулкан. Тони сползает с ящика, садится рядом с Клэем, берет его за руку. — Я прав? Тот кладет голову ему на плечо, вздыхает. Ханна бы возразила Тони. Ханна сказала бы, что слова не имеют смысла, что злость — глупое чувство, и пусть Клэй имеет на него право, он не злится. Больше нет. Он просто устал от всего и хочет отдохнуть. Он хочет побыть с Ханной. Он хочет оказаться в том моменте, когда они любовались Луной. Алекс, сидящий за пианино, залитый лучами полуденного солнца, кажется Заку сошедшим с небес ангелом. Он наигрывает простую мелодию одной рукой. Словно прислушивается к чьему-то голосу, прикрыв глаза. Алекс — обкусанные губы, порванный ворот пижамы, заусенцы. Джессика падает на стул напротив Зака. — Вижу, не продвинулся со вчерашнего дня? — Что? Девушка кивает на пазл, лежащий на столе. — Точно, — тихо отвечает Дэмпси, не сводя глаз с пианиста. — Ну ты и фанаточка. — Что? О чем ты? Алекс — тени от по-девичьи длинных ресниц на щеках, тонкая шея, выступающая косточка на запястье. — Глаз отвести не можешь, а? — Джастин, сидящий перед телевизором, усиленно делает вид, что не подслушивает. — Я знаю повадки таких, как ты, Зак Дэмпси. И если я узнаю, что ты позволил себе… — Я бы никогда..! — он опасливо оглядывается, уже тише продолжает. — Я никогда ничего не… Я не Брайс. И я никогда, я клянусь, никогда никому не причинял боль. Особенно таким образом. — Да. Ты просто смотрел. Зак отводит глаза. Алекс мурлычет под нос слова песни. Несмотря на то, что мелодия такая мягкая, словно пронизанная солнечным светом, песня довольно мрачна. Он проговаривает куплет о тишине, по которой соскучился бог. Припев о сконцентрированной, чернее черного тьме, угадывается в движениях его рук, искривлении тонких губ. В пустом взгляде, которым он скользит по игровой. Алекс — мягкие волосы и самая красивая на свете улыбка. — Знаешь, Джессика, единственное, что я точно знаю о себе — я сделаю все, что угодно, для того, чтобы он был счастлив. Алекс — весь этот мир.