Aphonie

      — я пришел сюда не затем, чтобы мне сказали, что у меня что-то с голосом. мне надо знать, смогу ли я петь.       нервно поглаживая костяшки собственных пальцев, эрмал косится в окно. вечереет. с пятого этажа проезжающие мимо машины ещё не кажутся мелкими точками, но если не вглядываться, то вскоре они все сливаются в одну полосу желтовато-белого цвета. людей отсюда видно плохо, но он уверен, что все они уже спешат по домам, к своим заждавшимся семьям или к котам, терпеливо ожидающим хозяев рядом с опустевшими мисками. по очереди загораются фонари, а один, особенно близко стоящий, резко светит почти что в глаза, поэтому эрмал разворачивается обратно.       — ну?       женщина средних лет напротив лишь неопределенно мотает головой, вглядываясь в результаты бесчисленных анализов и мрт, которые эрмал послушно сделал ещё неделю назад. в ответ мужчина раздражённо откидывается на спинку кресла и сухо откашливается, поглядывая на часы. за последние десять минут он узнал лишь то, что на обычную простуду это не похоже. это, конечно, вовсе не очевидно — эрмал ведь не умеет пользоваться интернетом.       — опираясь на ваши анализы и анамнез, могу сказать, что у вас запущенная функциональная афония. странно, что вам никто это до меня не сказал.       — что-что?       мета подается вперед, тоже глядя на снимки, но не находит там ничего страшного.       — это болезнь, при которой развивается полная или частичная потеря голоса по разным причинам, — женщина снимает очки и принимается сосредоточенно протирать и так чистые стёкла, — например, при регулярных нагрузках на голос, частой смене погодных условий, курении, сильном нервном напряжении. насколько я знаю, у вас всего этого предостаточно, так что неудивительно.       — и что с этим делать?       эрмал хмурится и переводит взгляд на свои напряженные ладони. они выглядят слишком бледными и длиннопалыми рядом с полноватыми загорелыми руками женщины напротив. он усиленно старается расслабить их, но в конце концов просто прячет руки в карманы.       — ну, что вам сказать… вам надо было не ходить два месяца и не выжимать из своего голоса всё, что можно, а сразу пойти к врачу. сейчас я могу вам посоветовать лишь несколько препаратов и соблюдать режим тишины. но, — тут она делает паузу, — честно скажу, не думаю, что вы в ближайшее время сможете петь — риск полной потери голоса слишком велик.       — ну, а что с простыми разговорами?       женщина смотрит на него как на полоумного, и эрмал нервно отводит взгляд в сторону.       — пока говорите, но не на повышенных тонах. через полгода приходите. если улучшений вообще не будет, то мне очень жаль, — тут она смотрит на часы и рывком поднимает откуда-то из-под стола толстую сумку кислотно-зелёного цвета, от которой эрмал едва не шарахается в сторону, — а теперь нам обоим пора по своим делам.

***

мужчина видит застрявшие в отросшей бородке фабрицио крошки, но не решается сказать ему об этом. а еще о том, что спустя неделю после того похода к врачу он не увидел никакого улучшения от приёма таблеток, а значит, его голос просто будет медленно исчезать – это он тоже сказать не решается.       — ты так и не сказал, что решил насчёт того благотворительного концерта в милане? карло звонит по десять раз за день, а я ничего не могу ему ответить.       фабрицио делает глоток вина и выжидающе смотрит на эрмала, который за весь вечер так ни к чему не притронулся. тот лишь неопределенно пожимает плечами и говорит, что до сентября времени ещё много, следя взглядом за пробегающей мимо девочкой с плакатом «приходите завтра на день республики!». — ходил к врачу? кивок. — ну и?       эрмал снова неопределённо пожимает плечами. отчасти потому, что сам до сих пор надеется, что дорогие препараты помогут, а отчасти из-за того, что не слишком уверен в их будущем.       дома же эрмал, затянувшись поглубже, скидывает пиджак на спинку стула, немного промахнувшись, и распахивает все окна. прохладный вечерний воздух и гул голосов с оживленных переулков заполняют комнату за долю секунды, и эрмал в ответ этой продолжающейся жизни выпускает в полумрак комнаты облако сероватого дыма. перед глазами отчётливо стоит образ рыжеволосой женщины, для которой он — всего лишь поздний пациент, и которому нужно как можно скорее сказать диагноз, а дальше пусть сам разбирается. стряхивая пепел, эрмал видит вместо взрослого мужчины пятилетнего себя, который из-за простуды вынужден пропустить поход в цирк, и от этого злится на маму с её горькими таблетками и глупыми запретами.       на утро он встаёт полностью без голоса и пропускает встречу с карло, на которую его всё-таки уговорил вчера фабрицио. пропускает два звонка, каждый из которых обрывается задолго до того, как механический голос на другом конце линии скажет: «абонент не отвечает. пожалуйста, перезвоните позже», и это в очередной раз показывает всю суть карло. в конце концов, изначально он хотел работать только с фабрицио, и эрмал за это его совсем не винит.       таблетки и ополаскиватели для горла вскоре начинают горчить. эрмал с удивлением это отмечает, но не бросает; наверное, так и должно быть. в конце концов, он пьёт их уже три недели, может, просто побочный эффект? достав из холодильника воду, эрмал залпом запивает серые таблетки и чуть не роняет стеклянный стакан, слыша звонок в дверь. затравленно косится, понимая, что за прошедшие дней как минимум семь не было ни входящих, ни исходящих звонков с его телефона.       — карло?       увидев на пороге привычное рябое лицо с огромной проплешиной на затылке, мета непроизвольно дергает уголком губ вниз, проходя вглубь коридора.       — я зайду, если ты не против.       тяжело дыша, карло закрывает дверь и не без труда снимает натёртые до блеска лаковые ботинки, которые слишком контрастируют со стоящими рядом повседневными кроссовками меты. улыбнувшись этому, грассо проходит вглубь комнаты, в который раз заставляя эрмала удивиться, как у такого тучного человека получается делать довольно подвижную работу. от него пахнет дорогим одеколоном, но слишком сильно, запах приятный, но от него хочется бежать. от карло же просто бежать хочется.       — видишь ли, уже конец июня… — он начинает не торопясь, глядя через дверной проём, как эрмал медленно разливает по стаканам холодный чай, — а это значит, что нам надо решить, проводить ли в сентябре концерт. это очень хорошо скажется на наших рейтингах, ты и сам это прекрасно знаешь, но если вдруг окажется, что ты не в состоянии петь, то всем будет очень грустно. неудобно получится, знаешь ли.       карло деловито отпивает чай, поддерживая блюдце под кружкой, давая эрмалу время на то, чтобы прорепетировать в сотый раз уже готовый ответ.       — я не смогу.       — это твой окончательный ответ?       эрмал кивает и смотрит, как слегка трясущаяся рука карло ставит чашку на блюдце, берет салфетку и вытирает губы. на этом загорелом лице легко можно прочитать облегчение, и эрмал едва сдерживается, чтобы не сказать: «ну что, довольны?». потому что он знает, что ответ в любом случае положительный.       не стоит никого обманывать. всей италии давно известно, что карло с фабрицио работали вместе задолго до того, как эрмал заявил о себе. именно мета послужил основанию дуэта и постепенному сближению их с фабрицио, который, несмотря на то, что уже имел неплохую аудиторию в свои тридцать один год, согласился на сотрудничество, а затем и на дружбу с артистом на целых шесть лет младше себя. ну, а что делать в таком случае карло, который привык решать, где, когда и с кем будет выступать фабрицио? просто ждать. ждать, как паук, который неотрывно следит за жертвой на отдалённом расстоянии, видя, как она всё-таки запутывается в тонких, но прочных сетях.       и вот он дождался. и у эрмала есть все основания полагать, что этот паук причастен ко всему происходящему.