Aphonie

      он прекрасно всё понимает, он ведь не дурак. и паренька он этого прекрасно знает — вихрастый басист на четыре года младше эрмала, буквально боготворивший фабрицио. только вот петь он не умеет, нет у него кудрей тёмных и непослушных, и глаза колючие-колючие, а ещё эрмал ведь лучше его во многом, и у них ведь по-настоящему всё было, да?       ну или нет.       может быть, он просто оказался не достаточно хорош. он знает, что хуже него, еще и без голоса, теперь может быть разве что капуста с рыбой тушёная, но неужели он не достаточно хорош даже для того, чтобы узнать правду? услышать её в лицо, посмотреть в чужие глаза и увидеть там черноту и равнодушие, но пусть хотя бы это он сделает сам, пусть даже и ответить толком не сможет.       он не встанет сейчас со своего места. не подойдёт к этому столику на три метра впереди стоящему, не выпрямится и не выплеснет на белоснежную скатерть вино с таблетками в нём растворившимися. не потому, что не хочет, а потому что потому. ведь фабрицио роняет вилку, наклоняется за ней и случайно оглядывается назад, буквально на секунду, и, наверное, только лишь для того, чтобы вздрогнуть и снова уронить эту чертову вилку обратно на мраморный пол.       эрмал всё-таки встаёт, но лишь для того, чтобы задвинуть за собой стул и не видеть быстро выпрямившегося и отвернувшегося от него фабрицио. подумаешь. он и без него неплохо справляется.       он, быть может, и хотел бы сейчас его услышать взаправду. начать слушать не только бешеное биение собственного сердца где-то там за ребрами, — эрмал!       но и вслушаться в чужой голос. кому ты врешь в очередной раз, не себе ли? скучал, ещё как скучал, хотя и врал об этом каждое утро своему отражению в зеркале. просто ничтожество. кто? да оба. — да остановись ты!       разворачивается в дверях, протягивая руку, чтобы не хлопнуть моро по носу куском деревяшки. вдох. выдох. как же ты жалок прямо сейчас, запутался сам в себе и не знаешь даже, с чего начать, хотя человек по другую сторону порога тебя стоит и ждет, пока ты наконец до чего-то дойдешь в своей безголосой голове. свежий воздух, впрочем, проясняет сознание, и эрмал делает шаг на улицу, выпуская фабрицио и отворачиваясь.       шлепает руками по карманам. находит пачку сигарет; нервно чиркает зажигалкой и сосредоточенно закуривает, не глядя вправо, боже, только не туда. он больше не хочет знать правду. это неприятно, сталкиваться с ней вот так. гораздо проще жить в неведении и страдать по тому, что сам выдумал, а сейчас? чёрт его знает, а эрмал вот не хочет. больше не хочет. пусть даже и сам виноват. — я не ожидал тебя тут увидеть, — фабрицио становится прямо перед эрмалом, ожидая ответа, и как же, чёрт возьми, иронично, что эрмал может лишь упрямо молчать ему в лицо, выпуская небольшие облачка дыма в сторону. — куда ты пропал? почему ничего не говорил мне? я бы понял, я бы помог, но зачем, объясни, исчезать и замыкаться в себе в такой ситуации?       смешной какой.       эрмал бы и рад ответить, да только как? он бы рад был спросить, неужели фабрицио так сложно было взять трубку хотя бы раз за всё время или зайти проведать, если он знал? но вместо этого он тихо выдыхает что-то наподобие смешка и вновь отворачивается, рассеянно скользя взглядом по вывескам магазинов напротив. ему больше не комфортно тут находиться. — ты бы мог прийти ко мне, поговорить, объяснить всё. однако когда я, наконец, собираюсь идти к тебе, прождав месяц, внезапно ко мне приходит карло и говорит, что у тебя опухоль или что-то там ещё, что тебе нельзя волноваться и вообще практически ничего нельзя, что я должен был подумать? думаешь, легко это слышать от него? думаешь, легко было закрывать дуэт? легко было прятаться от прессы, потому я не знаю, понимаешь, не знаю, что им отвечать? а ты ведёшь себя так, будто бы всё нормально.       он прочищает горло от скопившегося в нём сожаления и проводит пятернёй по волосам, всё ещё глядя в упор на эрмала, а эрмал…       эрмал не знает, что ему следовало бы сказать, если бы он мог. мета не привык не доверять фабрицио, зато он привык к тому, как мужчина морщится и потирает подбородок, когда говорит о чём-то, что его глубоко волнует. и мета в который раз за эти месяцы сомневается, кто в итоге остался «в дураках». — почему ты молчишь, эрмал мета? … — почему ты молчишь? … — что такого, в конце концов случилось, что может быть хуже того, о чём сказал мне карло? ответь же, ну-       холодно. мета морщится, шмыгая замерзшим носом, и думает, что надо было сразу брать с собой шарф.       опухоль. конечно. сложно придумать что-то более остроумное, особенно если ты — карло, у которого и мозгов-то нет. эрмал оценил шутку, о, он оценил, да только теперь ему уже не кажется, как еще пять минут назад казалось, что из этой ситуации можно выйти с гордо поднятой головой и непоколебимой гордостью обиженного человека, пусть даже и самим собой.       теперь его это просто бесит. потому что теперь он не знает, как себя вести. — скажи, в чём я ошибаюсь?       голос фабрицио возвращает его снова к промозглой реальности, и эрмал нехотя тянется в карман брюк за телефоном. привычным жестом открывает заметки и быстро-быстро там что-то печатает, ловя себя на мысли, что это всё в любом случае бесполезно. «дурак твой карло. нет у меня опухоли, не умираю я»       выдыхая изо рта небольшие облачка пара, эрмал не ставит точку в конце предложения и протягивает экран фабрицио, понимая, что, если понадобится, сочинение с объяснениями он потом напишет. потирает руки, дожидаясь ответной реакции, и кусает губу, зажевав кончик сигареты. он ответит ему, объяснит всё, только, боже, не спугни сейчас всё. — какого чёрта?       если бы можно было сказать, как фабрицио медленно, с улыбкой возвращает эрмалу телефон, прижимая мужчину к себе и бубня что-то про то, как он его напугал, то это было бы просто какое-то чудо. потому что фабрицио так не делает. он отдаёт телефон твёрдой рукой, а затем смотрит на эрмала тем нечитаемым для всех взглядом, который один мета научился читать, и последнее, что эрмал хотел бы сейчас видеть в глазах напротив — это выражение разочарования, смешанного с непониманием и обидой.       ну конечно.       эрмал бы смог понять фабрицио. наверное, это сложно – сидеть ночами перед новостями, ожидая известий о дорогом человеке, а затем лежать неделями в пустой квартире, глядя в одну точку от осознания того, насколько сильно их мир треснул из-за одной очень опасной болезни. как, наверное, это больно — ждать разрешения от самого себя и друзей-врачей на то, что уже можно позвонить человеку в таком состоянии после долгой разлуки так, чтобы не травмировать. как, наверное, больно постепенно свыкаться с мыслью, что эрмалу безопаснее без тебя, а затем видеть, что опасности-то самой и нет.       он бы смог, наверное, понять и срочно написать ещё что-то, но- — фабрицио!       резко повернувшись на приглушенный голос из-за приоткрытой двери ресторана, фабрицио огрызается, молча разворачивается обратно и, всеми силами игнорируя парня за дверью, наверное, чего-то ждет. объяснений, историй, чего угодно,       но никак не кривой полуулыбки напротив, «просто я голос потерял. но ты не волнуйся — я смотрю, у тебя новая певчая птичка :)»       и нервно подрагивающих век холодных глаз.       потому что мета устал всем что-то доказывать. он больше не хочет входить в чьё-то положение, а раз в его никто входить тоже не хочет, так ладно, он и сам справится. но ведь кого ты обманываешь, мета, с взглядом фабрицио ты не справишься, поэтому он просто уходит через парадную дверь, так и не захватив с собой шарф.       разрывать долгие отношение тоже надо уметь, а уж ошибаться в том, с кем именно их надо разорвать — это вообще особое искусство, которым эрмал уже овладел в полной мере.