Из берегов

Будильник прозвенел в семь утра. Эрвин чувствовал себя отвратительно, потому что спал не больше пяти часов. По немецкому времени сейчас была глубокая ночь, а вот в Алматы жизнь уже бурлила — слышался громкий перебой клаксонов с улицы, шаркающие шаги в коридоре и то, как шумит вода в соседнем номере. Леви лежал на боку и все еще спал. Его лицо выражало непривычную смесь безмятежности и смирения. От этого зрелища у Эрвина сжалось сердце. Ему до боли хотелось прикоснуться ладонью к его щеке, провести большим пальцем под глазом, очертить неизменный темный круг, а затем ласково огладить скулу. — Дырку прожжешь, — Эрвин не заметил, как Леви слегка приоткрыл правый глаз. Вожделенный интерес, который Эрвин всеми силами пытался скрыть в повседневной жизни, был так глупо обнаружен. Он тут же в полной мере ощутил свою беспомощность и ретировался: — Извини. Задумался. — Сколько времени? — Десять минут восьмого. Ничего не говоря более, Леви сдернул с груди одеяло и поднялся с постели. На нем было только белье, под которым явственно проступала утренняя эрекция — Эрвин вмиг отвел взгляд в сторону, словно увидел что-то непристойное, — и кофта с длинными рукавами. Эрвин отлично помнил, что Леви выходил из душа в футболке, а длинные рукава могли означать только одно… — Ты опять это сделал? — Что? — Леви стал как вкопанный на пути в ванную. — Ты знаешь. Покажи руки, — приказал Эрвин. — Пожалуйста, — Леви быстро закатал рукава и с утрированно скучающим видом выставил обе руки вперед. Кожу до самого внутреннего сгиба локтя покрывали шрамы — темные и светлые, старые и новые, тонкие и длинные, словно кто-то делал зарубки, как на дереве, чтобы не потеряться в лесу. На самом деле Эрвин прекрасно знал, что все было наоборот: Леви резал себя, чтобы исчезнуть в этой черной чаще. С каждым порезом он отрекался от возвращения. Свежих ран не было. Неужели чутье подвело Эрвина?.. Они спустились на завтрак уже одетые для работы. Леви заказал черный чай с бергамотом, а Эрвин — кофе без молока. Ели они молча. В голове скупыми, размытыми ретроспективами всплыли другие их совместные завтраки: у Эрвина дома, в лофте, на маленькой кухне Леви, в любимой пекарне «Amoroso», на балкончике их номера в Безье… Тогда они тоже молчали, но то было молчание иного рода — миролюбивое и сонное. Сейчас же Эрвину казалось, что его нервы — натянутые тросы, по которым ходят канатоходцы. — Думаешь, машину доставили? — вдруг спросил Леви, вынимая из кружки пакетик с заваркой. — Конечно. — «Конечно» было и в прошлый раз в Варшаве. В итоге один день ушел на то, чтобы выгрузить все детал… — Я помню, помню. И надеюсь, что в этот раз обойдемся без происшествий. — Когда вернемся, — резко переменил тему Леви, смело поднимая на Эрвина глаза. — Короче, ты должен забрать свои вещи из моей квартиры. Надо будет где-нибудь пересечься… — Хочешь поговорить об этом сейчас? — оборвал Эрвин. — Да, — с нажимом сказал Леви. — Потому что больше я говорить об этом в принципе не намерен. — Я тебя услышал, — рука, покоившаяся на бедре, против воли сжалась в кулак. — Встретимся и обменяемся вещами. У меня до сих пор пара твоих зимних свитеров. Зачем Леви так поступает с ним? С ними? Эрвин часто спрашивал себя, на чем вообще строились их отношения. Отнюдь не на доверии и понимании, как у обычных людей. Это было ясно. Их связывало нечто своеобразное — надежда. Надежда двух эгоистов, что один сможет исцелить другого: господа, вот ваши пилюли под названием «вы заслуживаете счастья», принимайте три раза в день после еды, и все как рукой снимет, верите? Но все вышло иначе: они калечили друг друга. Последний месяц представлялся Эрвину эмоциональным мазохизмом. Да и как Эрвин намеревался помочь Леви? Как может помочь освободиться тот, кто сам находится в подчинении? — Идем? — спросил Леви, когда завтрак подошел к концу, и, вытерев напоследок рот салфеткой, встал из-за стола. Эрвин последовал его примеру. Гриша стоял у входа и переминался с ноги на ногу от бодрящей утренней прохлады. — Доброе утро, — поприветствовал он их. Сегодня Гриша выглядел более заинтересованным в общении: выспрашивал про отель, завтрак, их временной план на сегодня и бывали ли они уже в Алматы. Леви воздержался от ответов, поэтому Эрвину пришлось взять бремя разговора на себя. Впрочем, Гриша ему нравился. В нем не было вычурности и наигранности. Он казался Эрвину интеллигентным, честным и — самое главное — справедливым человеком. За окном автомобиля проплывали улицы. Дома здесь были невысокие, в основном панельные пятиэтажки, которые от дороги отделял ровный ряд деревьев. Город вообще был зеленый и облагороженный. Эрвин никогда прежде не был в Центральной Азии. Эта часть света для его неискушенного разума казалась далекой, загадочной и непроходимой. В воображении слово «Казахстан» отдавало топотом копыт, песком на губах; перед глазами же рисовалась панорама одичалых каменистых гор или бесконечных диких равнин. Но вот он здесь, и люди, которых отличал от него самого исключительно разрез глаз, так же прозябают на остановках, стоят в пробках, спешат на работу. Эрвин даже устыдился своей ограниченности. Рабочий день прошел спокойно. И им повезло: две громоздкие основные части флексопечатной машины стояли во флигеле. В помещении было глухо — каждый шаг отскакивал эхом от высоких стен, — прохладно и пустынно. Два инженера, которых к ним приставили для технической поддержки, производили впечатление толковых ребят. Правда, никто, кроме Гриши, не знал ни английского, ни тем более немецкого, но Эрвин отчего-то был уверен, что они управятся в сроки. Эту машину они с Леви собирали уже три раза. Когда настало время обеда, Гриша вызвался отвезти их в ближайшее бистро, где подавали недорогие, но вкусные блюда национальной кухни. По крайней мере, Гриша именно такими эпитетами разрекламировал им место под названием «Шабудин». О том, что из-за высокого курса евро здесь практически все было недорого, Эрвин ничего не сказал. Даже в шутку. В бистро Леви немного оживился: просил переводить содержимое всех блюд в меню. Картинок ему было недостаточно. — Это теплый салат из зелени, перепелиных яиц, помидоров черри и конины, — скользя пальцем по странице, говорил Гриша. — Конины? — Это лошадь, Леви, — вмешался Эрвин и впервые за долгое время открыто улыбнулся тому. — Да понял я. Не знал, что их здесь едят. — И в очень большом количестве. — А что насчет морального аспекта, Гринписа и прав лошадей? — абсолютно серьезным тоном спросил Леви. Если бы Эрвин знал его не так хорошо, то мог бы наивно купиться на эту удочку. — Я читал, что конина считается здесь деликатесом, — непринужденно отозвался Эрвин. — Да, это правда. Ее используют, когда готовят главное казахское блюдо — бешбармак. Это… эм, — протянул Гриша, подыскивая слова. — В общем, это крошеное мясо с лапшой и бульоном. Едят его обычно руками. Насколько я помню, это издавна было блюдом кочевников. — Как интересно, — сказал Эрвин. — Оно есть в меню? — Есть, но в этом заведении я бы порекомендовал вам лагман или манты. Бешбармак надо есть в проверенном месте. Я знаю одно. Можем съездить туда завтра, если вы не против. Обед вышел… сытным. Все заказанные ими блюда, кроме теплого салата Леви, блестели от жира. Эрвин по достоинству оценил «мясную» культуру Центральной Азии, ведь он как никто другой любил мясо. Гриша рассказал еще много о национальной кухне, обычаях, истории, а Эрвин и Леви внимательно слушали, то и дело задавая вопросы. То, что хотя бы во время работы они могли общаться так естественно и свободно, приносило немалое облегчение. Вернувшись во флигель, Эрвин столкнулся с Леви в дверях. Тот как раз выходил из комнаты, выделенной им в качестве раздевалки. Леви вздрогнул от неожиданности и непроизвольно вымолвил «ой». Это было странное мгновение: Эрвин словно увидел Леви впервые, абстрагировался от их связи и двух лет отношений, взглянул на него другими глазами. Перед ним стоял красивый мужчина, у него были темные волосы, кожа цвета слоновой кости и отрешенные серо-голубые глаза — эта мрачная, строгая и холодная красота всегда манила Эрвина, и он, не видя ничего вокруг, стремился к ней, как несчастная мошка к источнику света. И кто бы мог подумать, что за этим пленительным образом, являющимся воплощением всех безумных фантазий Эрвина, скрывался человек, который резал себя так, что кожа на руках напоминала скопление каких-то наростов? Человек, который ревностно оберегал свое прошлое, точно вездесущий сфинкс пирамиду фараонов. Человек, который жил прошлым… Впрочем, тут Эрвин мог бы дать Леви фору. — Подвезти вас до гостинцы? — спросил Гриша, когда рабочий день остался позади. — Да, очень любезно с вашей стороны, — согласился Эрвин. Он слабо представлял себе, как передвигаться в Алматы на общественном транспорте. О нем писали неутешительные факты в брошюре, а Гриша осведомил их о том, что метро насчитывает пока всего десять станций. — Можно на «ты», — сказал Гриша. — Хорошо, приятель. — Без меня, — сухо вставил подошедший Леви. Он застегивал сумку и приглаживал волосы. — Я хотел бы прогуляться. — Не потеряешься? — Боже, — фыркнул Леви. — Для прогулок я бы посоветовал… — воодушевился Гриша. Эрвин прикусил язык. Он не прочь был бы пойти с Леви, но проблема заключалась в том, что Леви, очевидно, этого не хотел. Да и как Эрвин представлял себе их совместную прогулку? Как только флигель и Гриша останутся позади, их альтернативная реальность снова сомкнется вокруг них плотным кольцом. И в ней они не разговаривают уже больше недели. Иногда Эрвин готов был плюнуть на все предубеждения и данные самому себе обещания и пойти на попятную. Но потом его, как яркий свет автомобильных фар, озаряло, а затем спустя буквально секунду попросту сбивало с ног осознание — это ведь не он был тем, кто решил все прекратить. Перед ним отчетливо и ясно, как на ладони, вспыхнуло воспоминание о той ночи, когда он впервые обнаружил Леви в ванне — тот чужим, отсутствующим взглядом наблюдал, как с руки в раковину стекает кровь. Эрвин был настолько шокирован, что завис — одной струе как раз хватило времени обогнуть запястье и начать капать на белый акрил. Там, подобно полотну абстракциониста, уже красовался целый кровавый узор. «Прости, — едва ворочая языком от слабости, сказал Леви, — не подашь бинты?» Эрвин встрепенулся, схватил бинты и принялся с остервенением перевязывать порезы. Леви немигающе смотрел перед собой. Эрвин порывался позвонить в скорую, потом любому работающему психотерапевту, выспрашивал миллион и одну вещь, мерил комнату шагами, курил… Ничего. Леви сказал лишь, что не рассчитывал, что Эрвин вернется так рано, словно это было единственной проблемой. «Мне это нужно, Эрвин», — тихо сообщил он и, невзирая на все предостережения, пошел ставить чайник. Так началось хождение по мукам. А ведь Леви с самого начала предупредил, что «отношения с ним станут чредой неприятных сюрпризов». Тогда Эрвин самонадеянно решил, что тот преувеличивает. Леви так и не вернулся. Когда до полуночи оставалось несколько минут, а Эрвин уже не находил себе места от волнения, зазвонил его мобильник. — Эй, Эрвин, — раздался голос Леви на другом конце провода. — Ты где? Почему выключил теле... — Вышли мне адрес отеля. Я немного заплутал. Только быстрее, мобильник почти сел. — Нет, скинь мне свою геолокацию, я сейчас же заберу тебя. — Хватит все усложнять, мне не пять лет. Мне просто нужен адрес. — Леви. — Черт с тобой, — выплюнул Леви, и Эрвину показалось, что он чувствует чужой запальчивый гнев на расстоянии. — Сейчас. Пошли гудки. Эрвин удачно перехватил на рецепшене хорошо говорящую на английском девушку и объяснил ей ситуацию. Она понимающе улыбнулась и на карте города обвела ручкой станцию метро, направление и на какие улицы ему ориентироваться. На самом-то деле Леви находился недалеко. Девушка заверила Эрвина, что ему и двадцати минут хватит. — Задолбался ждать, — злобно констатировал Леви, когда Эрвин нашел его сидящим на скамейке посреди темной аллеи. — Ты сам потерялся. — Не проще было назвать мне адрес отеля? Тут, правда, никто нихера не понимает по-английски, но как-нибудь бы… — Я хотел пройтись. — Воспользовался ситуацией? — Вроде того, — с легкостью согласился Эрвин, сел рядом с Леви и вынул из пачки сигарету. — Еще все открыто, — неожиданно сказал Леви. — Ты о магазинах? — Магазины, кафе, даже парикмахерские. — Да, это тебе не Германия*, — Эрвин выпустил в воздух дым и запрокинул голову. Они сидели внутри маленького островка света — уличный фонарь, склонив свою металлическую голову, подслушивал их беседу. — Хочешь, зайдем и купим пива? Леви на секунду внимательно взглянул на Эрвина, как если бы серьезно задумался над этим предложением, но потом хмыкнул и коротко вывел однозначное «нет». Половину обратного пути они прошли пешком. Им навстречу скользили разноцветные неоновые вывески, неторопливо прогуливающиеся за ручку пары, велосипедисты… Из кафе-ресторанов, через то и дело открывающиеся двери, вырывались залпы смеха. Жизнь в этом городе пульсировала днем и ночью. В этом было что-то успокаивающее — вот так просто идти рядом, едва соприкасаясь рукавами. Тогда ведь все началось так же. Это был их пятый вечер, проведенный вместе. Они выпили в баре, оба были навеселе. Эрвин вызвался провожать Леви до дома, и по дороге, когда чувства расперли грудную клетку, душили, и казаться равнодушным уже было невмоготу, он, стоило им повернуть в темноту переулка, прямо сказал: «Я хочу поцеловать тебя». И Леви со свойственной ему дерзостью спросил: «И кто мешает?» В последующий миг Эрвин, замирая от восторга, целовал красивого мужчину, у которого были темные волосы, кожа цвета слоновой кости и отрешенные серо-голубые глаза… _________________ *В Германии все магазины в большинстве случаев закрывается до восьми часов вечера, рестораны — до десяти-одиннадцати. В воскресенье закрыто ВСЕ (не понимаю, как я тут еще живу Т_Т)