Бойся волков

      — Привет.       Ее уставшее лицо просияло, как только она увидела, кто стоит на пороге.       — Привет.       Его улыбка упала через две секунды.       — Брук, ты не должна открывать не глядя.       Она подавила вздох, развернулась и прошла в квартиру. Он зашел следом, прикрыв дверь.       — Я говорю серьезно, Бруклин.       Брук не стала спорить. Он не поймет ее, она не поймет его.       — Прости. Я буду осмотрительнее.       Десять минут спустя они сидели в гостиной. На подносе перед беззвучно работающим телевизором дымились, источая аромат, две чашки цейлонского чая. Отец и дочь тихо обменивались новостями. Брук смаковала знакомое убаюкивающее чувство. Все визиты отца были похожи. Умиротворяющие, спокойные, придающие уверенности.       — Все еще нравится твоя работа?       Она была ветеринаром в Ист-Энде. Нечто среднее между работой и волонтерством. Платили мало, работать приходилось много. Иногда работали бесплатно. Это не было обязательством. Но если бы не любовь к животным, они бы нашли работу получше. И это возвращало Бруклин и коллег к началу: никто из них не мог указать человеку с больным питомцем и ветром в карманах на дверь.       Отец, с одной стороны, уважал ее род занятий: его собственный отец был врачом.       С другой стороны, она знала: он бы хотел, чтобы Бруклин работала «настоящим» врачом. У него было двойственное отношение к профессии ветеринара. Пожалуй, он просто не воспринимал эту работу всерьез. Многие так считали. Врач наполовину, звериный доктор.       — Мне нравится работать с животными. Среди хозяев, правда, попадаются засранцы.       — Обладай звери человеческим интеллектом, среди них бы тоже попадались засранцы, — отец бросил взгляд на экран телевизора и застыл, переменившись в лице, будто ему переключили пультом канал. Взгляд стал холодным и жестким: Брук видела, как сужаются зрачки.       Поворачивая голову, Бруклин догадывалась, кого увидит.       Отец ненавидел его.       Белая кожа, улыбка, слишком широкая, чтобы быть человеческой; бешеный взгляд существа, ненавидевшего всё. Лицо казалось маской, настолько страшной, что она не боялась.       Таких лиц не бывает у живых людей.       Такая улыбка не может не разорвать кожу на щеках.       Такие зеленые глаза не могут быть настоящими, и человеческие зрачки не способны сузиться до размеров острия иголки.       Брук потянулась к пульту, собираясь выключить телевизор. Ей не хотелось терять вечер с отцом из-за какого-то маньяка на цветном экране.       Мужчина поднял ладонь.       — Нет. Оставь. Я хочу послушать.       Брук проглотила досаду и нехотя увеличила громкость.       — … после позавчерашнего столкновения с Бэтменом снова дал о себе знать…       Отец поджал губы.       — Бэтмен остановит его, — сказала Брук, — он всегда останавливает.       Отец бросил на нее быстрый взгляд. В его взгляде промелькнуло странное выражение. Он дернул уголком губ и повернулся обратно к телевизору.       — Он очень опасен. Я бы рекомендовал пока оставаться дома.       Бруклин поперхнулась смешком.       — Дома? Пап, это невозможно, — он повернул к ней свое маловыразительное лицо. Когда-то оно казалось ей обжигающе холодным. За годы она научилась читать на нем неуловимые для нетренированного глаза эмоции. Сосредоточенность. Заботу. Беспокойство. Любовь.       Жизнь сотрудника спецслужб брала свое. Отец был сдержанным, суровым человеком.       Брук была совсем ребенком, когда отец впервые объявился. Сказал, что она его дочь. Сказал, что работает на правительство. Большая часть детей поверила бы, но не Бруклин. Она наслышалась сказок про капитанов дальнего плавания, военных и тройных агентов. В ее первой школе был мальчик, Тимоти. Отец бросил их, когда парню было три. Тимми всерьез считал, что отец — космонавт.       Но ее отец не врал.       Бруклин не понимала этого лет до шестнадцати. И потом все встало на свои места. Мелкие странности в его поведении, непохожесть на всех, физическая форма. Ни у кого она не видела таких сильных рук, как у отца. Или такого взгляда.       Отыскав дочь, отец всегда был рядом. Они не могли жить под одной крышей, но он изобретал способы заботиться о ней.       И Брук была благодарна за него. Сильный, любящий, надежный. Она хотела бы, чтоб у них было больше времени для себя, но не завидовала детям из полных семей. Гэвин Карлайл, или как там на самом деле звали ее отца, давал дочери то, чего никто другой дать был бы не в силах: планку, к которой Бруклин тянулась.       Брук не оправдала его ожиданий с профессией, но стремилась делать все на высшем уровне.       И она знала, хотя он никогда не говорил: ему нравится, что она связала свою жизнь с помощью другим живым существам. Даже если это всего лишь животные.       Ее отец был хорошим человеком.       — Это не смешно, — он отвернулся, — когда он на свободе, никто не может считать себя в безопасности.       — Думаю, я не в большей безопасности у себя дома, чем на улице, — заметила Бруклин, — он ведь любит взрывать дома.       Сжав челюсти, отец смотрел в телевизор.       На экране показывали видеосъемку с городской камеры. Покореженные в брутальной аварии машины перегородили авеню. Огромный перевернутый каркас грузовой машины чадил в небо, пожарные тушили его водой из шлангов. И тела, много тел, некоторые успели накрыть целлофаном. Спасатели суетились, вытаскивая оставшиеся из-под обломков. Другие лежали прямо на асфальте, обгоревшие, изуродованные. В гражданской одежде, в полицейской униформе, в ярких и несуразных нарядах — люди Джокера.       — Он не взрывает дома просто так.       Брук промолчала.       — Ты видишь, что творится на улицах. Он сейчас действует дерзко, агрессивно, — Брук настороженно проследила, как он судорожно стиснул пальцами подлокотник, затем медленно подняла глаза на ожесточившееся лицо. — Это полномасштабная война. Он сцепился с одной из банд, и все эти люди, — кивок на экран, — случайные жертвы на поле боя, — отец покачал головой. — Ты понятия не имеешь, насколько сейчас опасно снаружи.       Ее передернуло, волосы на затылке встали дыбом. Прожив большую часть жизни в неблагополучных районах, она предпочитала тишину и комфорт. Опасность для нее никогда не была чем-то нереальным, что происходит в телевизоре. Отец растормошил ее внутреннего параноика. Независимо оттого, насколько велик или мал шанс, что что-то действительно произойдет, она будет теперь ходить, оглядываясь через плечо.       Видение себя среди растянувшихся на асфальте тел было не просто неприятным — оно было пугающе осязаемым.       — Пап, прекрати. Я не могу сидеть дома, так что не пугай меня.       Он обернулся к ней, лицо приобрело виноватое выражение.       — Прости, Брук, — он помолчал, разглядывая ее, потом вздохнул. — Ты не подумала над моим предложением? Я мог бы…       — Нет, пап, спасибо, но нет. Извини.       Отец кивнул. Он не распоряжался ее жизнью — еще одно качество, которое ее в нем восхищало. Гэвин был тем, кто все контролирует. В то же время он не пытался навязать ей свою волю.       Его предложение помочь с переездом в более благополучный город и подыскать работу в хорошей ветклинике она отвергла и в первый раз. Конечно, он не терял надежды. Но Бруклин знала, что ответ всегда останется «нет».       Она думала, в глубине души отец понимает причины. В противном случае он бы сменил профессию.       Бруклин не могла бросить работу в Ист-Энде и, главным образом, не могла уехать из города. Она родилась в Хадсоне, но Готэм тек в ее венах. Мрачный, неприветливый, с частыми дождями, тусклым летом, жестокой зимой и рекордными показателями преступности. Он принял ее, когда она приехала сюда учиться, и за все время у нее ни разу не возникло ни мысли, ни желания его покинуть.       Словно все предыдущие годы она была в утомительной поездке и теперь, наконец, вернулась домой.       Еще час они провели спокойно и непринужденно, не затрагивая ни тему работы, ни тему опасности на улицах. Затем он ушел, и Бруклин осталась одна. Единственное напоминание об отце — запах его одеколона, два огромных пакета с продуктами и пустые чашки в гостиной.       Брук вздохнула, втягивая ноздрями его запах и с тоской понимая, что начинает скучать. Подошла к окну и выглянула наружу. Отца не было видно, и дома стояли так близко друг к другу, что разглядеть что-то внизу не предоставлялось возможным.       Взглянув на часы, она подавила вздох. Почти одиннадцать, и ей по-прежнему нужно было закончить статью для сайта. Следовало сделать это еще три дня назад, но она мертвецки уставала на работе, и в голове было так пусто, когда она возвращалась домой, что у Брук просто не хватало сил заставить себя сесть за компьютер. Часов в десять она возвращалась, наскоро ужинала, читала перед сном и вырубалась не позже половины двенадцатого.       Ее и сейчас клонило в сон, но присутствие отца как всегда подействовало мотивирующе. Его решительность была заразна, и Брук понимала, что не ляжет, пока не покончит с делом.       На кухне она поставила чайник, перенесла за маленький стол ноутбук и забросила в чашку две ложки кофе, дожидаясь, пока загрузится система.       Когда она перевела взгляд на мигнувший голубым экран, апатия вернулась. Несмотря на всю ее решительность, мысли не шли, слова не складывались в предложения, и голова оставалась на удивление пустой. Она залила кофе кипятком и открыла холодильник, чтобы взять сливки.       С ее губ сорвался стон.       Сливок не было.       Не было и молока.       — Не может быть, — устало произнесла Бруклин, переставляя упаковки и надеясь, что молоко или сливки обнаружатся за чем-то другим.       Это было невозможно, она всегда ставила продукты на одно и то же место.       Бруклин закрыла холодильник, раздраженно откинула волосы со лба и направилась в прихожую. Наскоро надела обувь, накинула куртку, вытащила из верхнего ящика комода кошелек и сунула его в карман.       Слова отца крутились в голове, когда она открывала дверь. Ему удалось напугать ее больше, чем она надеялась: уже за дверью ее на секунду смел настоящий страх, словно снаружи ее ждала банда Джокера в полном составе с психопатом во главе.       Она мотнула головой.       Разумеется, отец прав: это Готэм. Не бояться клоуна сейчас неразумно.       Но Готэм — огромный мегаполис, а Бруклин — неприметная букашка в гигантском суетливом муравейнике. Отец прав и в другом. Джокер не взрывает дома просто так.       Он ничего не делает просто так.       Шанс, что именно Бруклин столкнется с ним, ничтожно мал. Авария случилась накануне. Джокер попытается залечь на дно, зализать раны. Он не станет всплывать через день, подвергать себя риску. Это глупо.       Успокоив себя, она спустилась по лестнице и прислушалась. В отличие от Джокера, пьяные отморозки и рядовые бандиты были насущной угрозой.       У нее был шокер. Куда совать кулаки Бруклин тоже имела представление, и ее телосложение, крепкое, атлетичное, компенсирующее недостаток роста, позволяло держать удар. В детстве ей приходилось драться. Против нескольких противников она ничего не смогла бы сделать, но шокер и умение постоять за себя позволяли без лишних опасений покидать апартаменты в позднее время. Однако лучший способ избежать опасности — предвидеть ее.       Выйдя из подъезда, Брук осмотрелась. Наушники остались лежать в кармане куртки.       Магазин находился близко и работал двадцать четыре часа. Учитывая ситуацию в городе и районе, ей было искренне жаль тех, кто оставался работать в ночную смену.       Помимо сливок Брук взяла плитку шоколада — усталость заставляла желать сладкого, — и несколько готовых обедов для микроволновки. Отец приносил ей здоровую пищу. Фрукты, овощи, хорошее мясо. Но после работы у нее не было желания готовить, а выходные не хотелось тратить на готовку. Она жила на полуфабрикатах, и ее это устраивало. Кулинарные навыки включали в себя приготовление яичницы и жарку мяса на сковородке. В целом она не решалась пробовать что-то сложнее варки макарон. Готовка виделась чем-то пугающим и недоступным рядовому человеку, на уровне ядерной физики.       С помощью неведанной ей магии знакомые совмещали работу, семью, хозяйство, хобби и отдых. Они говорили, Бруклин слишком много времени уделяет клинике. Что она могла поделать? Кто-то работал за деньги. Для Брук клиника была жизнью.       На входе она не взяла корзину и в винном отделе, придерживая покупки подмышкой, полезла в карман за кошельком, чтобы не возиться у кассы. Это была ошибка.       Будь она бодрее, этого могло не произойти. Но Брук двигалась скованно и неуклюже. Когда она сунула руку в карман куртки, локоть резко подался назад и задел бутылки.       Она сжалась, еще не понимая, но чувствуя, что что-то пошло не так. Надеясь, что все обойдется.       Когда раздался оглушительный звон и ей на ботинки брызнули осколки вместе с красной жидкостью, Брук выдохнула, неверяще глядя себе под ноги и цедя проклятия сквозь зубы.       Охранник оказался рядом, словно все время был за спиной.       Брук подняла на него лицо и беспомощно переступила с ноги на ногу, убирая подошву с растекающейся по плитке лужи.       — Мэм, вам придется заплатить за товар, — кивок на осколки. Кожу покалывали невидимые иголки, в голове стучало набатом. Она боялась повернуться, чтобы оценить ущерб. Но реальность не спешила исчезать, и повернуться пришлось.       Настоящее не превзошло худшие страхи, но превысило ожидания. Она боялась, что свалила целый ряд, но по грохоту определила, что на пол полетело не меньше шести бутылок.       Она ошиблась на две. Разбилось восемь.       Дорогие вина. Ее сердце громко ухало в груди. Даже одна бутылка — серьезный удар по ее капиталу.       Отец мог бы заплатить, у него были деньги, но с этим был связан еще один момент: Бруклин отказалась от его материальной поддержки. Он не стал переубеждать ее, но рассматривал решение не более, чем глупость.       «Как ты собираешься себя сделать, работая в этом заведении?» — прозвучал в голове его холодный голос.       Он был прав, Бруклин это прекрасно понимала. С ее работой и речи не могло идти о том, чтобы построить карьеру и сколотить приличный капитал.       Но мысль о жизни на всем готовом отвращала. Отец мог это устроить. Несколько лет она так жила, еще до переезда в Готэм. Чувствовала себя избалованной дрянью. Отец сказал — глупости, и снова был прав.       Но ей нравилась нынешняя жизнь со всеми проблемами и неудобствами. Собиралась она что-то менять? Брук не знала ответа на этот вопрос.       Скорее всего, нет.       Она смерила взглядом два ряда, слишком близко расположенных друг к другу, чтобы между ними можно было свободно пройти.       — У вас мало места.       Охранник вздохнул.       — Мэм, я стоял рядом с вами, и вы буквально налетели на полки спиной. Я не вижу, каким образом это может быть виной магазина. Вам придется оплатить ущерб, — он снова кивнул на осколки, и Брук поджала губы.       На кредитке недостаточно средств, и она дома. Наличка… Наличкой у нее не больше пятнадцати долларов.       Бруклин боялась прикинуть сумму, которая валялась на полу у нее под ногами.       — Товар расставлен не по правилам. Это не моя ошибка. Я не стану платить, — слова прозвучали резко. Повышение голоса — не самый корректный способ отстаивать правоту. Но она понимала, что не сможет расплатиться, если сейчас проиграет ему, прокручивала в голове возможные сценарии, и ни один из них не заканчивался благополучно. Ей придется обращаться за помощью к отцу? На сколько это затянется? Что если охранник вызовет копов?       Она не хотела видеть копов.       Завтра — рабочий день. Во сколько она вернется домой?       Ей и в самом деле так сильно нужен был этот чертов кофе?..       Хотелось выть, но Брук придала своему лицу нейтрально-холодное выражение, присущее людям, уверенным в собственной правоте — чувстве, которое она ни в коей мере не испытывала в эту секунду. Неловко перехватила продукты, которые теперь хотелось швырнуть в мусорный бак. На входе были свободные корзины. Так сложно было взять одну?       — Мэм, пожалуйста. Вам придется пройти со мной.       — Я не собираюсь никуда идти.       — С вами будет говорить администратор.       — Администратор? Пусть подойдет сюда. — Отрезала Брук. Она звучала смелее, чем себя чувствовала. Голова была пустой, будто из нее вынули мозг. Ладони вспотели. - Я подожду.       — Проблемы? — третий голос вклинился в разговор. Брук резко повернула голову, настороженно ощупывая взглядом незнакомого мужчину.       Охранник бросил на него апатичный взгляд.       — Вы с ней?       Мужчина перевел на Бруклин взгляд. В первые секунды она заподозрила в нем одного из клиентов ветклиники. Но нет. Брук впервые его видела. У нее была хорошая память на лица.       — Да, с ней.       Она чуть настороженно прищурившись, но промолчала, уступая ему следующий ход. Человек был интеллигентного вида. Люди его породы, вымирающий вид, не безучастны к чужим проблемам. Если он хочет сыграть роль спасителя, она не возражает.       По лицу охранника было видно: ему плевать, знакомы они или нет. Он переключился на нового участника действия:       — Сэр, товар испорчен по вине мэм. Все происходило на моих глазах. Мне жаль, но вам придется возместить ущерб магазину.       Незнакомец смерил взглядом ряды, пол, осколки.       — Юная леди права, — произнес он, посмотрев, наконец, на служащего, — у вас тут мало места.       Тот покачал головой.       — Места достаточно.       — Нет. Недостаточно, — флегматично возразил мужчина, проводя пальцами по бутылке сухого красного вина, — у вас здесь метр. Знаете, что по закону должно быть хотя бы полтора?       — Вы измеряли?       — Могу измерить, — он пожал плечами и достал из кармана телефон.       — Что вы делаете?       — Фотографирую, — щелчок. Он в самом деле сделал снимок. Сначала разбитых бутылок, потом узкого прохода между стеллажами. Выглядел человек при этом абсолютно спокойным. Брук переполнила зависть: ее собственные руки дрожали, во рту пересохло. Она сглотнула.       Охранник молча за всем наблюдал.       — Я попрошу вас обоих пройти со мной.       — На каких основаниях?       — Сэр, вы повредили товар.       — Мы?       — Она, сэр, мэм здесь.       — Кто сказал?       — Сэр, у нас стоят камеры, — охранник со вздохом кивнул на камеру под потолком. У Брук снова сжалось сердце. Неужели все-таки… — весь инцидент записан на видео.       — Отлично. Тогда я мог бы не фотографировать, верно? — незнакомец убрал смартфон в карман. — Но я все-таки оставлю снимки. Какой скользкий пол, — он провел подошвой по плитке. Охранник пристально наблюдал за ним, его губы превратились в тонкую линию.       — Думаете, можете разгромить весь магазин, а потом тыкать нам в лицо бумажкой с законами и притворяться, что ничего не было? — негромко спросил он. — Я знаю таких людей. Никогда ни в чем не виноваты. Потом она, — он кивнул головой в сторону кассы, за которой пожилая женщина выбивала товар, — или я, мы платим из своего кармана.       — Может, стоит заняться обустройством своего магазина.       — Я вызываю полицию.       — Пожалуйста. Идем, — фраза была обращена к ней. Бруклин замешкалась, не уверенная, что это хорошая идея.       — До приезда полиции я бы попросил вас остаться здесь.       — Просите. У нас нет времени. Есть какие-то претензии — в судебном порядке, — он вытащил из кармана пиджака блокнот с ручкой, вырвал листок и что-то написал на нем. — Вот мой номер.       — А вы кем ей приходитесь, простите?       Мужчина помешкал секунду.       — Дядей.       Брук смерила его взглядом. Их волосы были похожи — густые, светлого каштанового оттенка, слегка вьющиеся.       Охранник на байку с "дядей" не купился. Для ситуации это не имело значения. «Дядя», как и ее отец, не оставлял места для аргументов.       И аргументов не последовало.       С законодательной точки зрения «дядя» не был неправ. Брук имела право уйти. Ни полиция, ни администратор не могли задержать ее. Единственное, что мог магазин - это начать судебное разбирательство. Факты, насколько Бруклин могла судить, были на ее стороне. Правила есть правила, и они гласят, что между стеллажами должно быть определенное расстояние. Брук не знала какое именно. Она лишь предположила и, похоже, угадала. Но незнакомец знал, и охранник тоже. Имелся фото и видео материал.       Но одна мысль о суде, ровно как мысль о разборках и объяснениях перед полицией, приводила Бруклин в холодное, безвольное оцепенение.       — Ты забыла продукты, — напомнил «дядя», не успела она сделать и шагу.       Брук было далеко не до продуктов.       — В другой раз, — слова прозвучали сухо и отрывисто.       Он улыбнулся, словно прочел ее настроение.       — Уползаешь, поджав хвост? Ты ведь ради чего-то пришла сюда. Нет?       Перед глазами всплыло лицо отца. Чувство поражения усилилось, и накатило уныние. Битву с охранником выиграла не она, а за нее. К стыду примешивалось чувство вины. Закон законом, но Бруклин не могла избавиться от острого ощущения несправедливости. У охранника не было ни малейшего шанса против этого типа. Бутылки разбила она, по своей вине. Ряды здесь не при чем. Кто ответит за ее ошибку? Магазин? Или сотрудники?       Она не была уверена, что сможет сюда вернуться. Даже сейчас находиться здесь было нестерпимо.       Переборов себя, Бруклин апатично взяла сливки, шоколад и упаковки с готовой едой. К кассе она прошла в каком-то трансе, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. Не глядя кассиру в глаза, заплатила, дождалась чека, сложила покупки и как во сне вышла на улицу, почти не замечая присутствия чужого человека рядом с собой.       — Отец не учил тебя стоять на своем?       Бруклин вздрогнула и подняла глаза. Они стояли на улице в тусклом свете фонарного столба. Человек смотрел на нее, улыбаясь краешком рта. Он был выше. Брук приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть глаза в глаза.       — Вы знаете моего отца? — не подумав спросила она, и через секунду поняла, что это невозможно. У отца не могло быть знакомых. Не с его образом жизни.       Мужчина поднял брови. Она не смогла расшифровать выражение. Удивление, вероятно.       — Просто подумал, этому учат отцы. Как постоять за себя. Я не прав?       Брук не ответила.       — Впрочем, это не мое дело, не так ли? — легко отступил он. — Ну, — он глянул время в смартфоне, — это было интересно! — он перевел взгляд на нее и улыбнулся краешком рта. Потом внезапно протянул руку и, к ее шоку, ущипнул за щеку.       Она разозлилась бы, если б свет фонаря не упал в этот момент на его лицо: человек был старше нее, намного. Излишне фамильярный жест в свете ситуации не казался таким уж неуместным. Он в самом деле мог бы быть ее дядей.       — Выше нос! А мне пора. Чао!       Он развернулся и зашагал прочь.       Все происходило слишком быстро. Брук не поспевала за событиями. Когда вернулась способность мыслить, мужчина почти исчез из виду.       Брук вышла из оцепенения.       — Спасибо за помощь!       Он чуть оглянулся через плечо и поднял правую руку.       — Еще увидимся.       Бруклин нахмурилась, наблюдая, как он сворачивает за угол, шумно выдохнула через рот и покачала головой. Горькое разочарование в себе стягивало легкие тугим узлом.       Выждав еще секунд десять Брук закрыла глаза и спрятала горящее лицо в ладони. Пальцы слегка подрагивали. Продукты хотелось швырнуть в ближайшую урну. Она чувствовала себя выжатой физически и эмоционально: визит отца, Джокер, конфликт в магазине, помощь со стороны, разговор на улице, собственная беспомощность в правовых вопросах.       И Брук считала себя зрелым, самодостаточным человеком, вела самостоятельную жизнь, работала, платила налоги.       Чуть успокоившись, она отняла пальцы от лица, рассматривая пустую улицу и угол дома, за которым скрылся человек. Брови непроизвольно сошлись на переносице.       Сейчас, когда все кончилось, что-то в поведении мужчины вызвало у нее глубокую тревогу. Казалось… неправильным. Она не могла ткнуть пальцев во что-то конкретное. И ей это не нравилось.       Переборов пробежавший по спине холодок, она мотнула головой и направилась в сторону дома.