Сыльги заглядывает в пустующий кабинет, насквозь пропахший медицинским раствором и кофейными зёрнами, оставляет на столе рядом с парочкой карточек пациентов горячий стаканчик кофе, который купила по дороге на работу. Присматривается, поправляет висящий на стуле халат, стетоскоп, упавший в открытый ящик с другими папками, кладёт на место рядом с картами и медленно выходит, закрывая за собой дверь. От неё остаётся едва уловимый шлейф духов, который Хосок распознаёт безошибочно, входя ровно через полчаса после её визита, в чистой зелёной форме. Ему идёт этот цвет, Сыльги часто засматривается на него, когда он в операционной, хотя ей туда пока и нельзя. Он почему-то вспоминает об этом, особенно, когда видит принесённый кофе, улыбается, падает на стул, уставший с ночной смены, и только успевает сделать глоточек, как в кабинет стучатся.
— Да господи, бросить кости не дают спокойно, о тленный мир, как я устал! — он поднимает глаза к потолку и внемлет кому-то видимому только себе. — Входите!
Утро обещает быть не таким уж и дерьмовым, когда на пороге возникает Чимин, который сонно трёт глаза, но улыбается и которого Хосок явно никак не ожидал увидеть у себя на работе, и уже спустя несколько секунд в душу закрадываются сомнения.
— Так, ты чего здесь делаешь? Если Сомин-таки отстрелила тебе причиндалы из пистолета Сокджина, то я тебя спасать не буду, так и знай!
— Капец как ты рад друзьям, когда ты на работе, — подаёт голос Пак. — Я вообще-то своих спиногрызов на диспансеризацию привёл, а сам к тебе умыкнул кофеёк попить, пока они там по кабинетам путешествовать будут.
— А, кофеёк, — монотонно тянет Чон, — кофеёк это можно, только тебе придётся сбегать себе за стаканчиком, меня уже угостили, — показывает он на свой.
Чимин вынимает из-за спины картонную упаковку с фирменной эмблемой из ближайшей кофейни с двумя точно такими же стаканчиками и неловко переминается с ноги на ногу, а потом проходит и садится в кресло напротив. И щурится так гаденько.
— А кто это тебя кофейком поит в восемь утра, а?
— Та, кого ты мне, кошара блядский, напророчил, когда вы с Юнги зассали от предложения Джина Сомин! Хочешь об этом поговорить?!
— Н-не очень, — Чимин пытается сделать вид, что это был не он.
— То-то же.
— Как брат?
— Да вот недавно два больших здания арендовал, хер пойми зачем. Говорю ему, что и купить может, а он отмалчивается, чё мутит, скотина, — Чимин ворчит в точности как и все младшие братья. — Кстати, мы давно не были в его клубе, вам так не кажется?
— Почти все из нас нынче семейные, или почти семейные.
— Семейные — это трусы, а ты называй своими именами — женатики, — фыркает друг. Хосок ржёт. — И всё-таки, мы же можем занять вип-комнату, когда это брат отказывал мне в чём-нибудь? И посидеть там, если хочешь, по-семейному, как старцы и старушки.
— У-у-у, у кого-то кризис среднего возраста начался раньше, чем надо было, — Хосок делает ещё глоток кофе и устраивается поудобнее. Жаль, закинуть ноги на стол было бы совсем свинством в чьём-то присутствии. — Что, несладко, когда твоя дама намного тебя младше? С тебя уже песок сыпется, а она ещё очень даже ого-го? — подначивает он Пака.
— Чья бы мычала, я всех вас младше. Ну, кроме Чонгука. И наша разница в возрасте с Соён самая прекрасная. У кое-кого вон и десять, и двенадцать лет разницы.
— Ты просто бесишься, что по барам да по клубам нынче так часто уже не пошляешься.
— Да ладно бы с Соён, она ведь только за, егоза… Я стал всё чаще натыкаться на своих же учеников, а пьющий в одном клубе с учениками учитель и зажигающий на танцполе — уже немного проблема, — с досадой вздыхает Чимин. — Вот и приходится ходить с ними на всякие диспансеризации и утренники в колледже.
— Если тебе так не сидится, то можем выбраться куда-нибудь, когда у девочек и у тебя будут каникулы, — предлагает Чон. — Можно съездить на пару дней в горы, покататься на лыжах, после нового года, естественно, потому что декабрь у нас занят свадебкой.
— Идея хорошая, но соберутся ли все? — усмехается Чимин. — Того глядишь, наши молодожёны будут в медовом месяце.
— Значит, выдернем из одного медового месяца и посадим в другой. Всё, вали давай, мне работать надо, а ты отвлекаешь, — Хосок встаёт из-за стола, выпроваживая друга, а Чимин не глупый, Чимин замечает сразу, что в противоположной перевязочной спиной к ним стоит Сыльги, делает вид, что разговаривает с кем-то по телефону, но украдкой кидает взгляды на кабинет любимого кардиохирурга, и поэтому ретируется, пожав другу руку и обещав созвониться на выходных.
Пак уходит, и Сыльги сразу выходит из перевязочной, обнимая Хосока и целуя в губы, совсем позабыв о том, что они пока свои отношения в больнице не афишируют. А Хосок вот помнит, особенно после того, как главный врач больницы застукал их целующимися прямо за рабочим столом и очень аккуратно намекнул Чону, что отношения в больнице не то, чтобы запрещены, но не должны отвлекать от работы, и что Сыльги вообще-то всё ещё интерн, хотя слава богу, не под руководством Хосока, иначе это было бы похоже на роман ученицы и учителя, и тогда у Чона были бы проблемы. Как хорошо, что руководитель Сыльги — пожилой профессор Ким, и не конкурент Чону явно.
Хосок заводит девушку в кабинет и с укором на неё смотрит, не торопясь отвечать на поцелуй.
— Ты забыла про выговор?
— Я вообще-то доброго утра шла пожелать, — улыбка девушки в миг слетает с губ.
— А я вообще-то почему-то из-за тебя постоянно получаю по головушке, почём зря, — вырывается у Хосока, и уже после того, как он это сказал, спохватывается, но Сыльги отстраняется. — Я не это имел в виду…
— Нет, по-моему, именно это, — огрызается она. — Ты прав, вечно от меня какие-то проблемы. А я ещё шла радостной новостью поделиться, что главврач разрешил мне перевестись в твоё отделение, но что-то я как-то поторопилась.
— Так, давай без глупых ссор, я просто не спал всю ночь, сама же знаешь, какой я после этого нервный, — мужчина подходит ближе, но Кан не даёт себя обнять, ясно давая понять, что молчать не намерена. — Ты уже обиделась и сделала выводы?
— Да какие выводы? Вот представь, что мы оба вместе начнём работать, проводить операции и приходить домой настолько вымотанные и уставшие, что-либо не будем практически общаться, либо только грызться друг с другом от нервов.
— Ты преувеличиваешь, — он делает ещё одну попытку обнять, но ничего не выходит, и Хосок просто обступает её, чтобы взять свой стакан кофе и допить его, иначе он сейчас грохнется и уснёт.
— А ты не относишься к этому серьёзно, — Сыльги разворачивается к нему. — Ты вообще относишься к чему-нибудь серьёзно кроме работы?
— Сыльги! — взмаливается он. — Если после работы я не буду расслабляться и шутить в своём стиле, забывая ненадолго о том, что здесь происходит, я сойду с ума! Неужели ты сама не понимаешь, через какой каждодневный нервяк мы все проходим? Я спасаю с того света жизни, а не игрушки шью. Ну в самом деле, мы уже разговаривали об этом, я хочу отдыхать после работы, пить с друзьями пиво и травить байки, и заниматься любовью с любимой девушкой, а не угрюмо разгадывать кроссворды и выбирать обои в гостиную, это не моё.
Сыльги молчит, поджав губы, а Хосок заканчивает свою тираду и забрасывает стаканчик в урну. Он облокачивается на стол и шумно выдыхает, прикрыв глаза.
— Если ты не готова мириться с моими недостатками, то ты права, мы поторопились. Если передумаешь, приходи, я с удовольствием приму тебя в своё отделение, только ассистировать я тебя к себе не возьму. — Она вскидывает голову, ошарашенно глядя ему в глаза, а Хосок смотрит с неприсущей ему серьёзностью. — Я в операционной и я в жизни — два разных человека. В операционной я ни с кем не сюсюкаю, на всех ору, психую и матерюсь, и это не то, что наши отношения смогли бы выдержать. Так что прости, а сейчас мне надо идти к пациентам.
Он оставляет её в полном оцепенении и, едва завернув за угол, бьёт кулаком в стену, а выпустив пар, оглядывается, надеясь, что никто этого сейчас не видел.
***
— Юнги, когда я говорил, что мне надо выпить, я имел в виду, что это будет не в присутствии моего мелкого, — Хосок прожигает взглядом спину младшего брата, который заказывает себе пиво, а затем начинает убивать взглядом Юнги.
— Да я-то здесь причём? Это всё Джин!
— В смысле Джин? Он тоже здесь?
— В смысле мелкий позвонил Сомин насчёт чего-то там проконсультироваться, об этом услышал Джин, который как раз был с Сомин, что как бы логично, а я говорил с Джином в тот момент, приглашая его выпить с нами, и он зачем-то позвал Чонгука за компанию, и вот мы здесь, — Юнги приглашает его за столик.
— А почему мы пришли в кафе, где работает Чонын? — как бы между прочим спрашивает Хосок. — Чтобы ты под присмотром был?
— Чтобы она, блять, — отрезает Юнги, поглядывая в сторону, где стоят официанты. Хосок смотрит туда же и видит среди них белобрысую девушку в чёрных блузке и брюках на фоне всех остальных официантов в белых рубашках. Чонын — администратор, потому выделяется. Завидев их, девушка машет рукой, с нежностью смотрит на Юнги и кивает Хосоку. Они двигаются в сторону своего столика.
— Мелкий, — Хосок садится на свободное место на диване рядом с уже хорошеньким Чимином, о чём-то болтающим с Тэхёном, — какого хера ты тут забыл?
— Я же говорил, что у меня запара, хён, — Чонгук чокается с Тэхёном кружкой пива и выпивает половину залпом.
— Кстати, имя этой запары — Хан Сонхва, — пьяно говорит Чимин, — и я её знаю. Та ещё коза.
— Я стесняюсь спрашивать, откуда? — Хосоку всучивают стакан с виски, и он только благодарно кивает.
— Правильно, стесняйся.
— Сказал «а», говори «б», — хмыкает Чонгук. — Так откуда ты её знаешь?
— Да блин, учились мы вместе, только она была на старших курсах уже, когда я поступил, — Чимин отпивает из своего стакана что-то разноцветное и морщится. Хосок коктейли не любит, от них наутро плохо, так что вместе с Юнги и остальными, кто тоже мешать не любит, попивает чисто виски. — Ну и в общем мы мутили где-то с полгода.
— Ебать, — выдаёт Намджун, — ты это Соён, главное, про количество своих бывших не распространяйся, а то найдут тебя закопанным в лесу, причём невестушка Джина с удовольствием поможет расчленить и закопать труп.
— Итого мы имеем: засосал Ухи у меня дома, — начинает загибать пальцы Тэхён, — почти замутил с сестрой своей девушки, а теперь ещё выясняется, что встречался с учительницей Чонгука.
Чимин, который до этого был навеселе, мрачнеет.
— Ну с кем не бывает, — разряжает обстановку Хосок, похлопавший друга по спине, чтобы ободрить. — Соён, если и узнает, поймёт и простит, я уверен. Мы все не без греха.
— Я так не думаю, — хмуро отвечает Пак и опрокидывает стакан залпом. — Но если я расскажу ей правду о своих прошлых отношениях, ничего хорошего из этого не выйдет.
— Поэтому молчи в тряпочку, ты уже предложение ей сделал, дурак, — Тэхён усмехается и подливает ему виски. — Успокойся, никто не осуждает. Подумаешь, кошара любвеобильный.
— А я поссорился с Сыльги, — вздыхает старший Чон. — И хули делать теперь — в душе не ебу.
— Если виноват ты, иди и замаливай прощение, — говорит Намджун.
— А если не я?
— То же самое, — обречённо изрекает Юнги. Все смеются. Да уж, ему-то, живущему с Чонын, виднее. Друзья чокаются, и в этот раз Хосок тоже выпивает со всеми залпом.
***
У Хосока в голове пьяная пустота и чувство дежавю. Он открывает глаза и натыкается руками на что-то мягкое. Это оказывается всего лишь подушкой, а то, где он спит — диваном, но комната кажется ему незнакомой. Он медленно встаёт, осматривается и привыкает к свету из окна. Напротив него стоит плазменный телевизор и маленькая тумбочка, на которую небрежно кинута женская сумочка и несколько пачек разных таблеток. Рядом обнаруживается полная бутылка с водой. Кто бы это ни был его благодетелем, Хосок благодарит мысленно и жадно пьёт. Он не помнит совершенно ни черта после момента, когда они с друзьями пили уже третий или четвёртый по счёту стакан. Виски заходило хорошо, им было весело, они смеялись и шутили, но потом всё обрывается. Он даже не помнит, как добирался домой. Вернее, сюда, потому что это явно не его дом.
Память возвращаться отказывается, но у Хосока просыпается тревожное чувство, что он здесь уже бывал. И когда заходит на кухню, всё становится на свои места.
Сыльги стоит к нему спиной, медленно нарезая овощи для салата. Пахнет омлетом, на столе уже стоят две тарелки, и греется чайник. Тишина давит на него.
— Привет, — говорит он, и девушка оборачивается, оказываясь не Сыльги, но очень на неё похожей. Стоящий в одних джинсах, полуголый Хосок тут же смущается и отступает немного. — Ой… я…э-э…
— Расслабься, я сестра Сыльги, — усмехается девушка, — садись, будем завтракать.
— Неловко как-то, — он проходит и садится на край табуретки, — познакомиться хоть надо. Меня зовут Хосок. И, эм, где Сыльги?
— Да, я знаю, врач-кардиохирург, её парень, с которым она вчера поругалась, — усмехается девушка, — она ушла на работу с час назад. А меня зовут Айрин. Я учусь на заочном, приехала на три недели, чтобы сдать экзамены, а потом опять уеду.
— Вот как, — Хосок берёт в руки вилку, сглатывая слюну, потому что сосёт под ложечкой, а он не ел со вчерашнего утра. — Похоже, твоя сестра на меня злится.
— Ещё как, — усмехается Айрин.
— Правда?
— Да, так что я пока все колющие и режущие предметы убрала от греха подальше, — Хосок усмехается, но самому не смешно.
— Слушай, — поборов стадию неловкости, Хосок пододвигается ближе, — какие цветы Сыльги любит? И вообще… что она любит? Мы вместе не так давно, я ещё не успел изучить её вкусы и привычки, а извиняться как-то надо.
— О-о-о, это ты по адресу, оппа, — Хосок тактично пропускает это обращение, словно они уже близкие друзья, потому что помощь ему реально нужна, и начинает внимательно слушать. В конце концов, хоть они и виноваты оба, мужчина в их паре он, и ему несложно извиниться первым.
