Назад не смотри

— Чёрт бы подрал Вас, Мария Андреевна, — сквозь тёмную пелену бессознательного послышался звук голоса Гуро.       Маша схватилась за этот голос, пытаясь вырваться из того беспамятства, которое окружало её. В один момент вдруг тишина отступила, и где-то далеко послышался треск горящего дерева и крики людей. Оставалось лишь открыть глаза, чтобы, наконец, понять, что происходит. Ресницы слиплись, и разлепить их получилось, только проведя по ним руками. При этом рукой она задела что-то очень шершавое. — Осторожнее, тут деревья, — запоздало предупредил Яков Петрович. — Что случилось? — Мария Андреевна смотрела вперёд затуманенным взглядом и не могла увидеть ничего, кроме собственной белой руки. — Это я хотел бы спросить у Вас.       Наконец, женщине удалось проморгаться и сфокусировать взгляд на мире вокруг. Оказалось, что она лежала на земле, рядом с ней, в одной рубашке, сидел следователь. Он смотрел на неё в упор. Маша попробовала сесть. Каждое движение отдавало жжением по всему телу. Она опёрлась спиной о дерево позади неё и посмотрела в глаза следователю. Было темно, но небо освещали всполохи оранжевого огня позади Гуро.       Мария Андреевна вспомнила, что горела хата. Вспомнила и то, как она вбежала в неё и тут же упала. И вспомнила крик мужа откуда-то сзади. — Я потеряла сознание? — догадалась она. — После такого падения только это и могло произойти, — кивнул Яков Петрович. — А Вы вытащили меня? — Не мог же я оставить Вас гореть, — он пожал плечами. — И где мы? Как выбрались? — в голове женщины роилось множество вопросов. — Душа моя, Вы задаёте слишком много вопросов, это помешает Вам восстановиться после удара, — дознаватель покачал головой. — В доме у Ганны было несколько выходов, я заметил их при обыске и воспользовался одним из. А сейчас мы в лесу. — Почему не в деревне? Меня будет искать Саша. — Боюсь, он не найдёт, — Мария Андреевна вопросительно вскинула бровь и тут же почувствовала очень неприятное жжение на лбу. — Этот лес — наш с Вами дом на некоторое время. — С чего это вдруг? — С того, что всадник думает, будто бы я мёртв. А значит, у меня есть прекрасная возможность… Не смотрите так на меня. Прекрасная возможность вести расследование с нового ракурса. — Причём здесь я? — При том, что при всём желании Вам нельзя показываться в Диканьке. Я, конечно, прошу прощения, но женская болтливость… — Мне плевать, что Вы будете делать, я могу не говорить о том, что Вы живы. А меня ждёт муж. Я не могу позволить ему думать, будто бы я мертва, — возмутилась Маша и попыталась встать. — Однако Вы позволили себе так безрассудно броситься в огонь за мной. Что наводит на некоторые вопросы, — Гуро многозначительно помолчал. — Боюсь, что даже если Ваш поступок был ошибкой, в чём я лично сомневаюсь, Вам придётся остаться со мной на некоторое время. — В лесу? — язвительно заметила женщина и развела руками. — Вы хотите, чтобы я осталась с Вами в лесу, Яков Петрович? — Ну, почему же в лесу? — Гуро тоже развёл руками. — Я нашёл отличную хижину, принадлежавшую какому-то отшельнику, ныне покойному. Там мы с Вами и остановимся. Переждём, так сказать-с. — Нигде я с Вами не остановлюсь и ждать ничего не буду, — Мария Андреевна, наконец, смогла подняться на ноги. — Мария Андреевна, со всей любовью и… — Любовью? Вы сейчас сказали любовью? — щёки Маши обжёг яростный румянец. — Это Вы-то сейчас говорите о любви? Ха! Мне даже стало интересно выслушать это. — Со всей любовью и уважением, я не пущу Вас в Диканьку, — невозмутимо закончил Гуро и тоже поднялся на ноги. — Я надеюсь, Вы не станете совершать глупости, вынуждая меня применять силу. Мы с Вами прекрасно знаем, что это до добра не доводит.       Маша побледнела и закусила губу. Обожжённая кожа тут же защипала. Только сейчас женщина заметила, что на ней нет верхнего платья. Лишь лёгкая сорочка, прожжённая в некоторых местах. — Где моя одежда? — А я всё думал, когда же Вы заметите, — усмехнулся Яков Петрович. — От платья, душа моя, пришлось избавиться. Во-первых, потому что должно же от нас было хоть что-то остаться в огне. И во-вторых, в самых главных, платье просто-напросто горело. Горящую Вас тащить было бы сложно. — Отлично, — буркнула женщина, поискав глазами, чем можно бы прикрыться. Тело, хоть и жгло, начинало замерзать в холодном и влажном лесу. — В той хижине есть кое-какая одежда, мы можем пойти прямо сейчас, — Гуро смотрел в сторону пожара и говорил так спокойно, будто бы они договаривались о совместном променаде. — С чего Вы взяли, что я пойду с Вами? — Маша сложила руки на груди. — С того, что у Вас нет выбора, — следователь резко развернулся и обхватил своими длинными и чёрными от сажи пальцами худое и бледное запястье женщины. — Пустите, — она попробовала вырваться. — Не пущу, — ни один мускул не дрогнул на его лице.       Мария Андреевна кулаком второй руки ударила по груди мужчины. Он поморщился, но не более. Тогда она попыталась вырвать руку из цепкой хватки. Гуро смотрел на неё всё также невозмутимо — Хорошо. Ладно. Но как только мы вернёмся в Диканьку, мой муж об этом узнает и, не дай Бог, Вы будете к этому моменту живы, — прошипела женщина. — Госпожа Ленская, Вы бы перестали угрожать. Только хуже делаете и себе, и господину полицмейстеру, — Машу всю перекосило от обращения к ней таким образом. — Не знаю никакой Ленской, — она отчего-то закашлялась. — Зато я прекрасно знаю, — улыбнулся Гуро и потянул женщину вслед за собой в лес.       Она часто оборачивалась, глядя на то, как горит и полыхает не только один дом, но и вся деревня вместе с ним. Думала она о том, что зря побежала туда. Зря бросилась вслед за следователем. Но теперь уже делать было нечего. Оставалось только надеяться, что Яков Петрович действительно лучший детектив, и совсем скоро она окажется в своём доме, в объятиях своего мужчины. А тот, кто сейчас бережно, но всё-таки грубо вёл её в темноту, пропадёт из её жизни так же, как пропадал раньше — навсегда.       Мария Андреевна вспомнила вдруг, как много лет назад стояла на пороге дома Гуро. Была зима. Темнело рано, но белый снег отражал тусклый свет жёлтых фонарей. — Что Вы здесь делаете? — сухо спросил Яков Петрович. Он явно был удивлён увидеть Ленскую здесь. — И Вам доброго вечера, Яков Петрович, — невозмутимо произнесла девушка. — Вы позволите войти? — Конечно, — Гуро пропустил её внутрь дома. Несмотря на вечерний час, одет он был буднично и даже официально.       Маша сняла пальто, запорошенное снегом, и передала его следователю. Он встряхнул его, поднимая снежную бурю на пороге. Когда пальто оказалось висящим на пустой вешалке, Гуро поднял глаза на гостью и сложил руки на груди. — Что Вы здесь делаете? — повторил он свой вопрос. — Я заходила в отделение, там мне сказали, что Вы заболели и не появлялись уже несколько дней, — невозмутимо ответила девушка, старательно не замечая раздражённости мужчины. — И решили вот так бесцеремонно и без предупреждения заявились в мой дом? — Гуро сделал особое ударение на слове «дом» и зашевелил челюстью. — На правах Вашей близкой подруги, решила, что могу позволить себе такую слабость. Вы так и будете держать меня на пороге? — Мария Андреевна сделала один шаг в сторону освещённой залы, но сильная мужская рука схватила её за локоть. — Вы пришли не вовремя, Мария Андреевна. Я вынужден попросить Вас уйти, — внешне Яков Петрович оставался таким же невозмутимым, но в голосе его появились острые нотки, а в глазах засверкали молнии.       Откуда-то из глубины дома послышались голоса. — У Вас гости? Могли бы сразу сказать, — Маша заинтересованно встала на цыпочки, будто бы это могло помочь ей увидеть происходящее в другой комнате. — Вас это не касается, — прошипел Гуро и резко дёрнул локоть девушки к себе. — Вы приехали на своей бричке? Если нет, я прикажу подать свою. А в следующий раз посылайте вперёд записку, — пальцы его всё сильнее вжимались в бледную руку девушки. — Пустите меня, — шепотом попросила Ленская, но вдруг стала вырываться. — Если Вы не… если Вам чужды проявления чувств, это не значит, что другие не должны их показывать, — Маша извивалась, пытаясь освободить руку, но длинные сухие пальцы словно прилипли к ней. — Да пустите же в конце концов! — в сердцах крикнула она. — Я Вас больше не потревожу, — он сдвинул брови, но пальцев не разжал. — К Вам со всей душой. Волнуешься, едешь на ночь глядя, чтобы только узнать о Вашем самочувствии… А Вы… бесчувственный сухарь!       Внезапно произошло то, чего ни Ленская, ни Гуро не могли предугадать. Свободная рука Маши взлетела и со всей силы, на которую только способна девушка, ударила гладко выбритую щёку следователя. Он незамедлительно схватил и вторую руку Марии Андреевны. Брови его взлетели так высоко, что все многочисленные морщины перебежали на лоб. Маша испуганно зажмурилась, ожидая кары за содеянное. Гуро задвигал челюстью, всё ещё не до конца осознав, что произошло.       Привычка следователя переводить всю злость на руки, сжимая трость или оружие, и сейчас сработала. Он сжал руки девушки настолько, что она взвизгнула, а на глазах её появились слёзы. Она судорожно глотала воздух и шипела от боли, не в силах освободиться от горячих тисков. Яков Петрович, наконец, вернул контроль над собой и отпустил руки Ленской. Бледная кожа на её запястье тут же стала красной, в местах, где только что были пальцы следователя. Гуро бросил беглый взгляд на красные пятна, которые на утро непременно станут синяками. Испуганно и аккуратно он поднял её запястье на уровень своего лица и коснулся губами следов нечаянного насилия. Маша отняла руку. Подняла голову и гордо, вернув самообладание, потянулась за пальто. — Ваша бричка мне не нужна. Я не планировала оставаться надолго, — она отказалась от его помощи, когда просовывала руки в рукава. Гуро молчал.       Молчал он и когда входная дверь захлопнулась с шумом, впустив в прихожую холодный воздух. Мария Андреевна, оказавшись на морозе, тут же потеряла всякое желание видеть когда-либо Якова Петровича. Где-то в глубине души знала она, что виновата, не удержала своих чувств, когда решилась приехать и нагрубила, сама нарвалась на грубость и ярость Гуро. Но молодой девичий разум уверял её в том, что он мог бы вести себя и помягче. И дело было даже не в синяках. Дело было в том, что Маша полюбила следователя и надеялась, что чувства её взаимны. Но он лишь холодно прогнал её со своего порога.