Назад не смотри

      Утро Бинха началось странно. Было раннее утро, когда вернулся он домой после тяжёлой ночи. Упал в кровать и заснул ровно на три часа, позволив себе проснуться позже, чем обычно. Чай, всё, что могло случиться, уже случилось. По всей хате стоял такой холод, что полицмейстер, даже кутаясь в одеяло, дрожал всем телом. Это бодрило лучше, чем что-либо, но и также говорило о скором приходе осени. Собрался Александр Христофорович быстро, наспех выпил чашку чая и выбежал из дому. Он собирался на кладбище, но отчего-то не смог собраться с духом и развернулся в сторону участка. «Не сегодня, Маша, прости, не могу».       В участке его уже ждали Тесак с отцом Варфоломеем. Глава полиции только и удивился тому, что помощник его выглядел бодрым и даже, казалось, успел сходить на утреннюю рыбалку. Решив, что для молодых время идёт иначе, чем для остальных, Бинх стал разбираться с делом. — Ну, видно же, что он бес. У него харя вся чёрная, сморщенная, как выпорожненный кошелёк, — Тесак слегка заикался, но в целом вёл себя так уверенно, что Саша даже удивился. — Я за что человека задержать должен? За то, что тебе харя его не нравится? Ты на свою посмотри. — Нельзя допустить, чтобы эта собачья морда христианских душ касалась, — настаивал на своём отец Варфоломей, чем вывел Бинха из себя. Он собрался, выдохнул и ледяным голосом произнёс: — Так. Последний раз говорю: ни за собачью морду, ни за чёрную харю мы людей не арестовываем и в темницы не бросаем. На всё есть закон, — судя по лицам просящих, они не одобряли и не принимали это утверждение на веру.       Александр Христофорович закатил глаза и помотал головой, в знак того, что разговор окончен. Он уткнулся в бумажки, лежавшие на столе, и постарался сфокусироваться на тексте в нём. Не прошло и минуты, как показалось Саше, как в участок ввалились два казака, ведущие под руки окровавленного одноглазого пастуха. Следом за ними влетел взъерошенный Гоголь. Пастуха усадили на стул. Он всё причитал и рыдал: «Зверь. Зверь». Бинх вопросительно взглянул на дознавателя. — Вчера вечером пропала девушка, Даринка. Уходила к нему на пастбище и не вернулась, — объяснил тот. — Где девочка? — спросил полицмейстер, хватаясь за дело целиком и полностью. Тот всё бормотал. — Девочка жива? — Саша старался говорить максимально членораздельно и чётко, чтобы пастух точно мог его понять. — Что за кровь на тебе? Ты не ранен, откуда кровь? — одноглазый даже не поднимал головы, лишь качался из стороны в сторону и дрожал. — Возможно, на них с Даринкой напало какое-то страшное животное в лесу, — слегка дрожащим голосом предположил Николай Васильевич. Бинх дёрнулся, вспомнив существо, убившее корову. — А я думаю, что он, собачий сын, себя самого имеет в виду, — Александр Христофорович за пять лет узнал все рычаги давления и перешёл к угрозам, чтобы попытаться вернуть рассудок пастуху. Он схватил плётку и помахал ей под носом у юноши. Тот лишь дёрнулся в сторону, — Отвечай мне, какой зверь, говори… — закричал глава полиции, но Гоголь его прервал. — Александр Христофорович, Вы, что не видите, он ничего не скажет. Вы не видите его состояние? — Бинх усмехнулся. Впервые за всё время он видел писарчука в таком состоянии. И впервые слышал его крик. — А у Вас есть предложение получше? Что ж, я Вас внимательно слушаю, — Саша заложил руки за спину, предвкушая попытки Гоголя быть дознавателем. — Нужно снарядить людей на поиски девочки в лесу и его окрестностях, — Николай Васильевич снова говорил своим прежним тихим голосом, но с долей истерии. — Ха! Интересно как получается, то есть каждый раз, когда у меня будет пропадать крестьянка, я буду посылать весь отряд казаков в лес, да? — Бинх поджал губы, понимая, что идея в самом деле здравая, хоть и не осуществимая. — Да в Вашем распоряжении вся деревня. Попросите людей, они Вам не откажут.       «Стареешь, Александр Христофорович, » — подумал полицмейстер: «Вон, малец и того сообразительнее тебя». Бросив взгляд на пастуха, Саша ещё раз убедился, что ничего тот ему сейчас не расскажет и позвал казаков, дежуривших у входа. — Этого в клетку, пусть оклемается. И соберите людей на поиски девочки. Все, кто смогут пойти — пускай идут. Вы сами-то пойдёте, Николай Васильевич? — Бинх надел треуголку, накинул пальто и открыл двери, выпуская Гоголя вперёд себя.       Спустя час по лесу то и дело разносились крики: «Даринка! Сестрёнка! Доченька!» Бинх шёл молча, иногда лишь облизывая сухие губы. Он думал о том, увидит ли сегодня краем глаза ночной силуэт или окажется он плодом его воображения? Думал ещё и о том, что хочется поскорее уже со всем этим покончить и действительно на покой. Из раздумий вырвал его голос Гоголя, кричавший: «Я просто хочу, чтобы ты к ней не приходила». Посмотрев вокруг, Александр Христофорович понял, что никого там, куда Николай Васильевич кричал, не было. Удивлённо вскинул он брови и снова посмотрел вокруг. — - Николай Васильевич, — окликнул он писарчука, — с Вам всё в порядке? — Да-да, всё н-нормально, — отозвался Гоголь. — Снова с мёртвыми разговариваете? — полюбопытствовал Бинх. Юноша только открыл рот, чтобы ответить, как со стороны послышался зов: — Все сюда, скорее!       На земле, под деревом лежали грудой останки. Всё вокруг было в крови. Гоголь отвернулся и зажмурился. Тесак снял шляпу и перекрестился. Сестра Даринки заплакала, уткнувшись в грудь отца. Александр Христофорович и сам готов был заплакать, перекреститься, да, что угодно, лишь бы последние несколько дней оказались сном. Убийство за убийством, труп за трупом и так быстро сколачиваемые гробы. — Неужели, моя теория насчёт праздников оказалась неверна? — произнёс Николай Васильевич негромко. — Человеку свойственно ошибаться, — пожал плечами доктор и закатал рукава. Александр Христофорович поморщился. Свойственно, может быть, и всем, а простительно уж точно не им, не ему. Руки его и без того по локоть в крови, а с каждым днём погружались они в неё всё сильнее. Бомгарт же в буквальном смысле сейчас погрузился по локоть в кровь и останки. Бинх отвернулся на секунду, возвращая самообладание. — Ну, что ж, — почти дрожащим голосом начал Саша, но замолчал и продолжил уже твёрже. — Вот всё и прояснилось. Даринка зверски убита и убил её Фёдор. Что и требовалось доказать. — Я бы не торопился с выводами, господин Бинх, — снизу подал голос Леопольд Леопольдович. — Доктор, Вы, что, допились до слепоты? Вот кровь, вот останки. Вам что ещё нужно? Не видите? — Нет, это не человеческая кровь, — доктор поднялся на ноги, держа в руках кишки неизвестного теперь уж происхождения. — Это не Даринка. Это овес ариес. — Это что ещё за бес такой? — испуганно спросил Тесак. — Овца, — громогласно объявил Бомгарт. — Домашняя. Как видите, господин Бинх, овечьи останки от человеческих я пока могу отличить, — кишки с громким «хлюпом» упали на землю. — Как это прикажете понимать? — в голове у Бинха всплыла картина недавних дней: останки коровы в овраге. — Кто-то прям здесь разделал домашнюю овечку, — доктор лучился счастьем. — Н-да, видимо, в овечьей требухе Вы действительно разбираетесь лучше, чем в человеческой, — буркнул Александр Христофорович. — Может, Вам в коновалы податься? — Вы, сударь, сапог и бурбон, — выкрикнул обиженный доктор и отошёл помыть руки от крови. — Зря Вы так, — слабым голосом произнёс Николай Васильевич. — Леопольд Леопольдович настоящий мастер своего дела. — Мастер? — сквозь зубы переспросил Бинх, вспоминая одну не самую приятную историю. — Мастер он только мертвяков потрошить, а вот живых людей он боится оперировать. Зуб мне побоялся вырвать, всё в обморок падал. Пришлось в Миргород ехать.       Было это года два назад. Александр Христофорович, не имея привычки рано просыпаться, подскочил, ещё даже петухи спали. Подскочил с криком и разбудил жену. — Саш? — сонно позвала Мария Андреевна. — Что случилось? — Зуб, — прошипел в ответ мужчина. — Болит? — Угу, — такую боль полицмейстер испытывал до этого лишь однажды, когда шальная пуля прилетела ему в бедро. — До утра дотерпишь? Я за доктором схожу, — озабоченно спросила Маша, убирая с потного лба мужа седые пряди.       Он покивал, но обратно в постель не лёг. Мерил шагами комнату под настороженным взглядом жены из-под одеяла. Как только пропели петухи, Маша вылезла и в одну минуту собралась. Саша благодарен был ей за то, что не допрашивает, ведь болело так, будто бы резали его изнутри, и говорить он не мог, боялся снова закричать. Доктор, трезвый, но сонный, похожий на накуксившуюся сову, пришёл через двадцать минут. Мария Андреевна влетела следом за ним, на ходу скинув платок. Бомгарт насильно усадил полицмейстера на стул, против окна и заставил оторвать руки ото рта. Бинх застонал. — Господин полицмейстер, будьте мужчиной, потерпите минуту, я просто смотрю, — грубо, но справедливо произнёс Леопольд Леопольдович.       Маша встревоженно наблюдала за происходящим, стоя за спиной у мужа. Она заламывала руки и то и дело бросала испуганные взгляды на доктора. Женщина знала характер своего мужа и с ужасом представляла какую боль приносит ему зуб, раз он даже подскочил с криком, да раньше петухов. — Что ж, Александр Христофорович, придётся рвать, — наконец, поставил диагноз Бомгарт. — Вытэ, — с открытым ртом почти прокричал Бинх. — Что? — не понял доктор. — Рвите, — перевела Маша и положила руку на плечо мужа. Он положил сверху свою ладонь и благодарно сжал. — Х-хорошо, — сказал Леопольд Леопольдович, отвернулся за инструментом, покачнулся и упал в обморок.       Бинхи переглянулись и с двух сторон подскочили к мужчине. Тот быстро пришёл в себя, похлопал глазами и мотнул головой. Опираясь на дрожащую руку главы полицейского управления Диканьки, он поднялся на ноги и взял нужный инструмент. Александр Христофорович вернулся на стул и открыл рот. Бомгарт наклонился над лицом полицмейстера, затем отвернулся, чтобы поправить занавеску на окне, мешающую видеть, и снова упал в обморок, сметая за собой чернильницу со стола. Бинхи ещё раз помогли ему подняться. — Леопольд Леопольдович, Вы в порядке? — участливо спросила Маша. — В полном, Мария Андреевна, в полном.       Он упал так ещё несколько раз, пока, наконец, не сдался. — Простите, я сегодня не могу, — развёл он руками.       Не смог он и в обед, и вечером. А на следующее утро, когда Бинх с удивлением осознал, что бывает и хуже, Саша не вытерпел и приказал подать лошадь. Уехал в Миргород. Вернулся счастливым и без зуба. Привёз жене платье, просто так, потому что настроение хорошее стало. А с Бомгартом больше дел старался не иметь. — Это всадник! — Гоголь упал наземь. — Это всё он подстроил. Даринка жива, он хочет убить её в праздник в ночь на Покрова, — юноша тяжело дышал, но спешил рассказать то, что увидел в видении. — Что Вы предлагаете делать? — спросил Бинх. — Продолжать поиски, — уверенно сказал Гоголь.       Они пробродили по лесу до наступления темноты и после, нехотя, разбрелись по домам. Уставшие и сонные, все мечтали оказаться поскорее в своей хате у печи или на кровати. Александру Христофоровичу же просто не терпелось положить голову на подушку и забыться, выспаться, в конце концов.