Назад не смотри

      На похороны Гоголя Бинхи пришли раньше всех. Не от большой любви к писарю, но из-за самой странной и невероятной ошибки на свете. Мария Андреевна уж очень рвалась посмотреть на крест со своим именем и избавиться от него. Александр Христофорович понимал рвение жены, да и сам не был в состоянии оставаться дома, проснувшись и маясь. — Знаешь, это, наверное, самая страшная вещь в моей жизни, — тихо сказала Маша, вцепившись холодными тонкими пальцами в ткань пальто мужа. — В моей тоже, — дрогнувшим голосом ответил Бинх.       Они подходили к кладбищу, молчаливые и тёмные на фоне серого неба кресты которого угрожающе протыкали облака. Саша громко сглотнул судорогу и, черпая спокойствие из глубины холодного немецкого разума, прошёл мимо могил, приготовленных для дивчин, даже на них не глядя. Маша ещё крепче сжала чёрный рукав и задрожала. Крест, принадлежавший по сути ей, показался из-за других тёмных силуэтов. Она на секунду остановилась, но стоило мужчине открыть рот, чтобы предложить не идти, она уже бежала, утягивая его следом. — Нужно его убрать, — торопливо произнесла она и протянула руки, желая вырвать крест с корнем из земли. — У тебя это так просто не выйдет, — Александр Христофорович отнял её руки от дерева и сжал в своих ладонях, отдавая им всё возможное тепло. — Но это нужно сделать, — упрямо и слезливо попросила Маша, в попытке вырвать руки.       Но муж не отпускал и даже наоборот сжал чуточку крепче. Женщина, до этого проявлявшая невероятное самообладание и силу воли, сейчас истерично закричала и стала рваться из рук мужчины. — Саша! Пусти же! Я хочу его убрать! Пожалуйста!       Полицмейстер, обладающий большой физической силой, прижал жену к себе, скручивая руки так, чтобы она не смогла вырваться. Она дёргалась, словно птица в силках, захлёбывалась в истерике. Саша подумал о том, что в последние дни она, как и он сам пережила много неприятных вещей и перенесла их стоически, не выказав никаких совершенно признаков слабости. В отличие от него, который даже стреляться собирался, не то, что истерил, да с ума сходил. Пристыдил сам себя, крепче Машу обнимая, решил, что ради неё держать себя в руках будет. В конце концов, он мужчина, он офицер, хоть ссыльной, он сильнее. Ему и держаться, ему и её держать. А у неё как раз в этот же момент и ноги подкосились, повисла обессиленным грузом на шее у Саши. Замолчала, только всхлипывала изредка, да в жилет лицом зарывалась. — Я ведь живая, а он тут… стоит и не пошатнётся, — оправдывалась она, хоть и не требовалось это от неё совсем. — И зачем он только нужен…       Александр Христофорович молча гладил её по волосам, терпеливо дожидаясь полного её успокоения. Восхищался лишь тому, как она быстро возвращалась в жизнь, как успокаивалась, да как претерпевала всё изнутри, наружу не вынося ничего совсем. А он, дурак, так не умеет. Умеет только запирать всё внутри, а места-то там мало, вот и взрывается всё время, с грохотом по поводу и без. Мария Андреевна дрожала, словно лист на ветру. Слёзы её уже высыхали, оттеняя следы усталости. Саша мягко оторвал её от себя, не отпуская, и накинул на худые плечи своё пальто. Теперь женщина была укутана сразу в два пальто и согревалась быстрее, что отражалось на её розовеющих щеках. Приобняв её за плечи, глава полиции развернул её в противоположную сторону и, легонько подталкивая, повёл к могиле, приготовленной для господина Гоголя.       Немногочисленные знакомые Николая Васильевича уже были там. Гроб стоял около свежевырытой ямы, принесённый двумя казаками. Тесак распорядился. Супруги Данишевские стояли чуть поодаль ото всех. Бомгарт, явно нетрезвый, шатаясь, оглядывался по сторонам, ища чего-то или кого-то неизвестного. Вакула сдерживал рыдания и что-то говорил диканьскому писарю. Александр Христофорович молча кивнул священнику и встал рядом с Тесаком, всё ещё обнимая жену, хотя та в этом больше не нуждалась.       Пока отец Варфоломей читал отходную, Саша то и дело крутил головой, боясь увидеть похоронную процессию с семью гробами. Маша, заметив это, сжала ладонь мужа, молча говоря о том, что ему не о чём волноваться. Однако он воспринял этот жест, как просьбу не отвлекаться и, нахмурившись, стал смотреть на присутствующих исподлобья. Когда же молитва была прочитана, он негромко сказал Тесаку: — Скоро остальных хоронить принесут, надо бы поторопиться, — помощник смерил главу полиции взглядом, полным смиренного возмущения и непонимания       В этот же момент Варфоломей произнёс: «Аминь» и все перекрестились. Александр Христофорович с тревогой посмотрел снова в сторону деревни и облегчённо собирался отдать приказ опускать гроб, но Леопольд Леопольдович, неизвестно как оказавшийся в состоянии членораздельно говорить, произнёс: — Подождите. Я бы хотел сказать небольшую прощальную речь, — Саша раздражённо закатил глаза, но был одёрнут женой. Бинх сжал губы и надел на голову треуголку. — Николай Васильевич был человеком необычайного ума. Он был человеком… — Бомгарт стал глотать слёзы. — Ну, нечего речи разводить, — прервал его полицмейстер, отворачиваясь от осуждающего взгляда Маши. — Давайте, опускайте гроб, — он махнул рукой в перчатке. — Вот бисовы дети, из гнилья гроб сделали, — возмутился Вакула, берясь за один конец верёвки, что гроб опускала. — Много гробов пришлось сколотить. Свежие доски на дивчин и казаков ушли, а этому ироду и гнилых досок хватит, — ответил один из казаков и плюнул. — Давайте поторапливайтесь, так до Рождества не похороним, — подгонял нерасторопных мужчин Саша, всё ещё избегая жениного осуждающего взгляда и начиная выходить из себя.       Мужчины опустили гроб, и Бинх первым бросил горсть земли на него. Повернувшись, наконец, к жене, он жестом предложил ей уходить. Она кивнула и спешно взяла его под локоть. — Закапывайте, — хрипло сказал Саша. Тут же со стороны деревни послышался девичий отчаянья крик. — Стойте! Зачем вы живого хороните? — кричала Василина — дочь Вакулы, путаясь на бегу в юбке. — Он не помер, он живой! — кричала девочка.       «Этого только не хватало, » — подумал Александр Христофорович, нервно закусив губу: «Так и слухи могут пойти, что живого схоронили». Мария Андреевна, словно прочитав его мысли, поправила ему рукой треуголку, коснувшись легко щеки его. Закопали быстро, под суровым взглядом полицмейстера и под рыдания Бомгарта и Якима. Елизавета Данишевская, имевшая любовный интерес к Николаю Васильевичу, молча смотрела на комья земли, засыпающие тело его. Муж её — граф Алексей, хмуро и исподлобья блуждал скучающим взглядом по окрестностям.       Когда в землю был воткнут крест с именем Гоголя, со стороны деревни послышался стон, предвещающий похоронную процессию. Александр Христофорович шумно выдохнул и сквозь зубы пробормотал: «Ну, слава богу, успели». Он кивнул присутствующим и в сопровождении Марии Андреевны и Тесака пошёл прочь с кладбища. Постепенно все стали расходиться. — Ты и на моих похоронах так спешил? — тихо спросила Маша, едва они отошли от других. — Никак нет, госпожа Бинх, — вместо начальника ответил Тесак, за что получил укоризненный взгляд и резкий подзатыльник от начальства. — За что ты… — начала Мария Андреевна возмущаться, но была прервана истошным криком Якима.       Все тут же обернулись, и глазам их предстала картина страшная и жуткая. Николай Васильевич, весь в комьях грязи и щепка древесины, торчал из свежей могилы живой и напуганный, едва ли меньше всех остальных. Бинхи, не сговариваясь, бросились к ожившему первыми. Саша изо всех сил потянул Гоголя, возвращая его из-под земли на неё. Маша сбросила с себя полицмейстерское пальто и накинула на дрожащего юношу. Казалось, что они ни капли не испугались, хотя на самом деле оба были в ужасе. Тем временем, подбежали уже и остальные, всячески намереваясь сделать хоть что-нибудь полезное. — Помогите ему добраться до кровати, — рявкнул Александр Христофорович казакам, стоявшим в ступоре над душами. Они кинулись исполнять приказ, и через десять минут разношёрстная и поредевшая компания приятелей Гоголя сгрудилась в его комнате на постоялом дворе.       Леопольд Леопольдович вместе с Лизой стали кутать Николая Васильевича в одеяла, и прикладывать компрессы. Доктор принялся осматривать новоожившего пациента. — Что-то слишком много оживших в этой деревне, — на ухо Бинху прошептала Мария Андреевна, отчего тот мимолётом усмехнулся. Мысли его были заняты совершенно другим. Гоголь — либо всадник, либо пособник. И теперь ему тоже предстоит принять виноватость. — То, что Вы живы, это настоящее чудо, — произнесла стоявшая у постели дознавателя Данишевская. — Господа, я боюсь вас разочаровать, но никакого чуда в воскрешении господина Гоголя нет, — с улыбкой произнёс Бомгарт, разводя руками. — Просто Николай Васильевич на два дня впал в летаргию. Сие известно науке, как глубокий сон, похожий на смерть. — Чудны дела твои, господи, — изумлённо произнёс Тесак.       А Александр Христофорович всё думал о том, что, будь Леопольд Леопольдович «в кондиции», не пришлось бы им хоронить живого. «И ведь неужели вины не чувствует за происшедшее? Впрочем, ему всегда было плевать на последствия. Только как Гоголь провернул подобное… Это трюк, фокус, без сомнения, но как?» Данишевская меж тем покинула комнату. Мария Андреевна шёпотом, про себя, но так, чтобы слышали Тесак и Саша, стоявшие по бокам от неё, возмутилась: «И как ей не стыдно, при живом муже…» — Доктор, — окликнул Бинх, поднимая глаза и надевая на голову треуголку. — Да, — хрипло отозвался Бомгарт. — Скажите, а как по-вашему, господин Гоголь может встать, идти? — Ну, в целом… Хотя… — улыбка сошла с лица Леопольда Леопольдовича. — Я бы посоветовал полный покой, — он скрипнул дверью и вышел вон. — Я совершенно здоров, — дрожа, сказал Николай Васильевич, поднявшись на кровати. — Тесак, — писарь откликнулся немногосложным «А?», — приведи двух казаков. — А? — переспросил он. Мария Андреевна изумлённо посмотрела на мужа. — Приведи двух казаков, — раздражённо отчеканил Бинх. — Хорошо. Будет сделано, — Тесак вышел. — Вставайте, одевайтесь, — полицмейстер сделал шаг к кровати. — Вы арестованы, господин Гоголь. Или как прикажете к Вам обращаться? Господин всадник?       Гоголь испуганно смотрел на Александра Христофоровича. Со спины мужчину прожигал такой же испуганный взгляд Якима и хмурый Марии Андреевны. Глава полиции невозмутимо выдержал всё и, коротко кивнув, вышел из комнаты, выводя с собой жену. — Ты что такое делаешь? — зашипела она. — Арестовываю соучастника преступления, — Саша отчего-то не смотрел в глаза Маше, блуждая взглядом по грязным стенам. — А с чего ты взял, что он — соучастник? — С того, что все улики ведут к нему, — тоном, не терпящим возражений, ответил Бинх, всё-таки не до конца уверенный в своём решении и не желающий слушать то, что могло бы пошатнуть его уверенность. Женщина шумно выдохнула. — Каков молодец, — произнесла сквозь зубы, а полицмейстер раздражённо окрикнул Гоголя, чтобы тот поторапливался.       В участке Тесак заводил покорного дознавателя в клетку, едва касаясь пальцами его локтя. Мария Андреевна, войдя в участок, сразу же упала на стул мужа, сердито нахохлилась и молча наблюдала за происходящим. — Не серчайте, Николай Васильевич, служба-с, — ключ повернулся в замке. — Оставьте в покое моего барина, окаянный, — запричитал Яким.- Да что ж за шельма Вас укусила? — Запри его! — зарычал Александр Христофорович, от чего Маша вздрогнула. Он явно был в ярости. Только от чего — непонятно. — А заприте меня, — мужчина снял с себя шапку. — Я барина своего не оставлю, — Тесак послушно впустил его в клетку. — Александр Христофорович, да что здесь происходит? — возмутился, наконец, Гоголь. — С чего Вы вообще решили, что всадник — это я? — Маша уставилась на седую голову, ожидая услышать хоть что-то вразумительное. — Ну, всадник Вы, или пособник, в этом следствие разберётся, — с холодной злостью произнёс Бинх. — Объяснить Вам? Ну, что ж, извольте, — хриплый голос полицмейстера, ставший необъяснимо безэмоциональным, заставил Марью Андреевну побледнеть и задрожать. — Ну, думаю, рассказывать в деталях о том, как девушки, которых мы по Вашему предложению отправили на хутор, погибли все до последней вместе с охраной, не нужно? — Погибли? — переспросил явно обескураженный дознаватель. — Как погибли? — Поразительно, как Вы ловко умеете притворяться и изображать неведение. Да ведь ребёнку понятно, что Вы имеете отношение к их смерти. О том, что девушки на хуторе, знали мы с Вами и погибшие казаки, но только у Вас были отношения со всадником. Ну, как бы он ещё узнал, где их искать? — в интонациях полицмейстера слышалось разочарование и вопрос, ответ на который он искал и не мог найти. — Данишевский, — Александр Христофорович сквозь зубы выдохнул. — Об этом ещё знал Данишевский. Послушайте, Александр Христофорович, я уговаривал, — Саша яростно развернулся прочь от узника, но наткнулся на осуждающие зелёные глаза и повернулся обратно, — графа Данишевского, чтобы он отправил Лизу на этот хутор вместе с девушками. Его сейчас же нужно задержать! — Что же Вы за человек такой, а? Ни капли совести. Вы обвиняете графа, потому что имеете виды на его жену. — Саша! — крикнула внезапно Мария Андреевна. — Подожди! — грубо через плечо оборвал её Бинх. — Это здесь совершенно ни при чём, — Николай Васильевич дрожал то ли от холода, то ли от нервов. — Вы совершаете большую ошибку. — Большую ошибку я совершил, когда решил доверять Вам, — одним словом сказал Александр Христофорович и пошёл к выходу из участка.       Маша, обиженная на то, что закричал он на неё, выходить следом не собиралась. Саша сердито посмотрел на неё, потом на Тесака и бросил короткое: «Дома поговорим» жене. Вместе с писарем они вышли на улицу, оставив Марию Андреевну наедине с Гоголем и Якимом. — Граф Данишевский — всадник! Он убьёт её! — надрывался Николай Васильевич.       Госпожа Бинх не выдержала и вылетела за мужем прочь из участка. Права отпускать дознавателя он не имела и, как бы сильно того не хотела, против воли мужа идти не могла. Поэтому и отправилась прямиком домой, дожидаться его возвращения. И уже потом поговорить с ним и выяснить настоящие причины такого решения.       Александр Христофорович же вместе с Тесаком отправились выпить в шинке. Расположились за столом, заказали вина и еды. Разговор не шёл, хотя и висел плотно в воздухе. Бинх всё думал обо всём сегодняшнем дне и о Маше, которую зазря замолчать заставил и обидел. Тесак же смотрел на начальника и не смел думы его тяжкие разговором прерывать. Однако ж прервал и спросил всё, что только интересовало его. Так и выпивали вдвоём, задушевно и почти по-семейному. Откровенно говоря, никогда они так не делали прежде, но так легко обоим стало после разговора этого, что решил каждый сам для себя, делать так почаще. Прервал их трапезу гомон бунтовщиков, прокатившийся по всей деревне. — Это ещё что такое? Этого только не хватало. Сколько человек осталось околоток сторожить? — спросил полицмейстер, на ходу хватая револьвер и надевая треуголку. — Двое, — промычал слегка захмелевший Тесак. — Пойдём, — произнёс Бинх, помогая ему встать.       Всё немногочисленное население Диканьки сейчас стекалось в сторону участка, что не могло остаться незамеченным Марьей Андреевной. Наспех накинув платок, побежала она туда же, куда и все шли, сливаясь с толпой полностью. Сначала не понимала она, что происходит, однако же на середине пути в голове отчётливо проскочила печальная и тревожная мысль.       «Бунт.»