Назад не смотри

      Звон металла эхом пронёсся по комнате. Мария Андреевна вытерла слёзы и, наконец, увидела, как её муж медленно сползает по стене. Бледный, измученный, но живой. Перед ним, извиваясь всем телом, обрушилась ведьма. На шее её красовался обруч, а на груди расползалось кровавое пятно. Над ней склонился Яков Петрович, который держал в руках окровавленный клинок. — Александр Христофорович, Вы как? — чуть насмешливо спросил следователь. Полицмейстер неопределённо хмыкнул. — Саша! — вскрикнула Маша и на негнущихся ногах пошла к мужу.       Лиза и Гоголь, обрушившиеся на пол, после убийства ведьмы, первые несколько секунд судорожно глотали воздух. Но, придя в себя, Данишевская быстро подскочила на ноги и, имея вид совершенно угрожающий, сделала несколько шагов в сторону Гуро. — Не так быстро, Елизавета Андреевна, — покачал головой Яков Петрович. — Николай Васильевич находится у меня на мушке, — в доказательство своих слов, он поднял руку с пистолетом. — У меня остался один заряд, и я бы очень не хотел тратить его на этого юношу, но при малейшей попытке атаковать любого из нас, я буду вынужден это сделать. Николай Васильевич, ничего личного.       Лиза отпрянула. Госпожа Бинх, сидя на полу, рядом с мужем, пыталась перебинтовать руку куском ткани, оторванным от рукава рубашки. Александр Христофорович морщился и шипел от каждого прикосновения к раненой руке, но терпел. Ведьма на полу испустила последний вздох и замерла. Гуро поддел сапогом её тело, чтобы окончательно убедиться, что она мертва. Дуло пистолета смотрело на неподвижного Гоголя. — Мария Андреевна, не окажите ли Вы мне услугу? — елейным голосом спросил следователь. Женщина посмотрела на него снизу вверх и неуверенно кивнула. — Не могли бы Вы, снять сей прелестный обруч и передать его мне? — Маша потянулась дрожащей рукой к шее ведьмы, но тут же отпрянула. — Ну, смелее, она уже не укусит, — усмехнулся мужчина, принимая «ошейник» из бледной трясущейся руки.       Яков Петрович, не опуская руки с оружием, перешагнул через тело ведьмы и, стуча каблуками в тишине зала, подошёл к Данишевской. Лиза затаила дыхание, когда два конца обруча сошлись на её шее. Александр Христофорович, рука которого, хоть и была забинтована, но от серьёзности ранения, кровоточила беспрестанно, сделал слабую попытку встать на ноги. Маша тут же подскочила к нему и подала руку. Он угрюмо посмотрел на неё, но помощь принял. Тяжёлое тело мужа заставило Марию Андреевну слегка пошатнуться, но он моментально перевёл весь груз на стену и встал на свои обе уже почти крепко. Женщина смотрела на него в упор и всё думала о том, что, не успей Яков Петрович на какую-то секунду, муж её лежал бы сейчас таким же бездыханным телом, как и ведьма. — Ну, что же, — с особенной весёлостью произнёс следователь, когда к особняку прикатила бричка, — я надеюсь, вы понимаете, что проведённое расследование и всё, что здесь произошло — совершенно секретно. Отныне, вы — хранители государственной тайны. А за её разглашение сами понимаете, что будет. — Будьте покойны, знаем, — прошипел полицмейстер, прожигая Гуро взглядом. — И, да, Александр Христофорович, а я ведь не шутил по поводу назначения, — Яков Петрович постучал руками по карманам и выудил конверт. — Оно у меня на руках, да и Вы его в любом раскладе заслужили. — Мне не нужны подачки от Вас и Вашего третьего отделения, — Бинх смотрел прямо в глаза следователю. — А я и не Вам даю. А Вашей жене. Беременной, — Гуро усмехнулся и с хитрецой посмотрел на Марию Андреевну. Рука в перчатке протянула конверт женщине. — Что? — переспросил Саша и перевёл взгляд на жену. Та, смущённая, пожала плечами и слабо улыбнулась. — Берите-берите, пока я не передумал, — Маша взяла конверт и прижала его обеими руками к груди. — Может быть, свидимся в Петербурге. Но только один совет, на прощание, по дружбе. Это и Вас касается, Николай Васильевич, — мужчина повернулся к бледному Гоголю, сидевшему в полной растерянности в углу залы. — Не дай вам бог когда-нибудь встать на моём пути.       Ведя перед собой послушную и совершенно сникшую Елизавету Данишевскую, Гуро Яков Петрович вышел вон из особняка. Двери захлопнулись за ним с грохотом. Спустя минуту, бричка, подгоняемая извозчиком, покинула Диканьку навсегда.       В залу несмело вошёл Тесак. Увидев господ живыми и не умирающими, он снял шляпу и перекрестился. Казаки, пришедшие с ним, учтиво склонили головы перед начальником. Александр Христофорович кивнул головой на тело ведьмы, лежавшее на полу. — Увезите её и похороните где-нибудь на отшибе, — приказал он. — Тесак, а ты найди и приведи к нам в дом доктора, скажи, что мне операция необходима и отказа я не приму. Николай Васильевич, Вы целы? — Бинх совершенно не выглядел, как человек, только что сражавшийся с ведьмой и пришпиленный к стене. Шок от происходящего пришёл только сейчас и избавил от боли и слабости. — Д-да, — ответил из угла Гоголь. — Если я Вам не нужен, я, пожалуй, пойду, — и он вышел вон так стремительно, что никто и слова сказать не успел.       Александр Христофорович проводил юношу взглядом и тяжело вздохнул. Затем повернулся к Марье Андреевне, которая всё прижимала к груди жёлтый конверт, и мягко улыбнулся: «Домой?»       Леопольд Леопольдович прибежал так скоро, как только мог. Случай с Даринкой удивительно вселил в него чувство веры в себя и свои способности. Зашивал руку полицмейстера он, казалось, целую вечность. И уж несколько вечностей прошли для Марии Андреевной, ожидающей конца операции в комнате. С кухни, где временно обустроился Бомгарт, то и дело доносилась ругань, но в целом, было тихо. Когда в дверях показался улыбающийся доктор, Маша в очередной раз ходила из угла в угол, заламывая руки. — В целом операция прошла успешно. Однако на заживление может уйти несколько месяцев. Вы уж следите, чтобы он сильно не двигал рукой, хотя бы первое время, а то швы разойдутся, — сказал Бомгарт и вышел из хаты.       Саша вошёл в комнату, как только входная дверь захлопнулась. Виновато и устало улыбнулся, развёл руками и облегчённо вздохнул. Маша подошла к нему впритык и уткнулась лицом прямо в широкую грудь. Он обнял её здоровой рукой и, неловко двигая второй, забинтованной, попытался распутать её спутанные волосы. Она ойкнула и отпрянула. — Когда ты собиралась мне сказать? — спросил Александр Христофорович, присаживаясь на край кровати. — Когда закончится вся эта история со всадником, — Мария Андреевна завела прядь волос за ухо и села рядом. — И давно ты знаешь? — мужчина нахмурил брови. — Не больше месяца знаю, — отвечала женщина. — А откуда он узнал? — Когда меня лихорадило, там, в лесу… я больше всего об этом волновалась, вот и сказала, — оправдывалась Маша. — Ты не сердишься? — Сержусь, конечно, — Бинх отвернулся от жены, но голос его выдавал — он улыбался. — Саш, а мы в Петербург вернёмся? — совсем тихо и робко спросила Мария Андреевна. — А ты хочешь? — он повернулся к ней, и лица их оказались так близко, что обжигали дыханием друг друга. — Хочу, — она опустила голову. — Ты вскрыла конверт? Он не солгал? — заинтересованно спросил полицмейстер. — Нет, там и правда приказ о назначении обер-полицмейстером Петербурга, подписанный… твой. — Тогда чего уж, послужим государству, пока есть возможность, — усмехнулся Саша и прильнул к губам Маши.       Через неделю, когда слухи о всаднике, приезжих следователях и убийствах начали стихать, Бинхи стояли в дверях полицейского участка. Оба одетые по-дорожному и готовые в любую минуту умчаться вдаль. Александр Христофорович с грустью посмотрел на свежие доски над дверью, которыми казаки совсем недавно заменили бывшее там гнильё. Мария Андреевна аккуратно держала его перебинтованную руку и всё вертелась, ища глазами тех, кто должен был прийти и проводить их. — А-александр Х-христофорович, М-марья А-андреевна, — к ним спешно подошёл Тесак. Он хотел сказать что-то, но не смог подобрать слов, поэтому неловко переминался с ноги на ногу, крутя в руках шляпу. — Здравствуй, Степан, — кивнула Маша. — Тесак, ты всё же можешь поехать с нами, — этот разговор происходил между полицмейстером и писарем каждый день, с момента, когда было решено уезжать. — А-александр Х-христофорович… — Тесак никогда не смотрел на начальника, а смотрел в землю. — Я тебя своим помощником бы устроил, стал бы ты служить также, но по званию выше. А после моей смерти, может, дослужился бы до обер-полицмейстера, — по-доброму усмехался Бинх, но звал искренне. — Дак, господин Бинх, я человек маленький, — Тесак развёл руками, — куда уж мне. — Ну, смотри сам. Коли решаешь остаться, так я договорюсь, чтоб тебя полицмейстером Диканьки сделали. А коли всё ж поедешь, так мы с Марьей Андреевной тебя одного в столице не бросим, поверь, — женщина отчаянно закивала головой. — Александр Христофорович, — юноша поднял голову и посмотрел впервые за долгое время начальнику прямо в глаза, — спасибо Вам большое, но я уж лучше здесь останусь, да при своей должности. Большего мне и не надобно. А Вы с Марьей Андреевной лучше в гости приезжайте к нам, так, изредка. — Ну, да, — кивнул разочарованный Саша, — конечно. Тогда, прощай, — он протянул писарю здоровую руку и крепко сжал его худощавую и бледную ладонь. — Да чего уж там, — буркнул и тепло, по-отечески, обнял Тесака.       Тот неловко обнял начальника в ответ. Мария Андреевна тоже приобняла его на прощание и заметила, как украдкой вытер он слёзы с глаз. На Бинхов больше он не смотрел. Сопел лишь, когда они, переступая через лужи, от прошедшего ночью дождя, идут к бричке, загруженной их вещами. Из-за брички показались Вакула с дочерью и Леопольд Леопольдович. Попрощались без лишних слов, Александр Христофорович пожал руки и кивнул, а Маша легко обняла их по очереди. А Василине платок в руки вручила шёлковый.       В неделю, когда весь люд честной масленицу отмечает, родила Мария Андреевна Бинх двоих детей. Сына — Степана Александровича и дочь — Катерину Александровну. В тот день, и без того весёлые гуляния столицы, стали ещё веселее от того, что устроил обер-полицмейстер настоящий праздник для своих подчинённых. Каждому разрешил домой пораньше уйти. Да и сам он не сидел долго в кабинете. Примчался домой, весь румяный и счастливый. И не отходил от постели жены своей, всё никак налюбоваться не мог Александр Христофорович Бинх и ею, и детьми своими новорожденными.