Пустые гнёзда

Тони нагнулся, чтобы поцеловать Пеппер в живот, ещё совсем плоский, даже скорее впалый, и Питер отвернулся. Ему было слегка неловко наблюдать столь интимную сцену. Но Старк никогда не стеснялся публично проявлять собственные чувства, особенно когда был чертовски счастлив. Даже сейчас, когда Пеппер что-то смущённо пробормотала, а Питер старался не смотреть, пялясь куда-то в сторону, Тони продолжал расцеловывать живот через тонкую ткань платья. Старк ещё долго улыбался, даже через час после того, как Пеппер ушла, и работа горела, когда он к ней прикасался. Питеру бы такую увлечённость и усидчивость. Он обычно никогда не мог сосредоточиться, когда его обуревали эмоции. Из рук всё валилось и энергия буквально переполняла тело: хотелось двигаться, бегать, кричать от радости. Но Тони лишь улыбался, крутя отвёртку в руках. О том, что он станет отцом, Старк узнал совсем недавно. Но уже успел всем об этом сообщить, так сказать, поделиться счастьем. И то, что ему это действительно в радость, опять же знали все. Да и это было видно даже невооружённым взглядом. — Если будет сын, назову его в честь дядюшки Пеппер — Морганом, — откровенничал он при Питере. — А если дочь? — Тоже Морган. Красивое имя для девочки. Питер пожал плечами. Назавтра Тони обязательно изменит своё мнение, захочет назвать сына Бенджамином, решив использовать среднее имя самого Питера, а послезавтра Пеппер в пух и прах раскритикует его выбор, и в итоге они так ничего и не решат до самых родов. Паркер уже не раз слышал, как они тихонько препираются за стеклянной стенкой, потому что Пеппер не хочет торопить события, а Тони просто-напросто интересно копаться в детских именах. — Я уже выбрал крёстного, — делился Тони в перерывах на кофе, и ему даже уточнять не надо было, кто был этот счастливчик. Питер прекрасно знал, что Роуди. — Вы же атеист, — удивлялся мальчишка, и Старк снисходительно фыркал, давая Питеру понять, что против Пеппер у него нет аргументов. — Я уже выделил для детской комнаты целый этаж, — сообщал Тони, и Питер невольно поджимал губу, испытывая зависть. У этого ещё пока нерождённого ребёнка будет всё, о чём он только мог мечтать: родительская любовь, миллионы игрушек, развлечений, лучшие преподаватели, частная школа, престижный университет. Возможно, он унаследует костюм Железного человека и сменит Тони в качестве супергероя. Питер был одновременно и рад за Старка, и при этом лишь грустно вздыхал. Своих родителей он почти и не помнил — они умерли в автокатастрофе, когда ему едва исполнилось пять лет. Иногда Питеру становилось грустно, когда он листал старый семейный альбом. В детстве он часто представлял, как могла бы сложиться его жизнь, будь Ричард и Мэри живы. Ему снова хотелось посидеть на коленках отца и послушать колыбельные матери, но родителей ему заменили дядя с тётей, и порой ему становилось перед ними стыдно. Они всё же пытались восполнить нехватку родительской любви и старались изо всех сил, чтобы дать ему то, чего он лишился. С возрастом Питер уже не столь часто вспоминал о маме с папой — он быстро свыкся с тем фактом, что прошлого не вернёшь. — Порой мне страшно, — однажды признался Тони, и Питер удивлённо вздрогнул, тестируя новые веб-шутеры. Слышать такое от наставника было немного пугающе. — Страшно, что не смогу стать хорошим отцом, не смогу дать своему ребёнку то, в чём он так нуждается. Боюсь, что повторю судьбу своего отца. Не хочу, чтобы мой ребёнок считал меня моральным уродом, даже если это и правда. Питер молчал, отдирая от мишеней застывшую паутину, и не знал, что сказать, чтобы поддержать Старка. Ему его терзания были не совсем понятны: Питеру было всего-то шестнадцать. Какое представление он мог иметь об отцовстве? — Ты знал о том, что у меня был сын? Питер крупно вздрогнул и взглянул на Тони. Тот выглядел весьма подавленным и внимательно смотрел на мальчишку, будто пытался считать реакцию. Да, конечно, Паркер об этом знал, как, наверное, и весь мир. Об этом лет десять назад, в пятилетнюю годовщину, частенько говорили в новостях, Питер даже смотрел два документальных фильма, пару ток-шоу да и читал об этой истории в интернете. Он знал о том ужасном похищении, кажется, даже лучше, чем все американцы, вместе взятые, но, наверное, чуточку хуже, чем сам Тони и полицейские, что занимались этим делом. Услышать эту историю из уст Старка было немного волнительно, и Питер даже присел, готовый внимательно выслушать. Но Тони уже отвёл от него взгляд и долго молчал, словно обдумывая что-то. — Иногда ты мне его напоминаешь, — после долгой паузы признался он, и мальчишка снова вздрогнул, не ожидая этого. В этом признании было много сожаления, и Питер низко опустил голову. Ему было слегка неловко такое слышать. — Вы были ровесниками, ему сейчас тоже было бы шестнадцать. Его голос сочился такой горечью, что у Питера ком встал в горле. Тони не раз в нравоучительных беседах замечал, что говорит с ним как отец, что часто вставляет фразы Говарда, корил себя за это, пытался исправиться. Каждый раз повторял, что не хочет быть как его отец, и частенько хвалил Питера, явно чувствуя вину, но почему-то не свою, а Говарда. Питер вытер вспотевшие ладони о джинсы и снял веб-шутеры, чтобы слушать дальше, но в этот раз Тони замолчал надолго. — Не знаю, с чего начать, — признался он, уже собираясь свернуть неприятную для себя тему и вернуться к работе. — Начните с самого начала, — посоветовал ему Питер, и Тони будто прорвало. Он говорил, не останавливаясь, часто запинаясь, глотая слова, пытаясь выразить свои чувства. Бывало, что вставал, ходил по комнате, старался стоять к Питеру спиной, чтобы, наверное, не показывать ему выступившие на глазах слёзы. А у Паркера внутри всё сжималось и болело при каждом слове, настолько он не привык слышать такие вещи. — Его звали Винни, его так любила называть его мать — Мими. Я даже уже и не помню, какое у неё было настоящее имя, она предпочитала, чтобы её звали именно так. Мне же это казалось чем-то инфантильным и нелепым, — Тони рассмеялся. — Винни, как Пух, он напоминал ей медвежонка. На самом деле это было сокращение от Винсента, но и это имя мне не нравилось. Я хотел, чтобы сына звали средним именем — Уолтер — это одно из имён моего отца. И, наверное, этим я хотел выразить ему уважение или просто увековечить память о нём. А может, добиться снисходительности от уже умершего отца, чёрт знает, о чём я тогда думал. Винни родился в октябре 2001 года, слабый и недоношенный, а я даже на родах не присутствовал. Кажется, я тогда зависал в компании какой-то очередной модельки, а может даже и двух. Мими тогда злилась, обвиняла меня в том, что сын мне не нужен, и в принципе, как бы это ни было грустно, она была права. Хотя на тот момент я просто тупо не любил Мими, она мне даже не нравилась. Она была дочерью папиных друзей и в летние каникулы частенько бывала у нас на побережье Франции. Других детей там не было, и нам обоим было чертовски скучно друг с другом. Она была на пару лет младше и казалась мне жутко глупой. Я тогда с лёгкостью решал задачки по высшей математике, она же возилась с куклами, и меня это раздражало. Ей было скучно и одиноко и она целыми днями таскалась за мной по участку, не давала сосредоточиться, ей хотелось играть, а мне было неинтересно. Я обижал её, проливал на её красивые платья разноцветные соки, дёргал за волосы, толкал в грязь, обзывал, и в итоге подростками мы люто друг друга ненавидели. К сожалению, родителям в голову тогда пришла ужасная мысль — они решили нас поженить. Долго подготавливали почву: стали чаще бывать у нас дома, мы вместе справляли праздники: Рождество, День благодарения. Они дарили нам билеты в кино, резервировали столики в ресторанах, оставляли нас дома одних. Мы же давно всё поняли, и почти всегда молчали в компании друг друга. Я тогда казался сам себе невероятно взрослым в свои-то неполные двадцать, но зато с тремя докторскими, а она едва-едва закончила школу. Я уже почти придумал, как заставить отца передумать насчёт нашей свадьбы, когда их уби… — Тони запнулся, — когда они разбились на машине. Я забыл о Мими лет на десять. А потом её отец вдруг внезапно решил устроить вечер памяти Говарда Старка. Она почти не изменилась, была такой же глупой и навязчивой, как в свои восемнадцать, но на этом садистском вечере стариков она была единственной, кого я знал и с кем можно было поговорить не об отце. Слово за слово, мы вспомнили детство, она рассказала о том, как её обижали мои выходки, и мне стало стыдно. Что со мной случается довольно редко. Бокал за бокалом, я опьянел, а потом… Питер слегка покраснел, но Тони стоял к нему спиной, запустив руки в карманы. — Она проткнула презерватив иголкой, и я узнал, что скоро стану отцом. Мои эмоции тогда было просто не понять. Мне было тридцать один, я прожигал свою жизнь с таким удовольствием почти на грани саморазрушения, решив, что лучше я не буду отцом в принципе, чем стану таким же, как Говард, а тут… Я в панике понимал, что просто не смогу дать ребёнку любви, что я просто не готов к ответственности. Мне нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью, что мне нужно меняться, и эта плита под названием «Говард Старк» давила на меня и убивала. Я решил, что не смогу изменить себя в такие короткие сроки и просто забил. В любом случае, я считал, что Винни теперь проблема Мими, и пусть она сама его воспитывает, мне же это ни к чему. Я дал ему свою фамилию, платил алименты, хотя семья Мими явно в этом не нуждалась. За те шесть месяцев жизни я видел сына от силы пару раз. Даже на руках его не держал. У меня даже фотографий его не было. Он просто жил где-то за пределами моей жизни, за гранью моего понимания, и мне было прекрасно и без него. Тони замолчал, переминаясь с ноги на ногу, и Питер понимал, что вот сейчас он приступит к самой душещипательной части этой истории. — Это был апрель, Винни едва исполнилось полгода. Мими на своей машине поехала в больницу вместе с сыном, кажется, он тогда приболел. Он болел довольно часто, был хиленьким и слабым. Когда она выходила из машины, её ударили по голове чем-то тяжёлым, скорее всего кирпичом, и выкрали Винни прямо из салона автомобиля. Вечером мне позвонили и потребовали выкуп. Питер всё это уже знал. Преступников было двое: один ударил женщину, другой — доставал ребёнка из машины. Всё это произошло во дворе больницы на глазах у охранника и персонала, но мужчины были в масках, никто не видел их лиц. Мими ударили по голове так сильно, что она впала в кому, а через пару недель умерла, не приходя в сознание. У Питера до сих пор мурашки бегали по спине, когда он слышал такие подробности, хотя знал эту историю наизусть. — Они требовали шестьдесят миллионов долларов. Питер невольно поёжился. Старк никогда не давал интервью прессе касательно похищения своего сына, все эти факты стали достоянием общественности просто потому, что семья Мими этого захотела. Сам же Тони запретил журналистам задавать ему вопросы о сыне. Из документальных фильмов Питер знал, что в тот вечер, когда преступники ему позвонили, рядом со Старком был Роуди и целый штаб полицейских. Немудрено — через пару часов о похищении уже знала вся общественность. — Деньги им нужны были уже на следующий день, но собрать такую сумму за сутки было невозможно, и я выпросил ещё пару дней. На место встречи я должен был явиться один и выбросить кейс с моста в реку. Как бы они его достали, я и понятия не имел, да и мне было не до этого. Почему-то я верил в то, что с Винни всё будет в порядке, хотя статистика была весьма неутешительной. Не все дети возвращались после того, как родители платили за них выкуп. Но я чувствовал, что всё закончится хорошо. Тони замолчал. Подошёл к бару, достал бутылку коньяка и налил себе немного в стакан. На дне звонко бились кубики льда. Питер сглотнул. Винни к отцу так и не вернулся. Денег на дне реки не нашли. Через год ребёнка объявили погибшим. То, что сказал потом Старк, потрясло Питера до глубины души: — Я совсем об этом не переживал. Я не успел к нему привязаться, — пояснил чуть позже он в ответ на осуждающий взгляд мальчишки. — Редко бывал с ним и почти не знал, как он выглядит. Для меня это не стало трагедией, вопреки здравому смыслу. Я просто был человеком, которому было наплевать на то, что его полугодовалого сына, возможно, убили. «Даже Тони Старк не застрахован от потери ребёнка», — часто говорили в новостях в середине нулевых. Питер почему-то помнил, что эта история в детстве глубоко засела у него в голове. — Это с возрастом я стал ценить всё то, что у меня было, — признался Тони и тяжело вздохнул. — Я стал чаще вспоминать Винни, пытался понять, как бы он сейчас выглядел, чем бы занимался в этом возрасте, как бы учился, на кого был бы больше похож, на меня или Мими? Я часто его вспоминаю и жалею о том, что мало с ним пробыл. Мне стоило быть на родах, взять его на руки, может, даже перерезать пуповину. Стоило, наверное, забрать его к себе, нанять няню, быть с ним чаще, менять подгузники и кормить из бутылочки, играть в солдатиков. Я корю себя за то, что не оплакивал его в своё время. Мне стыдно, что я так спокойно всё это перенёс. Если бы была возможность, то я бы всё исправил. Поэтому я боюсь, что у меня ничего не получится в этот раз. Я боюсь, что снова всё похерю с нашим с Пеппер ребёнком. Питер почти не дышал, слушая всё это из первых уст, и у него каждый раз сердце сжималось в тиски, когда голос Тони внезапно ломался. Вид у него был измождённый, будто он только что сразился с читаури один на миллион, не меньше. — Мне кажется, ты очень на него похож, — вдруг признался Старк, и Питер вздрогнул. — Ты напоминаешь мне его. В любом случае, ты мне как сын. Он потянулся к Питеру, и тот ожидал уже, что его обнимут, но Тони всего лишь потрепал его по плечу, но вышло уж как-то больно неловко.

***

«Ты мне как сын», — Питер частенько прокручивал эти слова в своей голове и улыбался. Это заявление его тронуло даже, наверное, сильнее, чем он предполагал. Это заставляло его соответствовать ожиданиям. Хорошо это или плохо, Питер не знал, но это накладывало на него ответственность. Разочаровывать Тони не хотелось, он был слишком ему дорог.

***

После того, как у Пеппер случился выкидыш, Тони стал чаще пить, буквально каждую минуту пребывая в беспробудном алкогольном тумане. Питера, честно говоря, это сильно пугало. Он боялся, что Тони совершит какую-нибудь глупость по пьяни или покалечится, поэтому бесцеремонно просил его больше не пить, отбирал бутылки, прятал их, хоть и безуспешно. Тони их либо находил, либо просто шёл в бар за другой, либо просто игнорировал Питера, отмахиваясь от него, словно от надоедливой мухи. Он пил, глуша в себе пустоту, и Паркер на его месте видел лишь оболочку, что некогда была Тони Старком. Питеру было физически больно смотреть на то, как он себя корит в том, что Пеппер потеряла ребёнка. Порой Тони хватал себя за волосы и подолгу смотрел в одну точку. Однажды Питер видел, как в его глазах блестят слёзы, но он так и не позволил себе заплакать при свидетелях. Тони хватал его за руку и просил остаться, когда Питер, видя, что Старк снова пьян, собирался было молча уйти. Уверял, что пить больше не будет, и действительно больше не пил, хотя бы на глазах у Питера. Он чувствовал одуряющий запах алкоголя, выпитого накануне, видел, как Тони пачками глотает таблетки от головной боли и литрами пьёт воду вместо кофе. Видел, как ему плохо и физически, и морально, и ему хотелось утешить его, может, даже обнять. Питер даже и представить боялся, как чувствует себя человек, который так сильно хотел ребёнка, но который его потерял. Что чувствует Пеппер, Питер даже и знать не хотел. Тони стал чаще проводить с ним время, отменял важные встречи, только бы побыть с ним. И хоть они никогда до этого не патрулировали город вместе, теперь Тони буквально напрашивался на это, заставая Питера врасплох. Было в этом что-то больное и неадекватное, что Старк воспринимает его как сына, но Питеру это даже льстило. Отца у него не было, а теперь нет даже и дяди, поэтому он не был против того, что Тони взял на себя эту роль. Мальчишке даже в его возрасте всегда нужен отец. — Ты стал таким холодным. Всё чаще проводишь время с Питером, — обиженно говорила Пеппер за стенкой, и Паркер это слышал. Тони лишь что-то бурчал нечленораздельное в ответ. — Я бы хотела, чтобы ты был рядом, чтобы поддерживал меня в самый трудный наш с тобой момент! Она тихо всхлипывала, и у Питера сердце в груди замирало. Он замечал, что Пеппер и Тони стали чаще ссориться. Старк почти не бывал дома, а если и бывал, то запирался в мастерской, уходя в работу с головой, а Пеппер страдала от одиночества, оставшись с их общим горем один на один. Питер видел её, одиноко стоящую в коридоре, она топталась возле двери в мастерскую и не решалась войти. Завидев Питера, она грустно здоровалась с ним и спешила убраться прочь. Со временем здороваться с ним она перестала, лишь недобро зыркала на него, а вскоре даже и торчать в коридоре перестала. А однажды Питер заметил, что дома больше нет её вещей. Тони снова стал пить. Он глушил зияющую пустоту внутри виски с текилой, не боясь, что от адского пойла у него откажет печень, потому что его-то печень к этому давно привыкла. Он потерял уже своего второго ребёнка, и этот факт его просто-напросто убивал. Тони в своей голове держал столько планов относительно своих детей, что теперь они сыпались в бездну карточным домиком. — Но, кажется, нашего ребёнка тебе заменил Питер, — звучал разъярённый и вполне резонно обиженный голос Пеппер у Старка в ушах, и он стал чаще задумываться над этим. Он не раз и ему, и себе признавался, что Питер ему действительно как сын, что и сам не заметил, как это стало чем-то большим. Это стало болезненной привязанностью, хотя пора уже было давно привыкнуть к тому, что Тони славился тем, что очень быстро к кому-то привыкал. Будь то Пеппер, Стив или все Мстители вместе взятые. Старк рассматривал свои старые детские фотографии, давя в себе искушение создать в программе лицо их так и нерождённого с Пеппер ребёнка, и то и дело натыкался на снимки Винни. — Винни-Пух, — прошептал себе под нос Тони, разглядывая личико своего сына, маленькое, сморщенное, пухлощёкое, как у пупса, с носом-кнопкой и чёрными глазами, как у него самого. Старк тяжело вздохнул, отбросил фотографию, щедро подаренную ему своей так и несостоявшейся тёщей, и крутанулся на кресле, раздумывая. — Пятница, просканируй фотографию Винни и покажи мне, как бы он выглядел сейчас, спустя шестнадцать лет. На фото ему было месяца три, не больше. Он, честно говоря, был больше похож на гнома, чем на ребёнка, слегка лопоухий, с квадратной головой. Когда Тони в первый раз его увидел, то поморщился. Он немного не так представлял своего сына. Сейчас же, спустя столько лет, став более сентиментальным, Тони отчаянно искал похожие черты, слепо шаря по своим детским фото. — Готово, сэр. Старк повертелся на кресле, не решаясь открыть файл, решая, а нужно ли ему это. Готов ли он бередить зажившие раны, рискуя занести инфекцию? Умершего ребёнка уже не вернёшь, преступников не найдёшь, никому уже не отомстишь. Тони готов было уже бросить файл в корзину, как всё же решился хотя бы мельком взглянуть на результат. Увиденное заставило его похолодеть.

***

Заболтать Мэй, до одури обожавшую своего племянника, оказалось делом плёвым. Чашка чая с конфетами — упаси, боже, тот чёртов финиковый кекс, — и вот Тони уже разглядывает альбом с фотографиями семьи Паркеров. Он вглядывался в каждый снимок, подолгу его изучая, пока Мэй всё расспрашивала его о стажировке Питера в Старк Индастриз. Тони нужен был предлог для того, чтобы заявиться к горячей тётушке Паучка, вот он и наобещал ей с три короба, что во время учёбы в колледже Питер сможет стажироваться в его компании. И эта стажировка будет далеко не на словах, в этот раз всё будет взаправду, дёшево и сердито. — Кто это? — Тони ткнул пальцем в один из снимков, где был изображён маленький мальчик, лежащий в пелёнках. На вид ему было пару месяцев. Мэй проглотила вопрос про стипендию, запнувшись на середине, и вгляделась в фото. — Питер, — она поморгала, — не знаю, сколько ему тут. Наверное, от силы два-три месяца. Тони перевернул несколько страниц и ткнул пальцем в другой снимок. На кадре явственно угадывался четырёхлетний Питер, Старк узнал его по веснушкам, овалу лица и торчащим во все стороны ушам. — А это? — Тоже Питер, это за несколько месяцев до смерти его родителей. Тони вернулся к предыдущей фотографии. Мальчики на снимках казались ему разными, хотя между ними разница была аж в четыре года. Это слишком большой срок, ребёнок может измениться до неузнаваемости. Но у него в пиджаке в потайном кармане на груди лежало фото его сына, Винни, и он больше был похож на четырёхлетнего пацана на последней фотке, чем тот малыш на первой. — Почему нет снимков с двухлетним Питером? — удивился Тони, быстро пролистывая альбом. — Или там, где ему три года? Даже годовалого его тут совсем нет. Мэй пожала плечами. — Он вроде бы болел в те годы, и Мэри суеверно боялась его фотографировать. О мёртвых плохо не говорят, но она была немного странной. А может, снимки просто потерялись во время переезда. Тони пролистал ещё пару страниц и остановился на ещё одном снимке. — Это Ричард, отец Питера, — пояснила Мэй. Старк чуть ли не поднёс снимок к глазам, поближе его рассматривая. Мужчина на нём казался ему смутно знакомым. Тони из вежливости долистал альбом до конца, а потом попросил воды, сославшись на то, что у него запершило в горле. Когда Мэй удалилась на кухню, Тони аккуратно отклеил самый первый снимок с двухмесячным малышом на пелёнках и засунул его в карман. Воду из стакана он выхлебал в два счёта и попросил Мэй не говорить ничего Питеру о его визите. — Пусть новость о стажировке станет для него сюрпризом, — солгал он, и Мэй засияла, провожая его до двери.

***

— Пятница, пробей по базам некого Ричарда Паркера. Сфера деятельности… — Тони задумался, пытаясь вспомнить, — что-то связанное с биологией, или генетикой, он вроде бы инженер. Я не уверен, но, кажется, он работал в Старк Индастриз или пытался туда попасть, или… — Старк замолчал. — В общем, найди мне его досье немедленно. Тони сложил на столе оба снимка с изображениями детей. Возраст у них здесь был почти одинаковый, и они не были друг на друга похожи. Разве что полные щёки, сонный взгляд, лысая голова, покрытая лёгким пушком волос. — Готово, сэр. — Пропусти биографию и начни с работы. — Ричард Паркер до работы в Старк Индастриз принимал участие во многих биоинженерных исследованиях, но большинство проектов было закрыто в виду отсутствия финансирования. Один из самых известных проектов — это «Веном», создание лекарства от всех видов болезни. Коллеги считали его проект бесперспективным. Ни мистер Паркер, ни его напарник долгое время не могли найти деньги для реализации проекта, а это около двадцати миллионов долларов, и через некоторое время Ричард ушёл из науки и стал преподавать в университете. До тех пор, пока его напарник не подал заявку в отдел поддержки молодых специалистов Старк Индастриз. — Дай угадаю, — хмыкнул Тони, — я одобрил финансирование. — Да. Он потёр виски и задумался, раскачиваясь в кресле. — Когда был запущен проект? — В марте 2001 года, сэр, — вежливо ответила Пятница. — А когда закрыт? — В феврале 2002, сэр. — И их уволили? — Тони скрипнул зубами, мысли в его голове метались, что-то ускользало от него, и он не мог понять, что именно. — Я помню этот отдел, им сначала урезали финансирование, а потом проекты стали закрываться, словно капканы на зайцев. Обадайя считал нецелесообразным тратить столько денег на бесперспективные дела. Я тогда махнул рукой на всё это, потому что не помнил ничего стоящего из того, что все эти учёные там разрабатывали. А как звали напарника Ричарда? — Карл Брок, сэр. — Чем они занимались после увольнения? — Они с Ричардом искали финансирование в течение нескольких месяцев, с февраля по май. Но позже опустили руки, а уже в июне Карл Брок анонсировал новый проект под названием «Симбиот», но уже без Ричарда Паркера. Финансировало проект закрытое предприятие, по найденным мною документам на проект было отдано двадцать миллионов долларов. Проект был закрыт в сентябре 2006 года за недостаточностью средств, сэр. — В ноябре погибли родители Питера, — внезапно вспомнил Тони, но тут же помотал головой, понимая, что начинает задумываться над этим и снова теряет мысль. — Двадцать миллионов, «Веном», Брок и Паркер, — бормотал Тони, наливая себе в стакан очередную порцию виски, а потом покачал головой. Он, кажется, уже всё понял, но мысль эта была страшной, и Старк не хотел её развивать. — Пятница, сравни обе фотографии, что я сегодня принёс, и проанализируй каждую. — Готово, сэр. — Озвучь, — Тони присел, чувствуя тошноту и головокружение. Начиналась мигрень. — Мальчики на обеих фотографиях разные, вы же именно это и хотели узнать? — ехидно спросила Пятница, но Старк промолчал. — Одна из фотографий из вашего семейного альбома, сэр, и на ней изображён ваш сын Винни. Костная структура его лица не совпадает с костной структурой лица другого малыша с фото, что вы украли из альбома Паркеров. Тони усмехнулся. — Я создала образ этого мальчика, как он бы выглядел на сегодняшний день, шестнадцать лет спустя. Показать? Тони кивнул. Получившийся парнишка ни капли не был похож на Питера. Никаких общих черт, даже цвет волос и глаз. — Сравни эту модель с лицами Ричарда и Мэри Паркеров, — приказал Старк. — Сорок восемь процентов, что данная модель лица похожа на Ричарда Паркера. Сорок два процента — на Мэри Паркер. Остальные десять процентов родственники, чьи гены могли повлиять на формирование костной структуры… Тони поднял руку, и Пятница послушно замолчала, пока он разглядывал лицо этого мальчика. — А теперь сравни лицо, спрограммированное пару часов назад с фотографии Винни, с моим лицом. — Пятьдесят шесть процентов похоже на вас, сэр. Для полной идентификации нужно закачать в программу лицо Мими, разрешите, сэр? — Не имеет смысла, — Тони крутанулся в кресле, в ужасе складывая паззл. Ричарду очень нужны были деньги, но он был уволен. Возможно, Ричард разозлился и решил отомстить. Например, похитить его сына и заставить раскошелиться, заплатив в три раза больше, чем стоит сам проект. Но, судя по всему, Ричард, получив деньги, просто не захотел отдавать малыша обратно. Просто оставил себе. Тони вздрогнул. Что заставило Ричарда покинуть проект? Чувство вины? Страх разоблачения? Вполне возможно, что налоговая бы заинтересовалась в том, откуда у Брока с Паркером столько денег, и они начали бы расследование. Но зачем Ричарду нужно было оставлять у себя шестимесячного ребёнка? На кой чёрт? Тони придвинулся ближе к столу. — Расскажи про личную жизнь Ричарда Паркера. — Женился в конце девяносто девятого года, на девушке по имени Мэри. Она также была биоинженером, сэр, но участие в проектах не принимала, сосредоточившись на семье. В августе 2001 года у них родился сын, они назвали его Питером. Сразу после рождения врачи обнаружили порок сердца… Тони аж поперхнулся виски и закашлялся. — Ричарду нужны были деньги на лечение сына? — Да, сэр. — Значит, какую-то часть от шестидесяти миллионов он потратил на сына, — понял Тони. — Я запутался. Если Ричард похитил моего сына, значит, у него дома как-то оказалось двое детей примерно одного возраста. В итоге у него в семье остался Винни, которого он выдавал за Питера. Куда он дел своего родного сына? — С середины апреля по июль Питер Паркер ни разу не наблюдался у своего врача, сэр. Хотя до этого раз в две недели должен был посещать педиатра, — бездушно сообщила Пятница. — Затем Паркеры сменили доктора и сообщили, что медицинская карта была утеряна. В то время данные в компьютер не заносили и была заведена новая карта. Диагноз порок сердца там не значился. Тони попытался размять шею, понимая, что снова придётся наглотаться обезболивающих, так у него раскалывалась голова. — А что случилось с их родным сыном? Он умер и его заменили моим ребёнком? Пятница мрачно промолчала.

***

Всё это было сплошными догадками, подтвердить которые было просто нереально. Лиц преступников видно не было, Тони вообще даже не был уверен, что Ричард сам бил Мими по голове. Единственным способом доказать родство был тест ДНК, и Старк лично уколол Питера в руку обычной швейной иглой. — Вы чего? — удивился он, одёргивая руку, и Тони видел, как рана на коже мгновенно затягивается. На игле же осталась кровь. Тони ещё долго не разрешал Пятнице провести тест — боялся узнать правду. Он молча терпел, давя искушение, и хватался за голову каждый раз, когда понимал, что правда просто размажет его по стенке. Хотя всё уже было давно известно. Но это были сплошные мысли. — Догадки-догадки, — шептал себе под нос Тони, разглядывая иголку, до ушка измазанную в крови. Он даже умудрился воткнуть её так глубоко в тело Питера, а теперь боится встретиться с ним с глазу на глаз. Старк намеренно отдалялся от него, понимая, что всё это время находился рядом с сыном и прямо заявлял ему об этом. Говорил о том, как Питер ему дорог. Но считать его своим сыном и знать это наверняка — вещи разные. Тони не был уверен, что готов стать этому мальчишке родным отцом. Не просто быть наставником, который мог и лишнего себе позволить, а самым настоящим папой, чтобы целовать на ночь, желать спокойной ночи, забрать к себе жить, вернуть себе родительские права, дать ему свою фамилию. Тони и сам был к этому не готов, что уж говорить о Питере. Поэтому Тони довольно долго игнорировал ДНК-тест, пока и вовсе не потерял ту самую швейную иглу среди инструментов. Он, кажется, тогда облегчённо вздохнул, понимая, что ничего менять не хочет. Пусть их с Питером отношения будут в плоскости «наставник-ученик» с элементами немотивированного проявления отцовства. Так будет лучше для них обоих. Потом игла нашлась где-то под бумагами среди скрепок, и Тони целый день пил, пытаясь заглушить чувство вины. Шестнадцать лет он считал своего сына погибшим и нисколько по нему не горевал и прямо заявлял об этом Питеру. Старк ни капли не удивится, если Питер от него отречётся, когда узнает всю правду. На его месте он так и сделал бы. В итоге поздно ночью пьяный вусмерть Тони прикажет Пятнице сделать ДНК-тест, а потом всё утро будет пить и плакать, плакать и пить. О положительном результате он Питеру так и не скажет. Попытается свести их встречи на нет, но его будет так сильно тянуть к этому мальчишке, что он просто не сможет от него отказаться. Ведь этот нескладный шестнадцатилетний мальчуган с растопыренными ушами — его сын. Его маленький Винни-Пух, который даже понятия не имеет, что у него жив, по крайней мере, отец. Жива, конечно, и бабушка с маминой стороны, но Тони лучше на плаху ляжет, чем их познакомит. Он станет чаще вглядываться в лицо Питера, пытаясь найти общие черты, будет радоваться, как мальчишка, его же успехам и млеть каждый раз, когда он шмыгнет носом, почти так же, как делает это Тони. У него сердце будет сжиматься от боли и понимания, что Питер никогда не назовёт его папой, что даже никогда не узнает об этом. Тони не хотелось рушить его жизнь, рассказывать о том, что человек, которого он всю жизнь считал отцом, его похититель. Что эти люди, воспитавшие его и, возможно, любившие, ему не родные. Но больше всего Тони боялся, что Питер запомнил его слова о том, что сына он никогда не любил. Что не горевал по нему и не плакал, что рождения его никогда не хотел и даже не вспоминал. Тони боялся увидеть разочарование в его глазах и ненависть, поэтому молчал.

***

— Мне что-то… что-то нехорошо, — на лице у Питера такой ужас, и он такой бледный, что Тони тут же кидается к нему, но мальчишка уже падает в его объятия, не в силах держаться на ногах. — Я ведь не умру, да? Я не хочу… У Тони ком в горле, он слепо шарит по плечам Питера, пока тот хватает синими губами спёртый воздух. — Я не хочу уходить, не хочу, папа, не хочу… Он рассыпается пылью, чёрной и липкой, у него на руках, и последнее, что Тони хочется прокричать ему вслед: — Откуда ты знаешь?