Песня для старика

Кухня располагалась в самом конце коридора. Альта прошла, шаркая, через отдел канцелярии. На часах — десять вечера, но за дверьми шуршали папками, раскачивали кресла и стулья, стучали по клавиатурам и чужака не замечали. — Кажется, у кого-то аврал, — женщина потёрла хлопком перчаток воспалённые глаза. Увидеть происходящее за дверью она не могла, но знала: один день кутежа на неумело организованной вечеринке будет стоить недели работы до утра и месяцев пренебрежения замдиректора. — Впрочем, виноваты сами. Аукнется расслабляться. Дошла Альта без происшествий — видимо, не всё запущено в канцелярии, раз работники сидят в кабинетах, а не носятся по коридору без курьера. Перед тем, как зайти внутрь, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кухню. От забурлившей в сифоне воды Альта замерла, прислушиваясь: внезапно появилась мысль, что кто-то пользовался раковиной до неё совсем недавно, и не вся вода слилась. Вода плохо проходит — значит, накопился сор. Люди, если их много в тесном помещении, не склонны соблюдать чистоту, потому клочки волос, сгнившие остатки от обеда и кусочки пластмассовых упаковок наверняка забили весь сифон. «Что за бред?» — опомнилась женщина. Буквально вдвинув дверь в проём, Альта устало улыбнулась — слишком много внимания она уделяет мелочам — и сняла пропотевшие перчатки. В отличие от своих коллег, она носила их постоянно, меняя кожаные на резиновые, резиновые на хлопковые — а потом снова на кожаные, если оставалась та же последовательность. Менять же предпочитала в стороне, чтобы ничего не заподозрили. Были на то свои причины. Она повернула ручку крана с синей полоской, надавив ладонью, и подставила под воду салатницу. Глядя на то, как спасительная прохлада бежала совсем рядом, Альта хотела сразу намочить руки, но помнила: от ледяной воды пойдут цыпки. Для её изуродованных пальцев это было опасно. Добавив кипятка и выждав с минуту, пока вода остынет до комнатной температуры, она присела за стол и поставила салатницу перед собой. Перед тем, как сполоснуть ладони, она сняла шляпу и заправила за уши отросшую чёлку, отлепила пластыри от пальцев, склеила их в один комок и достала новую пачку. Когда вода коснулась остатков ногтей, Альта закатила глаза. Болезненно приятный холод прошил до локтей. Она откинула голову назад, судорожно втягивая воздух. Окунув ладони полностью, Альта очнулась и начала медленно их ополаскивать. Ей стоило бы делать это чаще, но свободного момента просто не выдавалось: новая должность, новый кабинет и бумажная работа — рутина, которая высасывала силы похуже «угрожающих сущностей» с четвёртым уровнем контрмер, требовавшим неотрывного внимания и готовности в любой момент нажать на кнопку (не красную, но всё может быть). И лучше бы Альта выслеживала УС, чем пялилась в экран компьютера, выводя закорючки на листах под ним. Под пластырями бы меньше болело. — Агент Укулеле. В голове у Альты щёлкнуло — всё-таки застали; но виду она не подала. — Да, я. Парник зашёл и закрыл за собой дверь: — Есть дело, но, как я понял, тебе не до меня. — Я разве не говорила, что могу отойти в десять часов вечера? — Это раньше. Тебя повысили — ответственность увеличилась. Как бы тебе ни хотелось уйти от неё, работать придётся больше. Альта чуть нагнулась над столом и упёрлась ладонями в салатницу. Её взгляд стал скептическим, но она молчала. — И с нынешней должностью ты вправе потребовать помощника для мелких поручений. Время теперь тебе дорого, — заметил мужчина. — А скажите на милость, агент Парник, — с нескрываемой иронией начала Альта, — почему вы себе позволили покинуть учения из-за личных проблем? Парник поднял бровь. Альту это подстегнуло. — Вам что, наплевать на миссию, когда дело касается вас самих? Или же-э-э... — она растянула "э" для напрягающей паузы. Парник не изменился в лице. Она плюхнулась на место: — Наважно. Я не замдиректор Селеста, чтобы мозги выносить. Она поплескалась в салатнице. Парник присел рядом. В этот раз он не перебивал её, чем-то заинтересованный. Возможно, прозрел. — Я осознаю всю важность своей работы, но за кофе я предпочту сходить сама. — Прядь упала со лба на лицо, и Альта заправила её мокрой рукой. В горле неприятно свербило, потому она решила договорить. — Мне это надоело. И тебе надоело, я знаю. Внутри мы такие же люди, и винить друг друга в том, что хочется покоя, глупо. Парник кивнул, закатывая тем временем рукав и оголяя запястье. — Нас обоих мучает прошлое, Джер. Только мы относимся к этому по-разному. Я не боюсь вспоминать об этом, а для тебя оно страшнее огня. Я напоминаю себе о том, почему не снимаю перчатки, а ты вспоминаешь об этом внезапно. По тебе ударяет сильнее, чем по мне. Кожа на кисти Парника светлела, тёмные волосы - врастали. Он покачивал головой в знак согласия, но сосредоточен был на другом. — Джер. Я вижу, как тебе надоел этот твой облик. Но зачем давать другим повод думать, что ты не изменишься как личность? Люди — существа непостоянные, и порой можно дать себе слабину. — Вздохнув, Альта обратила внимание сначала на задумчивость Парника, затем на его ладонь, превращающуюся в чью-то женскую. — Ты всё? — спросил он тихо. — Да. Есть что ответить? Разве я не права? — Альта изучала взглядом новые для неё бледность и угловатость, похожие на её и в то же время неестественные. — Вынь руки, — Парник положил свою ладонь рядом с салатницей. — Тебе зачем? — аккуратно промокнув до сих пор незажившие ранки, спросила Альта. Просьба её насторожила. — Я никогда не видел их без перчаток. Скрепя сердце Альта растопырила пальцы. Так разглядывал их только палач Повстанцев Хаоса, когда перебирал инструменты на тележке, пока Альта с трудом цеплялась за образ друга детства, чтобы не было так больно. Возникло напряжение, но, в отличие от террориста, Парник пытать её не собирался и был обходителен. Альта не отдёрнула руки. Его пальцы обретали фаланги и ложбинки для ногтей, вылепляясь из живой глины. Из будто обтянутого кожей проволочного каркаса они, твердея и изгибаясь, становились в итоге тем, чем были здоровые руки Альты. Потом скульптор решил испортить своё творение. Кутикула покраснела, и из-под неё проросли роговые обломки. Они пожелтели, изогнулись и впились в бока ложбинок. Подушечки опухли, как ошпаренные. Там, где их защемили и рвали щипцами, они изошлись выпуклыми струпьями, тёмными от крови и гноя. Абсолютное подобие пальцев Альты было достигнуто. — Я не стану спрашивать, кто сделал это с тобой. Мне интересно одно: почему ты продолжаешь возиться с этим, если можешь обратиться к нашим хирургам, и они всё исправят? По пальцам Парника провели идентичными им: — Это память о моём проколе. И о том, что после него может быть. Для Альты этот момент был интимным. Она впервые за десять лет работы здесь показала кому-то свою ахиллесову пяту. Ей, как бы парадоксально ни звучало, были руки. — Ответственность сопрягается с доверием. Мы не сможем отвечать за действия друг друга, если не будем знать личное, — в голосе Парника послышалось беспокойство. Альта разорвала пачку и выудила оттуда пластыри. — Так вот что для тебя доверие, — она грустно усмехнулась. — Сейчас ты меньше всего похож на себя, Джер. Уж не выпадаешь ли ты из облика, который выбрал? — Слишком выпадаю. В прежнее состояние его пальцы вернулись гораздо быстрее. Причиной тому был стук в дверь. — Кухня вообще-то общая! — глухо прозвучал мужской голос. Альта собрала пластыри и выкинула их в мусорное ведро. — Так, Джер... — возле плеча Альты что-то зажужжало. По её руке пробежал майский жук и спрятался в кармане юбки. Теперь её эти межвидовые скачки Парника не удивляли. — Да, наши посиделки с тобой выглядели бы двусмысленно, старина. — Она легонько хлопнула жука по панцирю и открыла дверь. Перед ней стоял, ссутулившись, клерк. — Ох, агент Укулеле. Здравствуйте... и добро пожаловать? — И вам не хворать. На этаже выше проблемы с канализацией, а на запросы мои как начальницы не отвечают. Приходится пользоваться чем есть, — женщина пожала плечами. Клерк быстро поправил очки. — Нет, я ничего такого в виду не имел... Просто удивился. Удачно вам решить проблемы с администрацией. — Он налил из графина воды в стакан и захрустел упаковкой с таблетками. — Хорошего вечера. Альта приветливо улыбнулась. Затем её отвлекла вибрация в кармане. — Да, я помню про дело. Уже идём.