Моралист

Арес наконец-то прозрел. Как и обещали, способность видеть вернулась полностью спустя два дня. Утром было по-настоящему здорово смотреть в окно, различая каждый дом. Золотистые лучи отражались от стёкол соседнего небоскрёба, трасса внизу жила своей жизнью. Красота. Восхищаться даже посредственным видом из своей однушки научили события недавней ночи. Тогда странный аэрозоль накрыл его огромным облаком, а люди вокруг закричали: неведомая дрянь обожгла кожу, проникла в рот и нос, невыносимо защипала глаза. Арес едва не решил, что эти кретины перепутали средство для разгона толпы со средством массового уничтожения. Но всё обошлось. Допив кофе и поправив наручные часы, он покинул своё жилище. Лифт шустро опустил его на подземную парковку, где каждый шаг отдавался эхом в почти полной тишине. — Эй, Моралист! — вдруг крикнули из-за спины. — Ты что, до сих пор жив? Соседка по этажу приостановилась, презрительно щурясь и вертя в руках ключи. Её несносный младший брат стоял рядом с кислым выражением лица, засунув руки в карманы. — И вам доброе утро, — непринуждённо отозвался Арес. — О, ему ещё даже язык не отрезали! — наигранно поразился паренёк. — Слушай, у тебя салон из натуральной кожи, правда? — хлопнула глазами девица, кивая на серебристый автомобиль. — То есть, против убийств одних животных ты выступаешь, а шкурой других сиденья обтягиваешь? Вопиющее лицемерие! Оба заржали так, что каменные колонны едва не затряслись. А затем соседи привычно удалились по своим делам. Арес, многозначительно покачав головой, сел за руль. Подобные выпады давно не вызывали у него эмоций. Звучали они слишком часто, слишком обыденно. Машина и впрямь стоила немало, особенно для прощального подарка родителей отдалившемуся от них «позору семьи». Наверное, всё-таки продолжали любить, несмотря на горькие разочарования. А ведь давным-давно, в детстве, ничего не предвещало беды. Простой мальчуган с ярким воинственным именем бегал за друзьями с игрушечным автоматом. Как и все, он вопил «Убью!» и «Сдохни!» тонким голоском, заставляя взрослых умиляться. Порой, правда, жалел птичек с улицы, которых сбивали камнями другие ребята. Было ли с ним что-то не так уже тогда? В любом случае, Арес вряд ли стал бы тем, кем стал, если бы не мистер Холси. Образ чудаковатого дядьки с зелёными бровями и пронзительным взглядом до сих пор вызывал улыбку. Этот учитель вовсе не «искажал факты» и не «настраивал детей против государства», как потом говорили о нём после увольнения. Историю происхождения Голодных Игр он рассказывал именно так, как было написано в учебнике. Мол, да, раньше их во всём прекрасная и, несомненно, лучшая в мире, потому что единственная, страна под названием Панем просто процветала. Тринадцать дистриктов занимались каждый своим делом, обеспечивали столицу, которая взамен давала им порядок и защиту… неизвестно, правда, от кого. Потом вероломному Дистрикту-13 стало скучно, и он решил устроить революцию. Почему-то мятеж против Капитолия поддержали все подчинённые территории. Гражданская война, прозванная Тёмными временами, принесла много хлопот, но всё-таки кончилась победой «светлой стороны». Злой Тринадцатый торжественно сравняли с землёй, а с остальными заключили договор, гарантировавший мир. В память о Тёмных временах и были придуманы Голодные игры. Суть шоу оказалась проста. В наказание за мятеж каждый из двенадцати дистриктов должен был раз в год предоставлять для участия двух детей разного пола в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет. Затем двадцать четыре человека помещали на напичканную камерами арену, где в течение нескольких недель они должны были сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется один победитель. Последнему полагалась слава и роскошная жизнь до конца дней. Постепенно мероприятие обросло гламуром, стало восприниматься не только как политический инструмент, но и как спортивное соревнование. Для обустройства Арены использовались новейшие технологии, перед шоу у жертв стали брать интервью, устраивать парады, показательные выступления и прочую чушь. На победу участников делались ставки, порой огромные, а кое-кто и вовсе спонсировал любимчиков. Для большинства жителей Капитолия не считалось чем-то зазорным наблюдать за тем, как чужие детишки выпускают друг другу кишки. А что такого? Не свои же. «И вы, наверное, спросите, каким таким образом этот аморальный цирк помогает сохранить мир? — весело предполагал мистер Холси, хотя класс молчал. — Я вам скажу. Понимаете, чтобы восстать, нужно держаться вместе. А благодаря этой передаче дистрикты не могут объединиться, потому что ненавидят друг друга. Очень-очень! Почти так же сильно, как нас с вами, ребята!» Арес не знал, почему, но последняя фраза навсегда отпечаталась в его сознании. Мать и отец могли бы порадоваться, что сынок вырос с лидерскими качествами, если бы компания, одним из заводил которой он стал, оказалась немного другой. Хотя бы не той, что собиралась в особняке у очень богатого, но очень неразумного парня по имени Макс. Порой там торчало больше ста человек, и Арес всегда был среди них. Они занимались ерундой: просматривали запрещённые видео, читали стихи, распространяли собственные статьи. Тема у всего этого творчества была лишь одна: Голодные игры — враг здравого смысла, который сгубит человечество. Иногда они устраивали несанкционированные демонстрации, привлекая к этому других сочувствующих, но делали всё очень аккуратно. Они постоянно утверждали, что совсем не против действующей власти, твердили об этом на каждом углу. Впрочем, напрямую от правительства они ничего и не пытались добиться, главной их целью всегда было общественное мнение. Надежды, что всё пройдёт с подростковым возрастом, не оправдались. И теперь вполне себе взрослый, но по-прежнему глупый молодой человек въезжал на территорию не самого престижного района. Там он собирался подхватить свою подругу, танцовщицу из ночного клуба для нищих отбросов общества, и отправиться на встречу с другими идиотами. Флора не заставила себя ждать. Она быстро зашагала к автомобилю по разогретому на солнце асфальту. Грубовато распахнув дверь, завалилась внутрь, лениво одёрнула своё вульгарное мини-платье. Этот кричащий малиновый цвет совершенно не сочетался с её волосами дешёвого оранжевого оттенка, кое-как собранными в лохматое подобие пучка. С ними вообще, наверное, ничего не могло сочетаться, только кому-то на этот факт было явно наплевать. Обменявшись приветствиями, старые знакомые обсудили последние происшествия, пожаловались на всяческие проблемы со здоровьем после них, поспорили, в каком месте лучше стоять во время массовой акции, чтобы не ослепнуть ко всем чертям, и пришли к выводу, что безопасно в этой стране только сидеть дома. В какой-то момент в салоне воцарилось молчание. Лишь дорога мелькала впереди. — Что будешь делать вечером? — наконец, поинтересовалась Флора. — Снова поедешь к этой своей… королеве ставок? — Перестань, — Арес поморщился. — Она не так плоха, как ты думаешь. Ей просто не повезло с окружением. Все в семье — безумные фанаты Игр, они вынуждали её смотреть их с четырёх лет и... — Да ладно, — Флора демонстративно запрокинула голову. — А мой дряхлый дедуля вообще чуть ли не с младенчества грузил мне мозг воспоминаниями о войне и лекциями про то, как сильно «свиньи из дистриктов» заслуживают своей участи. И что дальше? — В Лорене ещё не всё потеряно, я уверен, — покачал головой Арес. — Ей просто сложно взглянуть на это с другой стороны... — Чего тут разглядывать? — Она всплеснула руками. — Некоторые безнадёжны, и твоя стерва — одна из них. Ты её не изменишь, смирись. — А ты смирись с тем, что Цинна на тебя не ведётся. — Что? — Флора округлила глаза. — Да… во-первых, это ещё точно не известно. А во-вторых, я давно на него не претендую. — Ну, да-а-а, конечно! — Катись ты! До самого своего прибытия в нужное место они не разговаривали.

***

Цинне вдруг стало очень неуютно в собственном жилище. Было слышно лишь, как копошится недобитый таракан в мусорном ведре, и как играет задорная музыка у соседей за тонкими стенами. Сидящие за столом вот уже минут пять умудрялись даже дышать беззвучно. — Ребят… — сдался Цинна, — может, вы скажете что-нибудь? Или хотя бы прекратите смотреть на меня так? — А мы только так смотрим на тех, кто работает на Играх, — соизволил отозваться Макс. Из этой компании он меньше всего походил на сторонника мирных решений конфликтов. Высокого качка с татуированной бритой головой и смоляными глазами боялись во всех общественных местах, даже не подозревая, что напрасно. Вот и сейчас один только его взгляд мог бы довести кого угодно до сердечного приступа. — Так я же вам объясняю, вы просто не хотите слушать, — продолжил Цинна, чуть подаваясь вперёд. — Я устроился туда не просто так. Это шанс. — Шанс на что? Хапнуть известности на популярном шоу? — тон Макса не становился мягче. — Нет. Узнать врага изнутри. Мы давно роем под Игры, но аргументы у нас всегда одни и те же. Что, если мне удастся найти что-нибудь по-настоящему компрометирующее? Можно будет раздуть отличный скандал! Арес тяжко вздохнул, мельком поглядывая на улицу. Его белки всё ещё выглядели покрасневшими, а цвет шелушащейся кожи на лице был далёк от здорового, но каким-то чудом это совсем его не портило. Типичный красавчик с идеальными пропорциями лица и фигуры смотрелся вполне неплохо даже в этой безвкусной рубашке с нелепым узором, да и по-дурацки зачёсанные набок платиновые волосы ему шли. Как профессиональный стилист, Цинна очень ценил подобный типаж: таких можно было одевать во что угодно, не опасаясь результата. — И что же такого ты намылился отыскать у них за кулисами? — нахмурилась Флора, вертя в руке облупившуюся сахарницу. — Зарплату урезают? Полы не моют? В сортире для персонала бумага быстро заканчивается? — Всем сотрудникам запрещено делать ставки, — серьёзно проговорил Цинна. — Что, если они знают лишнее? Вдруг там чуть ли не заранее обрекают некоторых на проигрыш? В таком случае даже поклонники этой гадости придут в бешенство. Также я слышал о неких скрытых от общественности инцидентах с нападением участников на организаторов. Тоже, согласитесь, не самое светлое пятно на репутации. — Хорошо, допустим, — Арес покачал головой. — Но каково наряжать будущий труп? Ты об этом подумал? — Ну, если этим займётся кто-то другой, будущему трупу легче не станет. — А дистрикт какой? — Двенадцатый. — Специально самый неудачливый выбрал? — хмыкнул Макс. — Чтобы мы поверили в твоё благородство? — Вы можете не верить. Но я знаю, что делаю, — заявил Цинна со всей твёрдостью. Их лица оставались кислыми, но это совсем не играло роли. Цинна давно дал понять каждому, что нет на свете ничего более бессмысленного, чем спорить с его безумными идеями.