***
Лорена стояла перед зеркалом, медленно накручивая волосы с помощью плойки. Она пользовалась услугами какого-то очень крутого мастера, умевшего придавать им этот идеальный оттенок кораллового. Такой же идеальный, как и всё в ней. Её внешность называли ангельской: правильно очерченные скулы, тонкие черты лица, большие светло-голубые глаза, прямо-таки светящиеся невинностью. Арес сидел в кресле позади, смотрел и не понимал, как с таких совершенных губ могут слетать такие чудовищные высказывания. — Короче говоря, в этом году куски мяса попались чуть лучше, чем в прошлом, но тоже не предел мечтаний, — говорила она своим нежным и мягким голосом. — Чёрт знает, на кого ставить. Она произносила это намеренно, с наслаждением наблюдая за его реакцией через зеркало. — Ты когда-нибудь представляла себя на их месте? — вдруг поинтересовался Арес. — Хотя бы раз? Хотя бы в детстве? — Мне никогда не светило оказаться на их месте, — хмыкнула она. — А ты вообрази, — Арес встал с кресла и прошёлся по комнате. — Допустим, родилась ты не здесь, а в одном из дистриктов… — Если бы я родилась в одном из дистриктов, это была бы уже не я, а девка из какой-то дыры, с совершенно другим воспитанием, другими ценностями и другими мыслями, — скривилась она. — Не могу отвечать за другую. Вопрос некорректен. — Ладно, тогда так: изменили правила Голодных Игр. Теперь проводят Жатву в Капитолии. Ах, да, и возраст участников теперь не до восемнадцати, а, скажем, до двадцати пяти. Тебя выбрали. Твои действия? — Во-первых, я бы обалдела, — иронично покачала головой Лорена. — А во-вторых, это ты мне сейчас наше будущее предсказываешь, в случае, если мечты моралистов сбудутся? — Что? — Если отменить Игры, дистрикты почувствуют слабость правительства, а слабость — это единственное, чего они никогда не простят, — проговорила она размеренно. — О, вот они тогда устроят... Может, в этот раз достигнут успеха? — Но Игры делают только хуже! — Арес развёл руками. — Они доведут народ, рано или поздно. — До чего доведут? — Лорена даже развернулась и прожгла его взглядом. — Они и без того планировали полностью уничтожить наше население в Тёмные времена. А повинность в виде участия в не очень приятном для них шоу семьдесят четыре года как-то терпят. К тому же, в районах с более высоким уровнем образования давно с этим смирились. О чём это говорит, а? — О том, что у тебя промытые мозги. — Безусловно. Это у меня промытые мозги, а не у придурков, готовых жертвовать здоровьем ради неведомо чего! — Она подошла чуть ближе. — Кто тебе эти малявки с Игр, Арес? Родные? Друзья? Или хотя бы земляки? — Они люди, — заключил он устало. Порой он задумывался, чем она могла так привлечь его. Среди любителей кровавых зрелищ Лорена выделялась полным отсутствием даже лёгкого сочувствия к участникам. Другие могли лить слёзы по особенно миловидным погибшим, вздыхать на самых драматичных моментах, но она — никогда. И в такое безразличие не хотелось верить. Арес не переставал надеяться, что её поведение — лишь маска, за которой непременно скрывается что-то иное. — Я беспокоюсь за тебя, — продолжила она более ласковым тоном, осторожно проводя рукой по лацканам его пиджака. — Да, хлюпики у руля нынче совсем добрые стали. Делают вид, что ничего не замечают: ни того, что богатые дистрикты явно нелегально готовят детей к Играм, ни того, что прямо у них под носом какие-то клоуны занимаются антиправительственной пропагандой… но вскоре властям надоест терпеть. — Мы не против них, — на выдохе повторил он, пожалуй, в двухсотый раз. — Просто не одобряем один из их методов. Считаем, он ослабляет систему. — Кого ты пытаешься обмануть? — резко притянув его к себе, она страстно впилась своими губами в его. В такие моменты Аресу казалось, что всё нормально, что в их отношениях нет ничего странного. Так уж получилось, на уровне биологии его больше всего тянуло именно к этой женщине, и даже огромная разница во взглядах как будто не могла стать помехой. — Будет очень жаль, — прошептала она, оторвавшись, — когда тебе отрежут язык.***
Цинна сошёл с ума. Он не мог ни спать, ни есть. Каждому участнику Игр полагался свой стилист, и когда они с напарницей решали, кому кто достанется, он сделал всё, чтобы работать именно с девочкой. «Мне просто интересно, хочется познакомиться с неординарной личностью, не более того,» — успокаивал он себя. Конечно, у него были уже кое-какие эскизы костюмов для парада, но теперь он решил их усовершенствовать, использовать идеи, что сперва планировал приберечь для чего-нибудь другого. «Мне не терпится увидеть результат, вот и всё,» — продолжал он оправдываться. Дни до прибытия делегации Двенадцатого тянулись бесконечно долго, но, наконец, мучения закончились. Цинна ходил туда-сюда, пока команда подготовки работала с его подопечной, а когда пришёл черёд встретиться с ней самому, сердце едва не выпрыгивало из груди. Знакомство прошло как в тумане, он пришёл в себя только в тот момент, когда, сидя напротив девочки, уже ляпнул: — Ты, должно быть, нас презираешь... Очень, очень неосторожная фраза. Не стоило ронять её, но делать было нечего. Девчонка округлила глаза. Китнисс Эвердин. Невысокая сероглазая брюнетка с оливковой кожей. Худощавое телосложение. Вполне смазливая, но не из тех, кто по-настоящему приковывает взгляды. Особенности? Разве что, этот взгляд. О, этот неповторимый взгляд. Цинна видел в нём пламя. Она неуверенно теребила свою тонкую косу на плече, пока он делился своими идеями, то и дело задавала вопросы. Говор жителей самых далёких дистриктов звучал забавнее прочих: слишком низкий тон, слишком короткие гласные, слишком похоронная интонация. Многих он раздражал. Но слушая глубокий голос Китнисс, Цинна понимал, что даже её речь, несмотря ни на что, кажется ему музыкой. Когда они вдоволь обсудили её костюм на церемонии открытия, он забежал в помещение с пометкой «только для персонала», пытаясь заново научиться дышать. Что с ним вообще творилось? Его команда подготовки была тут как тут. Они развалились на кожаном диване с одним косяком на троих. Всё помещение пропахло генетически модифицированной травой. Хотелось надеяться, что одним из легализованных сортов. — Ну, как тебе она? — обратилась к Цинне Октавия, совсем молодая девица с зелёной кожей. — Страшноватая, правда? Но ты не переживай! Зато будет не так жалко, если помрёт. Цинна оторопел, неопределённо пожав плечами. — Дорогуша, ты потише с такими высказываниями! — Вения, старшая и гораздо более опытная коллега, многозначительно кивнула на дверь. — Услышать могут. В прошлом году, между прочим, парикмахершу Седьмого дистрикта вот так оштрафовали за нарушение этики. — Ой, не знала, что всё так серьёзно, — нахмурилась Октавия. — Такие уж правила. Безнадёжные трибуты ни в коем случае не должны знать, что они безнадёжные трибуты. — А что, они сами не догадываются? — Не догадываются, — кучерявый паренёк Флавий расслабленно выпустил дым. — Слишком тупые. — Цинна, у тебя всё хорошо? — поинтересовалась Вения, заправляя голубоватую прядь за ухо. — Что-то ты побледнел. Цинна не знал, как можно побледнеть, имея тёмный цвет кожи, но подозревал, что у него это получилось. — Да так, подташнивает немного, — нестройно ответил он. — Пойду-ка я. Он поспешил покинуть комнату, чувствуя спиной подозрительные взгляды.