***
Когда Смауг проделал это впервые, у Бильбо в голове крутились тысячи противоречивых мыслей. Что это как-то… и в общем… и стыдно… и… он, конечно, очень чистоплотный, как и любой хоббит, но всё же… а потом эти мысли вынесло вихрем необыкновенных ощущений. Он узнал, что дракон способен заставить его кончить одной только этой лаской. Но теперь Бильбо уже поднаторел, научился сдерживаться. Хотя и с огромным трудом. Очень тяжело ему далась вера, что Смауг может считать его привлекательным. Он хорошо знал, что его кругленькая, упитанная фигура, с заметным таким животиком, вполне нормальная для хоббита, в глазах человека или эльфа явно не тянет на объект любви и желания. А уж для дракона и подавно. Он очень долго стеснялся своего вида. Ведь сам Смауг неизменно принимал облик высоких и подтянутых мужчин. Значит, такой образ он считал красивым. Потому хоббит и оттягивал как мог миг их первой близости, когда обоим уже стало понятно, что их чувства друг к другу давно вышли за пределы отношений «хозяин-пленник», и даже «друзья». Смаугу пришлось прямым текстом спросить: «почему»? Он тогда остановил хоббита на пороге его спальни, взял за обе ладони, и тихо прошептал: «я не сделаю тебе больно, клянусь». «Не в этом дело, — едва справляясь с голосом проговорил бедный хоббит. Даже это простое прикосновение вызвало такой жар во всём теле, что было удивительно, как одежда не вспыхнула, — я… я толстый… я некрасивый… мне… мне… стыдно что ты увидишь меня… ты не захочешь…» Кажется, у него даже потекли слёзы тогда. Он так полюбил Смауга, так хотел близости с ним. Но он не вынес бы разочарования в его глазах. Тогда оставалось бы только развернуться и бежать, бежать вон из пещеры, до самого обрыва, и дальше — вниз. В бесконечный полёт… который бы завершился, конечно, у подножья горы. Тогда-то дракон чуть сверкнул в темноте глазами. Золотое солнышко вокруг зрачка раскалилось практически до бела. И произнёс ту самую фразу: «Ты очень красивый, Бильбо. Ты сам не знаешь, насколько ты красив. А если кто-то пытался убедить тебя в обратном — скажи только, и я его съем». Бильбо рассмеялся тогда, вытирая слёзы, пытаясь провести щекой по плечу, ведь его ладони дракон так и не выпустил. И хоббит ему поверил. Не сразу, и не до конца, но позволил подхватить себя на руки и отнести наверх, в спальню Смауга. Позволил дракону раздеть себя, уложить вот так же на спину, когда ничего не возможно было скрыть, и позволил себе получить столько нежности и ласки, сколько он не получал за всю свою прежнюю жизнь.***
Язык дракона стал человеческим: коротким и сильным, но остался всё таким же горячим. Смауг целовал и ласкал хоббита, не то что бы растягивая, просто эта зона оказалась такой чувствительной, и Бильбо так реагировал на каждое движение: криками, непроизвольной дрожью, что дракон жмурился от удовольствия и осознания, что может вот так его завести. — Смауг… пожалуйста… пожалуйста… — Да, любимый мой? — он чуть отстранился, глядя как Бильбо впивается пальцами в оленьи шкуры на постели. — Ты же знаешь… знаешь… — Знаю. Но не теряю надежды научить тебя говорить со мной в процессе. Озвучивать, что ты хочешь. — Что угодно, Смауг… что угодно. Только перестань мучить меня! Я сейчас взорвусь как лучший салют Гэндальфа! — Ещё немного, милый. Ты еще не дошёл до нужного состояния. — Дракон с тем же усердием принялся за зону между анусом и мошонкой. Затем за саму мошонку. Языком, губами, а руки его по-прежнему ласкали бедра хоббита, иногда захватывая живот или грудь. Бильбо извивался, сжимал зубы, опасаясь, что от его голоса скала рухнет им на головы, но хватило его ненадолго. Дракон замер, улыбаясь и слушая как интересно звучит его имя, отраженное от стен тысячекратным эхом, если выкрикивать его голосом, полным страсти и любви. Он выпрямился, взял своего хоббита за руки, ладони к ладоням, и ощутил, как крепко Бильбо вцепился в него, будто не в постели лежал, а над пропастью висел. Хоббит, наконец, открыл глаза. По его разрумянившемуся лицу бежали слёзы. Но Смауг знал, это не от боли. — Ты готов, мой любимый? — почти губы в губы проговорил дракон. Бильбо приподнял голову и поцеловал Смауга. Кивнул. И почувствовал напряженный член там, где недавно был язык. Хоть это был уже далеко не первый их раз и методом подбора уже давно был подобран комфортный для хоббита размер, входил Смауг всегда очень медленно и осторожно. И только погрузившись до самого конца (где-то на половине Бильбо начинал подаваться навстречу), и получив от любимого еще один полустон-полупоцелуй, Смауг начинал двигаться. Что и как происходило с ними дальше, они уже вспомнить не могли. Просто проваливались куда-то в иную реальность, где были только вспышки, как в лучших фейерверках Гэндальфа. Где золотые солнышки вокруг зрачков Смауга занимали по полнеба. Где маленький хоббит сжимал в объятиях огромного дракона, без проблем принимая его в себя, и ничуть не удивляясь и не смущаясь от этого факта. Где Смауг изливался в хоббита, и тот кричал, чувствуя как горячее семя заполняет его, и практически тут же изливалось его собственное. Вернувшись в свою пещеру, обратно на постель Смауга, они ещё долго лежали, переплетённые в какую-то невозможную фигуру, не особо разбираясь кто из них где. — Люблю тебя, — целуя запотевший висок хоббита, говорил Смауг, и тот ни на минуту не сомневался в этом. Потому что дракон говорил это не только в постели. Он говорил это, целуя руки Бильбо после обеда. И тот понимал почему. До появления хоббита, дракон питался преимущественно опаленными тушами животных. Теперь же, домовитый Бильбо развел на склоне горы небольшой огород, где выращивал овощи и травы, используя их при приготовлении добываемого драконом мяса. Он же приучил дракона есть за столом — потрясающе красивом, явно попавшем в сокровищницу от какого-нибудь эльфийского владыки. Недостатка в тарелках-вилках-бокалах в сокровищнице также не наблюдалось. Мало какой хоббит мог похвастаться что ест на золоте. А также, что настоящий дракон помогал ему расчищать место для посадок, прорывал туда канавки для воды и регулярно помогает бороться с сорняками и приносит удобрения. И кто ещё видел Смауга, моющего посуду. Или стирающего. Или просто сидящего на пороге своей пещеры на закате, с пухленьким хоббитом на коленях. Любовь это ведь не только страсть в постели, но и множество деталей совместного быта, договоренностей и компромиссов, даже ссор иногда. Но и умения выслушать, понять, прочувствовать позицию другого. Выяснить что не так и решить проблему. И дальше жить вместе, чувствуя, что вам очень-очень хорошо друг с другом. — Ты не скучаешь по своим? По Ширу? — иногда спрашивает Смауг. Как правило, когда обнимает и прижимает к себе. Хоббит чувствует как тот напрягается и замирает. — Немного, — всегда отвечает Бильбо, осторожно поглаживая любимого по спине между лопаток. Тот всегда чуть расслабляется от этого, — но я и там жил одиночкой. А теперь у меня есть ты. И мне хорошо с тобой. Только с тобой. Хоббит прямо чувствует, как Смауга отпускает. Да, они проходили через этот разговор не раз, и ещё не раз пройдут. Хоббит знает, дракон уже давно не считает его пленником, но ему раз за разом нужно подтверждение, что он желанен, важен и любим. Что его не оставят. Что Бильбо с ним по своей воле. — Хорошо, — улыбается Смауг, — я закончил расчистку. Помнишь, где ты хотел фруктовые деревья посадить. Завтра могу слетать — раздобыть у эльфов пару чудных яблонь, а еще груши и сливы. Думаю, за несколько древних побрякушек обменяю. — Я с тобой, — сразу же добавляет Бильбо, прижимаясь к его плечу, — к людям не суёмся. Даже близко не подлетаем. Дракон не протестует. Ни один из них не хочет разлучаться со своим счастьем. Даже на миг выпускать его из рук.