Быть сыном Шона Прескотта — личный ад, который я наверно заслужил.
— Нейтан, — а вот и образцовый отец собственной персоной, завязывающий галстук. Так и хочется задушить его этим галстуком, а затем ещё и голыми руками — для собственного удовлетворения. Старший Прескотт как всегда собран, но в его глазах я не вижу спокойствия. Весь покой в их особняке — показной, иллюзия, как и видимость семьи, что отец пытается строить перед журналистами и видеокамерами. Сейчас его бизнес на плаву — строится Pan Estates, он владеет большей частью города и общежитием Блэквелла, что всё ещё даёт мне некоторые привилегии в академии. Когда я только начал учиться в Блэквелле, я был уверен, что эта жалкая академия — полностью моя. И легко убедил в этом остальных, пусть и моя уверенность в этом всё убывала. Теперь у меня есть вечеринки «Циклона», где толкают отменную дурь, беглые взгляды, ведь никто не хочет проблем и не смотрит на Прескотта слишком долго и пристально, и хороший друг в лицеКолфилд.
Это было на очередной вечеринке Циклона, когда куча обдолбанных в хлам людей и разрывающая ушные перепонки музыка окончательно заебали меня. Я вышел на улицу, покачнулся, вдохнув чистый воздух и скользнул взглядом по территории академии. После оглушающего шума вечеринки, стрекотание сверчков казалось мне прекрасной мелодией. Мне даже показалось, что я расслабился и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь ночным ночным ноктюрном. И не зря. В следующую секунду в меня со всей силы кто-то влетел. Хотя почему кто — то? Очевидно, что мудак, раз потревожил самого Прескотта. Подбородок свело, скорее всего удар пришелся именно туда. Наконец я начал отходить от такого незапланированного удара в челюсть. Когда я открыл глаза, то всё, что увидел — макушка с короткой стрижкой, напоминающая воронье гнездо. Обладательницей «гнезда» оказалась худая девушка с полароидом в руках и россыпью веснушек по довольно миловидному личику. — Извини, — попятившись, пробормотала она, даже не взглянув на меня. Я привык к опасливым или презрительным взглядам, одобрительным кивкам или к строящим мне глазки куклам, которые готовы броситься ко мне в койку ради очередной порции наркоты, но никак не к полному игнорированию моей персоны. Прескоттов либо открыто ненавидели, либо открыто выслуживались, но так же ненавидели на самом деле, однако никогда не игнорировали. Первым моим порывом было проучить нахалку, показать на что способны Прескотты, напугать до чёртиков и заставить это хрупкое тельце дрожать от страха. Пока я предавался размышлениям, девушка уже давно разглядывала меня из-под ресниц, стараясь делать это незаметно. Глупая попытка, учитывая, что я овладел этим умением в совершенстве еще в детстве, наблюдая за собственным отцом и пытаясь понять, чем же я ему не угодил и как вести себя, чтобы он перестал кричать на меня за каждое производимое мной движение. Если бы я знал, насколько это было бесполезной тратой времени… — Не подскажешь, где находится 3 корпус? Я опять отвлекся на собственные мысли и удивился вопросу, заданному девушкой. У меня никогда никто не спрашивал такие глупости, хотя в общем—то ко мне и с важными вопросами предпочитали не обращаться. А потом меня осенило — видимо моя новая неуклюжая знакомая новенькая в Блэквелле, что неудивительно, ведь учебный год только начался, а значит она ещё много чего пока не знает. И много кого. Решив побыть сегодняСтранная хипстерша…
***
Примерно так мы и познакомились, если это можно назвать знакомством. А затем я увидел её на уроке Джефферсона, кажется так представился смазливый учитель фотографии, от которого была в восторге Вик, да и наверное большая женская часть Блэквелла. Потом я заметил её во дворе, выслушивающую ругательства Виктории, которая посылала её весьма креативно, «на все четыре селфи» кажется. И еще раз у Джефферсона. И на парковке у кампуса. В «Двух китах». Скоро я узнал, что её фамилия Колдфилд, а еще что не я один распознал в ней страсть к замашкам хипстера и полароиду. А потом случилась какая — то хуйня. Блядская Колдфилд начала мерещиться мне везде, куда бы я не пошёл. Я конечно списывал это на приличную дозу наркоты, но её голос слышался мне везде, даже когда я был совершенно один. Она снилась мне каждую ночь. Сначала она тихо хихикала и проводила своими приятно холодными руками по моему разгорячённому телу. Потом сны становились все более…более приятными и возбуждающими. Причём они были настолько реальными, что я буквально чувствовал эти прикосновения кожей и просыпался с сожалением от того, что это всё было лишь плодом моего воображения. Сновидения все никак не прекращались и я постепенно привык к ним. Привык погружаться в сон и встречаться там с Макс, что полностью захватила моё сознание, даже не спросив мой разум. Скоро это стало самой приятной вещью в моём существовании, иногда я ловил себя на мысли о том, что совсем не хочу просыпаться. А потом мы столкнулись лицом к лицу ещё раз. В женском туалете. На самом деле я просто проходил мимо и услышал непонятные звуки. Любопытство заставило меня заглянуть за дверь. Она рыдала на полу, свернувшись в комок, словно замёрзший котенок, а я стоял около неё, как самый настоящий тупица, не зная, как успокоить и в чём причина её слёз. Долго думать не пришлось, так как она сама её озвучила, едва заметив меня. — Это ты во всём виноват, — заявила она, попытавшись успокоиться, и начала судорожно размазывать дрожащими руками слёзы по щекам. Колдфилд смотрела на меня с такой ненавистью, как будто я убил всю её семью, не иначе. Её хрупкое тело дрожало то ли от продолжительных рыданий, то ли от ледяного пола школьного туалета. Но в любом случае это зрелище отдалось неприятной ноющей болью в районе моей груди. Я попытался поднять девушку, но она грубо оттолкнула меня. — Даже не думай подходить ко мне! — Отчеканила она, отползая в угол, стараясь не смотреть на меня и закрыла лицо руками. Я конечно прекрасно знал, что мудак — мой синоним, но в моей голове всё никак не укладывалось, что такого я мог сделать грёбаной Макс Колдфилд, из-за чего она теперь так меня ненавидела. Я даже не заметил, как из раковины напротив меня вылетела синяя бабочка. На секунду время будто остановилось, а эта бабочка, всё так же продолжала хлопать маленькими крылышками. Откуда она могла взяться тут? Но когда я моргнул, бабочка уже исчезла, оставляя нас с Колдфилд наедине. В тот момент мне было так интересно, увидела ли эту необычную бабочку Макс? Почувствовала ли что — то такое же странное, как и он? — Слушай, — голос девушки больше не дрожал, наоборот звучал довольно уверенно. Макс уже поднялась на ноги, отряхнула джинсы и подняла с пола свой рюкзак. Я вопросительно взглянул на неё, ожидая что она скажет. — Я знаю, что это ты накачал наркотиками Кейт, и это ты сделал всё возможное, чтобы то видео появилось у всех и каждого. Это ты сделал те фотографии Рейчел и это ты угрожал моей подруге. С каждым новым словом голос Макс становился всё громче, а на глаза снова наворачивались слёзы. С каждым её обвинением я всё больше не понимал, что эта Колдфилд вообще несёт. Как она смеет обвинять меня в том, чего я не делал. Я даже не знал и половины того, чего она наговорила мне. Пусть моя семейка и считает меня немного поехавшим, (что скорее всего и правда), но ведь не настолько же. А потом я посмотрел на ситуацию с другой стороны. Может быть Колдфилд тоже поехавшая?