Откровение

Архидемон утыкан стрелами, словно подушечка для булавок – на потерю таких постоянно жаловалась Анора, когда пятилетней малышкой с подружками часами вышивала подарки своему будущему принцу. Редклифцы и долийцы внизу, вычищают этажи форта от заразы порождений тьмы. Логэйн пошел бы с ними – рубиться и не думать является высшим его желанием, - но слишком жив в памяти разговор с Риорданом, на который его, хвала Создателю, соизволили позвать. Дракон еще дышит, от вздымающихся боков идет густой вонючий пар. Они стоят плечом к плечу, заляпанные кровью с ног до головы, Логэйн почти шатается – гудит голова от удара по виску и нестерпимо печет в боку, словно ткнули его не бронебойным копьем, а раскаленным вертелом, - эльф, наоборот, держится монолитным обломком. - Дай мне искупить содеянное, - сипит, неловко перебирая пальцами по рукояти, Мак-Тир. Он не умеет просить – интонации вибрируют с трудом, першит горло от гари и дыма, кровавой пеленой плывет все перед глазами. Потом вдруг легчает – он косится через плечо, видит синеватое мерцание вокруг кистей чародейки, хмыкает, но благодарно кивает в ответ. Это не исцеление, так, временная поддержка – хватит ровно на последний удар. Он во чтобы то ни стало должен уговорить остроухого отступить. - Нет, - Айвэ – упрямый баран. Вытирает текущую с рассеченной скулы кровь, мерно дышит, видно, прикидывая разбег, смотрит на Архидемона так же, как в крепости – словно бы внутрь, под покров панциря и за границы доступного живым. – Я не отпущу тебя на заклание. Это… Несправедливо, пощадить тебя, чтобы потом отдать в жертву. - Что, Алистера мало было, все возишься со своими принципами? – Логэйн не становится пушистее от своего спасения, он все еще способен подбирать кинжально острые фразы и разить ими без пощады. Долиец дергается, сжимает пальцы, почти хрипит, но все равно качает головой. - Я бы сказал, что мне тоже многое надо искупать. Но это прошлое, Логэйн, надо думать о будущем. Как считаешь, кого во главе Ордена будут ценить сильнее – величайшего полководца Ферелдена или бродягу из кочующего лесного клана? - Да плевал я на Орден, - словно отбивается Мак-Тир. Не был бы ранен – завалил остроухого ударом, пусть полежит, передохнет с полчасика, пока окажется дохлым дракон. – Ты станешь Героем королевства и сможешь хоть каждым эрлом по отдельности вертеть, хоть всеми вместе. Ему тошно. Воздух спертый и жаркий, латы, кажется, ржавеют от пота, мутит от кровопотери и даже от магии тянет неумолимо виски в ожидании отдачи. Спорить нет почти никаких сил, хочется, чтобы все, наконец, закончилось, чтобы наступили тишина, покой и свет трона Создателя окутал целиком – ну или приняла черная бездна за его спиной, это уже не полководцу решать. Хочется исхода. Они так долго к этому шли – схватками, кровью, сутками в седлах, измотанными нервами, кошмарами… Скверна разлита в воздухе и отравляет хуже любого яда воронов, Логэйн за последнюю неделю прекрасно понял, почему так беспокоился даже в плену о Море Айвэ: трудно не думать о чудовище, каждый день приходящем в самых жутких кошмарах самой их сутью, воплощением вселенского ужаса, от которого стынет нутро и мурашками плавится кожа даже на изнанке век. - Я не приспособлен к политике. Ты сам говорил – доверчивый идиот; эрлы – не оборотни, не храмовники и не гномьи воители, я не смогу склонить их добрым делом, а силой… Ну ты видел, не умею и все. А он, значит, сможет? Мак-Тир в бешенстве: эльф хочет красиво уйти героем, а на него, старика, свалить все распри гадюшника, многолетние свары, склоки и жизнь с постоянным напоминанием о былых грехах. Где тут честь, где тут пресловутое чистое сердце? Ищет легкий путей, мерзавец, и еще смеет выставлять это благим делом, вот же… - Тебя слушают люди – не власть имущие, обычные крестьяне. Любят, - долиец щурится мечтой, он-то ее видит – за заволоченным тучами горизонтом, а собеседнику остается только надеяться, что за ним вообще что-то есть. - При тебе Орден расцветет, простонародье, сколь ни были прекрасны легенды, все равно будет бояться наследия моего народа… Тех троих я пощадил, Логэйн, но ты не представляешь, скольких шемов пришлось застрелить. - И, значит, тебе за память о них умирать можно, а мне, дураку, Кайлана придется искупать живым? - Да, - наконец, Айвэ смотрит на него, а не на дракона. – Живым, потому что у тебя есть Анора, сэр Коутрен, твои люди, гвардейцы, армия, держащая тебя за отца. - А твой клан? Эльф дергается, остервенело трет скулу – кровь все равно сочится по капле, пятная перчатку. На правой руке, тыльная сторона левой искалечена – тетива местами исхлестала до кости. - Я не вернусь к ним. Прежнего Махариэля успели потерять и оплакать. - А отряд? – Логэйн кивает через плечо, на занятую ранами Эамона Винн. – Не ты ли им обещал вернуться? - Ты предлагаешь выжить мне ради кучки отщепенцев, и при этом готов оставить без себя дочь и целое королевство? – эльф никогда не кричит, но в тоне его желание выплеснуть столь многое, что не выдержит воздух. - Ферелден в тебе нуждается, не во мне. Логэйн рычит. Остроухий урод тоже научился бить словами – нет, резать по живому. Он только снаружи сплошное спокойствие и рассеянный лесной свет, внутри – такой же, как они, из крови, плоти и мешающих друг другу чувств, и мстить тоже вполне умеет, тонко, изящно, по-эльфийски вывернуто. - И потом, - уже не мягко добавляет, а почти рубит Айвэ, на изготовку поднимая клинки. – У меня был шанс спасти наши жизни, Морриган предлагала… Возможность. Я отказался. Из-за моего решения не должен страдать никто, кроме меня, Логэйн. Я командир, значит, и шишки мои. Хочется… Всего сразу. Выбить из него эту дурь, выжечь усталое, болезненное понимание из глаз, лишить лица и этой умоляющей улыбки, вогнать клинки по едва зажившим плечам, пришпилить ими к ближайшей стене – пусть висит и мучается, ублюдок, со своими высокими замашками, пока старик сделает за него дело. - Пожалуйста, придержи Винн и Хуана, если они бросятся, - шепотом, сглатывая толчками сквозь зубовный скрежет, просит Айвэ. Логэйн понимает, что он, в общем-то, прав. Своими скупыми доводами, в кои-то веки следующими логике – Ферелдену и правда нужен кто-то опытный, Аноре требуется поддержка, эрлам, все еще пьяным после Собрания – способный присмотреть за ними без лишней жалости и вовлеченности воин, в идеале бы Страж – Орден не лезет по возможности в политику. - Хорошо, - сдается Мак-Тир впервые в жизни – целиком, с потрохами, без слова возражения. – Я не знаю, чем отблагодарить тебя и Создателя за шанс очистить свое имя и искупить все сделанное. И уж тем более, не знаю, чем отплатить тебе за Алистера… - На надо, - почти хрипит Айвэ, запрокидывает голову – слезы от гари появляются легко и также легко впитываются обратно. Он моргает, выжидает пару секунд и протягивает руку. – Был рад биться с тобой плечом к плечу. - Просто делай свое дело, Страж. Он кивает. Отворачивается – быстро, хлещут по скуле разметавшиеся в горячке боя пряди, резко вгоняет в ножны клинки – шкура дракона прочна, ее лучше пробивать чем-то длиннее кинжала и легкого меча. Бежит, подхватывает воткнутый в труп гарлока двуручник, Логэйн не видит лица – только стремление, только скорость, только залитую потом и кровью шею, - и отворачивается в плечо, потому что не может на это смотреть. Ослепительный свет все равно до него добирается – режет веки, выворачивает череп наизнанку, заставляет Скверну внутри свиться комком и взвыть от оглушающей, невозможной боли – словно отзвуком, он чувствует муку Айвэ, его агонию, его трепыхания: умирают вместе, дух Древнего Бога и дух долийца, исполнившего возложенное Создателем бремя. Винн не надо сдерживать – она все понимает, хоть и катятся по морщинистому лицу слезы, хоть и стискиваются с трудом пальцы на ошейнике заходящегося лаем мабари. Свет умирает, умирает тишина, кругом кричат, воют внизу испуганные порождения тьмы, трубят рога. Логэйн отпинывает в сторону пришедший в негодность щит, подходит к дракону. Внутри все клокочет – криком, болью, отравой, - он поднимает на руки тело эльфа, невесомое, будто потерявшее все душевные камни и цепи сознания, - молча относит в сторону от Архидемона и кладет перед рухнувшей на колени чародейкой. Садится рядом, бездумно начинает чистить клинок огрызком ткани. Не знает, чего просить у Создателя – не для себя, конечно же, для Стража. Что случается с долийцами после смерти? Они становятся духами леса? Дают жизнь дереву над своей могилой? Так же уходят в Тень? Логэйн желает Айвэ счастливой дороги, и втихаря, глотая гарь, думает, что хорошо будет, если Мэрик с ним там, за Завесой, встретится. Хотя бы на миг… Пусть помолятся за его грешную душу – у него не будет времени, слишком многое придется еще сделать, чтобы история закончилась. Хорошо – как в дурацких легендах о Стражах, грифонах и их раскаявшихся врагах.