Сборник зарисовок с челленджей

Кун чувствовал себя неловко в своём наряде. Как ни крась его, какой изысканный макияж не наноси — на девушку он, на его скромный взгляд, не был похож ну вот совсем. Поэтому он очень удивился, когда секьюрити на входе в клуб не заподозрили в нём парня. Правда, по-судачили за спиной, что мол у любой красотки должна быть страшненькая подружка, но не настолько же. За красотку в их тандеме выступал Читтапон. Вот у кого не возникло проблем с прикрытием. Красивая китаянка (про, вообще-то, тайское происхождение Читтапона решили умолчать, во избежание), приехавшая вместе с подругой в Штаты в поисках лучшей жизни. Лучшую жизнь малышка Юнцинь пошла искать по клубам, где и завела многообещающее знакомство с местными воротилами. И теперь решила привести знакомиться свою скромную подружку — Кунь. Вообще-то на этот вечер у них была назначена операция. И «девочки» должны были проследить, что всех, кого нужно, повязали, а остальным не дали уйти живыми. Проследить можно было только изнутри, а пройти в этот клуб без приглашения было невозможно. Вот Читтапон и изображал восторженную влюблённость в крутого парня из местной банды. Что ещё, кроме влюблённости его другу пришлось изображать, Куну даже думать не хотелось. А думалось. И оттого всё сильнее хотелось вытащить из-под пояса чулок припрятанный пистолет и всадить парочку пуль прямо промеж глаз этому уроду, так собственнически сжимающему ладонями ягодицы Читтапона. На лице напарника Кун даже проблесков отвращения не заметил. Значит ли это, что тайцу нравится чувствовать на себе мужские руки? Читтапон только хихикал, стрелял хитрым взглядом из-под ресниц и нашёптывал что-то на ухо этому доморощенному кавбою, пока тот вовсю лапал «красивую китаянку». Звуки выстрелов стали для Куна настоящей музыкой. Потому что терпеть неудобство от наряда и смотреть на то, как напарник тискается с каким-то ублюдком стало уже невыносимо. Жаль только, что хахаль Читтапона относился к списку тех, кого нужно было доставить в участок живым. Впрочем, про невредимого никто ничего не говорил. По-этому, Кун с непередаваемым удовольствием переломал кретину пальцы на руках и как следует пнул в печень. Пока разоблачённый коп Читтапон прицельным броском бутылки с текилой догонял попытавшегося слинять главаря этого сброда. А уже позже, оказавшись на съёмной квартире друга, Кун наблюдал с каким остервенением тот снимал с лица макияж и как тщательно полоскал рот, стараясь сдержать слёзы: то ли злости, то ли обиды. А потом прижимал к себе укутанного по самые уши в одеяло Читтапона, бурчащего ему в плечо, что «больше никогда» и «в гробу он видал такую оперативную работу». И думал, думал, думал. Ни то с облегчением, ни то с грустью, будь она неладна, что напарнику приятно не было. Что прикосновение мужских рук Читтапону были неприятны. Но может… только ЧУЖИХ мужских рук?..