Сборник зарисовок с челленджей

Когда они впервые встретились, Юта был совсем маленьким лисёнком. Самым обычным детёнышем, у которого по венам текла горячая кровь, а не потусторонним существом. А вот Минсок был ёкаем — юкионой, рождённой из страданий и страха замёрзшего насмерть путника. Лисёнок на уровне инстинктов понимал, что Минсок — существо опасное. Но инстинкты у детёныша оказались слабее любопытства. Ведь как он мог уйти, когда на одежде, покрывающей чужое тело вместо густой шерсти, так красиво переливались на солнце снежинки. Минсока же маленькое, пугливое существо позабавило. Детёныш прижимал ушки к голове, вздрагивал от каждого шороха, но упрямо приближался к нему, заворожённо разглядывая украсивший кимоно снежный узор. Минсок даже погладил зверька за ушком, когда тот совсем осмелел и принялся его обнюхивать, пытаясь уловить что-то кроме запаха морозной свежести. Особенно долго малыш обнюхивал запястье ёкая, довольно сощурив глазки и подёргивая смешными ушками. И Минсок потом ещё долго сам нюхал своё запястье, пытаясь понять, что мог учуять там маленький лис. Но так ничего и не уловил. *** Взрослым лисом Юта так и не стал. Той же зимой попался в охотничьи силки и был жестоко убит. Дочка даймё уж очень хотела себе накидку из лисицы — самой рыженькой, которую только можно отыскать. А Юта на удивление сородичей окрасом был ярче пламени — даже несмотря на зимнее время он не полинял, оставаясь в насыщенном летнем окрасе, что и решило его судьбу. Впрочем, дух испуганного лисёнка, оказавшийся привязанным к собственной выделанной шкуре, вскоре был отомщён. Даймё со всем своим семейством был вырезан соседями, а тела их были сожжены в их собственном доме. На этом то пепелище и родился Юта — ёкай. *** Слава о баснословно красивом кицунэ, скрывающимся за костяной маской, расписанной кровью врагов, за пару столетий разлетелась по всем японским островам. И увидеть его хоть глазком хотели что ёкаи, что люди. И если сначала Юта старался скрыться от чужих глаз, то позже привык. Лишь глубже прятал ладони в широких рукавах многослойных одеяний. Он окидывал одинаково равнодушным взглядом и попавшихся на его чары людей, и пришедших по его шкуру оммёдзи, и на разного рода нечисть, желающую кто подружиться, кто померяться силой, а кто завести более интересные отношения. Никто из них интереса у лиса не вызывал, и он исчезал, словно мираж. Ничего не интересовало едва отрастившего второй хвост лиса, пока не почуял он запаха морозной свежести с едва-едва уловимыми нотками мороженых ягод и хвои — теми самыми, что ещё будучи простым лисёнком уловил он на чужом запястье. Минсок был всё так же холоден и величествен, а Юта, гулявший в тот момент в животной форме, всё так же оказался заворожён мерцанием снежинок на чужих одеждах. Минсоку показалось очень знакомым то, как аккуратно и медленно лисица, к которым юкиона с некоторых пор стал испытывать непозволительную слабость, подкрадывалась к нему, зачарованно разглядывая узоры на кимоно, как чуткий нос втягивал морозный запах с его рук, смешно подёривая ушами. Происходящее было так удивительно, что Минсок не сразу понял, что перед ним не обычное животное, а ёкай, способный растопить, сжечь его своим зачарованным огнём. А когда понял, перед ним уже стоял юноша, прекрасный в своей неземной красоте. Костяная маска была сдвинута к виску, шёлковые одежды струились по крепкому телу, ниспадая складками на покрытую изморозью землю, где два пушистых рыжих хвоста, раскачиваясь, поднимали у земли маленький снежный вихрь. Юноша держал двумя ладонями руку Минсока, прижимаясь носом к холодной коже на запястье. И Минсоку бы скрыться, сметя бестактного мальчишку ледяной пургой, да только тот улыбнулся широко-широко и обескуражил его своим: «Снежок, голубика и хвоя! Всё как я помню!» И уже сам Минсок попытался уловить на себе эти ароматы, не замечая, как беспардонный мальчишка уже обвил его руками и хвостами. И очухался лишь тогда, когда горячий нос бесстыже ткнулся в ямку за ушком. Тогда Минсок, конечно отбился от чужих загребущих рук и хвостов. И потом отбивался, пока хвостов не стало пять, а Юта не окреп настолько, что Минсок в его руках стал выглядеть хрупкой тростинкой. Тогда сбегать уже не выходило. Да и перехотелось, если честно сказать. А вот навалять всяким людишкам и нечисти, что приходили поглазеть на сказочно красивого лиса, хотелось неимоверно. Но это уже другая история.