Дверь в темноте

Джен
NC-17
В процессе
20
автор
Xenya-m бета
Размер:
планируется Макси, написано 117 страниц, 21 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
20 Нравится 124 Отзывы 7 В сборник Скачать

Пролог

Настройки текста
Двенадцатого числа весеннего месяца нумрат на втором этаже таверны «Золотой рог» в Пилезваре встретились двое. В самом факте встречи кого бы то ни было в таверне, конечно, нет ничего удивительного, а уж в тавернах Пилезвара, особенно в тех, что поближе к порту, на кого только не наткнешься. В основном это, разумеется, жители разных уголков Амастерры, большей частью с запада, немного с юга и уж совсем мало — с севера, с Оленьих озер, из Лесного края. Но и долговязые тангониты тут встречаются; уши у них настолько вытянуты кверху, что кое-кто верит в их эльфийское происхождение, а они сами с удовольствием поддерживают этот миф, ибо, кроме как бедностью их родины, хвастать им особо нечем. Коренастые пройдохи-нуштоты, способные всучить кому угодно что угодно, непревзойденные игроки в макку. Аттоканцы, чье спокойствие давно вошло в поговорку: эти до последнего не показывают, что им что-то не нравится, но уж если дело идет к драке, непременно нападут первыми, а чаще и единственными. Ловкие сильные ашторцы, лучшие на свете моряки, но нестойкие к алкоголю, а потому либо спускающие в кабаке последние деньги, либо болтающиеся в поисках работы — ашторцев нанимают только самые нищие судовладельцы, да и то если уж совсем край. И вся эта разнородная толпа ест, пьет, играет в карты, петушится, заигрывая (и не только) с хорошенькими служанками, общается на лингвале и на скрао, временами дерется, конечно, какие ж кабаки без драк, но в целом сосуществует вполне мирно. В городе, где пересекаются сразу несколько морских путей и в котором стражи в семь раз больше, чем в столице, оскорблять инородцев не принято. Целее будешь и кошелек сохранишь. А уж что касается заведения папаши Трелло, то тут, кроме сразу двух вышибал с бычьими шеями, и само расположение как бы намекает: не зарывайся. Главный вход-то находится на улице, которую стража патрулирует, а вот задняя дверь выходит на канал. Много разных слухов ходит про этот канал. Вечер двенадцатого числа в «Золотом роге» от прочих не сильно отличался. Разве что ближе к полуночи чуть ли не все посетители, за исключением двух-трех уснувших прямо за столами, сбились в дальнем углу: там ушлый нуштот обчищал пухлощекого северянина в игре в макку, и толпа подзуживала пьяненького растерянного юношу с русым завитком на лбу сначала безуспешно отыгрываться, а потом, когда тот остался уже в одних подштанниках, — решиться на финальный тур. В любом другом регионе Амастерры такое было невозможно: на юге за юношу наверняка бы вступились родственники, а уж если бы таковых не нашлось, сироту бы тем более взяли под крыло; в столичных кабаках на кон запрещалось ставить исподнее или, если исподнего не было, прикрывающую срам одежду; в самых северных областях за подобное вообще можно было оказаться под судом за оскорбление нравов; но в кабаках Пилезвара законы были свои. Подобное происшествие никого здесь не удивляло. Тем не менее оно отлично отвлекло внимание от того, что происходило в другой части таверны. В частности, от действий ее хозяина: едва северянин, вздрагивая под насмешливыми взглядами, снял второй ботинок, папаша Трелло слез с винной бочки и, бросив цепкий взгляд на горбоносого амастеррца, похрапывающего за ближайшим столом, кивнул себе самому с видом глубокого удовлетворения и подошел ко входу. Открыв дверь, он выглянул в темноту и поманил кого-то пальцем. Через несколько секунд к нему присоединился мужчина в сером, ничем не примечательном дорожном плаще. Следуя за папашей Трелло, он уверенно ступил на лестницу, ведущую на второй этаж. Похрапывающий амастеррец приподнял голову и, посмотрев на них мутным взглядом голубых глаз, до странности напоминавших совиные, снова уронил голову на стол. В этот самый момент одновременно произошли два незначительных события. На самом верху лестницы серый плащ случайно зацепился за гвоздь. В ту же самую секунду нуштот, помахав у носа незадачливого северянина игральной картой, аккуратно положил ее на стол перед ним, и вся толпа затаила дыхание, ожидая, возьмет ее северянин и откроет тем самым финальный тур или не возьмет. В наступившей тишине с лестницы донеслось еле слышное, но вполне отчетливое раздраженное: «Ахотт сафате!» — впрочем, мгновенно потонувшее в одобрительных возгласах: северянин взял карту. Папаша Трелло и мужчина в сером скрылись за поворотом коридора. Один из тангонитов в толпе обернулся к другому тангониту. — Ифраханец? — нахмурился он. — Ифраханец? С чего бы? Не смеши! — второй махнул рукой, призывая следить за игрой. Наверху папаша Трелло довел посетителя до конца коридора и приглашающе распахнул дверь. В комнате, освещенной единственной свечой, из всей мебели был только стол, позади которого стоял мужчина в черной мантии с низко надвинутым капюшоном. Он был высокого роста, и вся его фигура источала силу и власть: каждому, кто оказывался рядом с ним, непроизвольно хотелось сделаться поменьше. Папаша Трелло тут же захлопнул за собой дверь, вытер пот со лба и быстро приложил ладонь к груди, ко лбу и еще раз к груди, что, как известно, означает молитву о защите от дурного глаза. Потом вернулся к лестнице и устроился на верхней ступеньке, то и дело оглядываясь на коридор. Мужчина в сером вступил на середину комнаты, почтительно склонил голову и снял капюшон. Он оказался человеком приятной наружности, хотя и несколько простоватым, с густыми бровями, пухлыми губами и недельной щетиной. На вид ему было около пятидесяти. Мужчина в черной мантии отрицательно качнул головой. — Я должен знать, тот ли вы, за кого себя выдаете, — сказал он. Мужчина в сером еще раз почтительно наклонил голову и провел рукой вдоль лица сверху вниз, как бы стягивая его. Истинное лицо оказалось моложе личины на добрый десяток лет. Вытянутый череп превратился в яйцевидный и абсолютно лысый, голубые глаза — в карие. Тонкие губы, казалось, вот-вот растянутся в усмешку. В ухе его поблескивала серебристая серьга в виде крохотного полумесяца. Мужчина взял со стола свечу, поднял прямо перед собой и несколько мгновений смотрел на огонь. Когда он отставил ее, глаза его полыхнули желтым светом. — Впечатляет, — тихо заметил мужчина в черном. Мужчина в сером поколебался. — Могу ли я ожидать подобной любезности от вас… — он вгляделся в капюшон собеседника так пристально, как будто действительно мог рассмотреть что-то под ним, — ваша светлость? Мужчина в черном тихонько засмеялся, и смех этот был таков, что любого продрал бы мороз по коже, но на мужчину в сером он, казалось, не произвел никакого впечатления. Тот лишь почтительно склонил голову, выжидая. Мужчина в черном вынул из кармана мантии эмалированную бляшку, изображавшую кусочек радуги, и положил на стол. Мужчина в сером провел над ней ладонью, на секунду сжал руку в кулак и кивнул. — Благодарю вас. — Надеюсь, маркиз, мы покончили с формальностями, — сказал мужчина в черном с некоторой насмешкой, убирая бляшку. — Несомненно. Ожидаю распоряжений, ваша светлость. Маркиз снова почтительно наклонил голову. Мужчина в черном положил на стол сердечко из псевдозолота — такие дарят своим возлюбленным младшие отпрыски дворянских семейств. Маркиз провел над ним ладонью. — Никакой защиты? — с легким удивлением спросил он. — Никакой, — подтвердил его светлость. — Так речь идет о простом человеке? — удивление маркиза возросло. — Ну что вы, — мужчина в черном даже немного поцокал языком от огорчения, — я бы не стал настолько вас недооценивать. Даже при сегодняшнем положении дел. — Маг со стихийными выбросами, не знающий о своем даре? Мужчина в черном покачал головой. — По нынешним временам его бы давно взяли под контроль. Вас долго не было, маркиз, за это время в Амастерре произошли значительные изменения. Не все из них вам бы понравились. — Магов и на моей памяти не жаловали, ваша светлость, — возразил маркиз. — И вам прекрасно известно, что я отсутствовал не по своей воле, — добавил он тоном, полным глубокого презрения. — Верно, верно, — согласился мужчина в черном. — Однако вам повезло больше, чем вашему народу. — Внезапно он подался вперед, заставив маркиза невольно отступить на шаг, но успокоив его жестом. — Удовлетворите мое любопытство: правда ли, что вы были в Чертогах? — Был, — коротко ответил маркиз. — Вот как, — в голосе мужчины в черном на миг проскользнуло что-то вроде восхищения. — Видели ли вы там Великую или Малгра? — Видел. — Маркиз явно не жаждал общаться на эту тему. — И каково там? — не отступил мужчина в черном. — Долго. — Маркиз вздохнул, видимо, поняв, что ему не отделаться. — Если вы хотите найти способ попасть в Чертоги, то я вас разочарую, ваша светлость: добровольно туда не попадает никто. Но это правда — Чертоги сохранили мне жизнь. — А сейчас вы получили шанс отомстить. — И это — единственное, ради чего я здесь! С этими словами маркиз схватил медальон, открыл его и замер. В первом отделении сердечка был темно-русый локон, во втором — тщательно прорисованное худое восторженное лицо с мечтательным взглядом больших, нет, скорее огромных серо-голубых глаз. — Это девочка? — удивился маркиз. — Мальчик. Здесь ему пятнадцать. Сейчас ему девятнадцать, и он студент магической академии в Кармале. Ленивая бездарность, если судить по табелю. Вы убьете его, когда студенты отправятся домой на летние каникулы. — Но это же ваш… — Убьете, — ленивым тоном перебил его мужчина в черном. — Далее, — он развернул небольшой сверток, в котором оказался потрескавшийся портрет белокурой красавицы, написанный на тарелке, — вы отыщете эту женщину и ее дочь, его сестру. Уж коли вы догадались, кто этот молодой человек, полагаю, вам не составит труда найти, откуда начинать поиски. Если у нее есть муж или еще какие-либо наследники, убейте их всех. Здесь я вас не ограничиваю ни во времени, ни в средствах, но будьте готовы ко встрече в столице в конце лета. Мужчина в сером наклонил голову. — Можете не сомневаться в том, что это будет сделано, ваша светлость, — его губы решительно сжались. — Что ж, полагаю, осталось обговорить некоторые детали… В главном зале тем временем разыгрывалось непотребство. Несчастный юноша открыл уже последнюю карту и теперь смотрел сквозь толпу с решимостью обреченности. — Малыш, я за тебя заплачу, — предлагал мускулистый ашторец. — Я первым предложил! — возражал господин Беве, владелец портовых борделей. — Я был первее! Я еще перед туром сказал! — пытался перекричать их тангонит. — А я не возьму деньгами, — хмыкнул нуштот. — Возьмешь, — внезапно перебил его голос такой звучный, что, казалось, он заполнил всю таверну. Голос принадлежал пробивающемуся сквозь толпу горбоносому амастеррцу, и в нем было столько холода и силы, что никто и не подумал возражать. Возможно, отсутствию возражений также способствовало то, что в руке у амастеррца поблескивала обнаженная шпага. Бросив на стол пару золотых монет, он взял юношу за руку и, не слушая недовольных возгласов, потащил его к выходу. Юноша озирался, явно не понимая, какая из напастей была хуже, но все-таки шел. На улице ветер швырял в лицо пригоршни ледяного дождя. Фонарь на вывеске освещал только клочок мостовой у таверны. — Иди вперед, — сказал горбоносый, указывая направление шпагой. Юноша судорожно кивнул и поспешил к еле различимому мосту, но через несколько шагов обернулся: горбоносый на ходу стягивал с себя подбитый мехом плащ. Оставшись в рубашке и колете, он догнал юношу и накинул плащ ему на плечи: — Иди, иди. Они перешли через два моста, не встретив ни души, прошли полквартала и оказались у конюшего двора. Горбоносый постучал в окошко, кинул слуге монетку, и тот вскоре вывел на улицу гнедого коня. Горбоносый скинул с себя сапоги. — Надевай, — велел он. Юноша, казалось, не совсем понимал, что от него требуется. Однако в голосе его, когда он обратился к горбоносому, прозвучал вызов. — Вы… что будете со мной делать? — Ничего, — удивленно ответил горбоносый. — Отправлю домой. Откуда ты? Из Озерного края? Из Талиссы? — Из Талиссы, — все еще не веря своему счастью, ответил юноша. — Папка умер, а дядя меня с деньгами отправил за товаром, а… — он замолчал. — Обчистили? — Обчистили, — опустил взгляд юноша. — В «Сером льве». Утром проснулся — следов взлома нет и кошелька тоже нет. И никто, конечно, не видел ничего. И «ты, может, врешь, у тебя и денег-то никаких при себе не было…» В Страже сказали в дом на Людную идти. Стража кражами только там занимается… Если б такое дома было!.. — он махнул рукой. — Пошел стражу искать, а тут кабак? — Кабак. Думал, выиграю. У нас дома лучше меня никто не играет, а… — А тут тебе не Талисса, — закончил за него горбоносый. — Только не за товаром тебя дядя отправил. Сплавить хотел. Юноша ойкнул. — Нет, он не мог! — горячо запротестовал он. — И я расчеты хорошо делаю! — Ты хоть раз дальше Талиссы выезжал? — со вздохом спросил горбоносый. — На ярмарку в Заталье каждый год ездил! — с гордостью ответил талиссец. — На ярмарку. В Заталье. Все с тобой ясно, — грустно констатировал горбоносый. — Лезь в сапоги давай! — А как же вы?! — Давай уже! Или мне и сапоги на тебя надеть?! Талиссец замотал головой и спешно обулся. Горбоносый достал из кармана кошель и, высыпав его содержимое на ладонь, отделил от него четыре золотые монеты и три серебряные и протянул талиссцу, оставив себе лишь горсть медяков. — Выезжай сейчас на улицу Мечников направо. Там пока светло. Потом до конца и у длинного дома налево на Пекарскую, и по ней до пруда на Прудной, а там — до самой заставы. И, ради всех богов, не останавливайся нигде, кроме тракта. И купи полотна ноги перемотать. — Спасибо! А вы?.. — Я, в отличие от тебя, сумею о себе позаботиться! — Но лошадь? Как мне ее вам вернуть? Горбоносый только рассмеялся. Он мотнулся к коню, погладил его по гриве, поцеловал в морду, на секунду прижался к его боку так страстно и сильно, словно расставался с возлюбленным, и протянул повод талиссцу. — Никак. Береги его. Его зовут Вернум. Может, когда-нибудь судьба приведет меня в Талиссу… С этими словами он внезапно сделал два широких шага на другую сторону улицы и скрылся в узком — двоим не разминуться — переулке. Талиссец рванул было за ним, но его остановил натянувшийся повод. Конь недовольно заржал и забил копытом. Талиссец поплотнее запахнул плащ, натянул капюшон на мокрые волосы и вскочил на коня. — Ну неси меня, Вернум, — сказал, смаргивая слезы. Где-то на мосту заухала сова. Во внутреннем коридоре таверны папаша Трелло, закрыв за посетителем в черной мантии дверь, выходящую на канал, прислушивался к пьяным голосам, доносящимся из зала. — Я б ему показал! — стучал по столу кружкой ашторец. — Пусть только покажется здесь еще раз — мы с этого выблядка шкуру спустим! — ярился амастеррец-южанин. — Это вы должны были его остановить! — кипятился недовольный заплаченной ценой нуштот, наскакивая на вышибал. — Еще чего! — папаша Трелло усмехнулся. Происшествие было ему на руку: пошумят, пошумят и утешатся тем, что закажут еще выпивки. Он нахмурился — а вот горбоносый амастеррец его беспокоил. Было в памяти что-то такое… было… Папаша Трелло поломал голову, хватанул для верности — ну и потому, что уж очень расслабиться хотелось после таких-то гостей — кружечку темного густого пива, но где видел или слышал что-то связанное с горбоносым, так и не вспомнил. «Ну и Тахор с ним!» — подумал он про себя и пошел в зал скомандовать, чтобы выкатили еще бочку вина. И через минуту — как будто кто-то покопался в памяти и вынул из нее связанный с этим кусок — начисто забыл и о том, что он только что беспокоился, и о том, что, поднимаясь по лестнице вместе с господином в сером плаще, вообще видел в зале кого-то, кроме пьяной, подзуживающей проигравшегося юношу толпы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.