Исцеленный воздухом

Где облака касаются земли, где горы встречаются с небом, где солнце, садясь, задевает сами вершины, встречаясь с восходящей луной, где воздух можно не просто почувствовать, но и потрогать, вобрать в себя весь без остатка, каждой клеточкой тела, каждым миллиметром кожи, всей грудью, где царят тишина и умиротворение, а спутник их спокойствие, где время останавливается и растворяется, забывается, где начинается жизнь, их жизнь… Среди деревьев, тянущихся к небу, среди скал, поражающих своим величием, между горных озёр, кристальной чистоты, что видно каждую живую душу, стояла небольшая лачуга, пристроенная к самой высокой скале. Обычная лачуга снаружи, но внутри… Прекрасный наглядный пример: «неважно как ты выглядишь снаружи, главное, что ты представляешь из себя внутри». … Внутри невероятных размеров зал, спрятанный в самой скале, от любопытных глаз. Полы совершенно не похожи на то, что обычно бывает в домах: это и не паркет, и не мрамор, не плитка… Это что-то напоминающее ковёр, природный ковёр, усыпанный белыми мягкими цветами и листьями клевера, а по утрам собираются капли росы, словно алмазы переливающиеся в лучах утреннего солнца. Ходить по такому ковру в обуви — преступление. Повсюду колонны словно в древнегреческом дворце, окутанные виноградной лозой, на стенах письмена, повествующие о создании мира, становлении старейшин, их испытаниях и трудностих, их успехи и вся жизнь. Потолок все равно что прозрачный, видно все, небо, солнце, облака. Самые внимательные и при свете дня могут Разглядеть звезды, а уж когда наступает ночь, в этом потолке отражаются все звезды мира, такие завараживающие и такие яркие, такие близкие, что просто руку протяни. Коридоры, комнаты, библиотека, тренировочные залы располагались по спирали вокруг главного зала, они заметно отличались от него своей простотой и минимализмом. По длинному коридору от главного зала, можно заметить выход, простой неприметный проем в скале, войдя в него и пройдя тёмное каменистое ущелье, поподаешь в сад божественной красоты. Сам рай. Подобно Эдему, протекала через сад река, то бурная, то спокойная, меняя свое настроение будто человек, спадая водопадом с вершины горы, окружающей Эдем, укрывая его от нежелательных гостей. Были в этом саду и разнообразные деревья, цветы невиданной красоты и неизвестные человеку. Древо Сефирот стояло по одну сторону реки, а по другую древо познания добра и зла. Каждый уголок это рая словно блестел, сверкал и настолько был похож на сказочное место, что казалось вот вот и из деревьев выглянут нимфы, а из озера, раждающегося под водопадом, появятся русалки. Шестеро парней стояли посреди зала с открытыми ртами, тыкая во все пальцами, как маленькие дети. Охая и ахая* в восхищении, с опаской касаясь всего, что видят. Джин с улыбкой заботливого отца, приведшего детей первый раз в парк аттракционов, наблюдал за ними. — обычно тут бывает больше людей, но в связи с последними событиями, все прячутся в разных уголках мира. — хмурясь проговаривает старший. — ваши блокаторы выйдут из организма в течении пару дней, и ваше подсознание высвободиться, не блокируйте его, не бойтесь, примите. А пока можете выбрать себе комнаты, там есть все необходимое, одежда, душ, коридоры из комнат ведут в столовую, там можете перекусить, — показывает он в нужную сторону. — Намджун и Чонгук, вам не обязательно ждать, пока другие снимут блок, мы с вами можем начать уже сегодня… Парни переглянулись. — нет, мы дождёмся, — говорит Джун за двоих. — ты лучше покажи, где можно почитать, изучать все про эти стихии и остальное. — в библиотеке, она слева от столовой. Хорошо, тогда я тоже пойду отдыхать. До вечера. Джин взял невесту под руку и повёл в свою комнату. Тэхен поплелся за ними, заходя в первую попавшуюся комнату и плюхается на кровать, схватившись за голову. Не уж то это все настоящее. Юнги остался в главном зале, сидя на ковре из цветов и смотря в небо. Оно, как ни что дарил покой. Ким и Чонгук стали подниматься первые и выбрали соседними комнаты. — хен, я хочу поговорить… — начал младший. — это о Тэхене? — улыбается блондин, гладя его по волосам. — да, я просто знаешь… Не знаю, как… Ну и ты… И я не знаю… — бубнит себе под нос Чон, запинаясь. Он опустил голову вниз, боится в глаза смотреть и подол футболки пальцами перебирает, как раньше, когда маленьким был. — мелкий, послушай меня, — перебил его Намджун и поднял голову за подбородок. — не думай об этом, не бойся, если ты хочешь его обнять, обними, если хочешь целовать, целуй, да даже за хуй подергай если хочешь… — боже хеееееен! — закрывает лицо младший от смущения. — я говорю серьёзно, мелкий. Ты не должен думать о том, что целуешь парня или девушку. Целуй того, кого хочет твоё сердце. Никто не осудит тебя, близкие никогда не осудят. Мне не важно с кем ты спишь и кого любишь, я хочу, чтоб ты был счастлив, искренне и понастоящему, — Ким подходит ближе и обхватывает голову младшего руками. — ты мой брат! Пусть не по крови, но я люблю тебя, больше жизни. — и целует Чона в лоб, прижимая крепко к себе. Джун заметил, как недалеко на лестнице замер Хосок. Поджатые губы и суровый взгляд выдавал его. Он злился, ему было обидно, да пусть они только недавно узнали о родстве, но это он его брат. Он, словно стрелой, пронзил Кима взглядом, заставляя того, чувствовать вину, и быстро вошёл в ближайшую комнату, за ним поспешил Чимин. — ты так и не поговорил с ним, хен? — видя, как переживает старший, спросил Чон. — нет, я не знаю с чего начать, как подойти, я боюсь его… обидеть, полоснуть по самому сердцу, он и так столько пережил, а я… Я нет понимаешь, мне стыдно… — просто скажи ему это, вы же братья хен… — чмокнув в щеку впервые за два года, а то ведь он уже взрослый, Чон вошёл в свою комнату. А Намджун поплелся в свою, проговаривая в мыслях предстоящий разговор с родным братом. Хосок метался по комнате из стороны в сторону, не понимая своей обиды. Он чувствовал зависть, хотел так же быть приласканным единственным родным братом. Эгоистичные мысли проникли в голову и он не мог от них избавиться. Разве Джун не должен был в следующую же секунду, как узнал о существовании брата, который пережил такие ужасы, броситься к нему в объятия, жалеть и обещать больше не расставаться. Жалеть? Хосок с каких пор тебе нужна жалость? Боже, просто хочется перестать притворяться сильным и показать, что ему действительно было больно, страшно, до ужаса страшно, что эта ночь будет последней, что жизнь никогда не измениться, и он застрял в этой ловушке боли и страха. А родной брат успокаивает кого-то другого, обнимает его и говорит, что он его жизнь. — хен, ты как? — наблюдая за внутренней борьбой рыжего, спрашивает Чимин. — все нормально, нормально, — нервно отвечает старший и целует Чимина в лоб. — я в душ, отдыхай. Хосок стоит под струями воды, опустив голову, закрыв глаза. Он все никак не мог избавиться от этой картины в коридоре, от этих слов. Не выдержав всех своих эмоций, рыжий ударил по кафелю кулаком, заставит капли разлететься по телу. Вода стекла по его волосам. Молочная кожа подтянутого тела поблескивала в каплях прохладной жидкости, заставляя струится лёгкий пар разгоряченной плоти. Чимин осторожно подходит сзади, даже не удосужившись снять одежду, и ложит руки на плечи старшего, слегка сжимая их, вырывая старшего из мыслей. Целует в шею, переходя к плечам слизывая капельки воды, вызывая у Чона волну мурашек по спине. — Чиминии, что ты делаешь. — судорожно выдыхает старший, прижимаясь спиной плотнее к Паку, наклоняя голову в сторону, открывая больший доступ к чувствительным местам. Пак вдыхает запах старшего, с шумом выдыхая, опаляя дыханием мочку. — я так долго ждал хен… — шепчет он в самое ухо, проводя руками по груди, медленно, проходя маленькими пальчиками по каждому участку кожи, слегка зажимая соски между ними. Хосок закатывает глаза, утопая в наслаждение от близости младшего. Любимые руки спускались ниже, очерчивая каждый бугорок на подтянутом животе, поцелуями скатываясь по позвоночнику, содрогая все тело мелкой дрожью. Чем больше позволяет себе Пак, тем чаще рыжий вдыхает, вдыхает и вдыхает, забывая выдыхать. Спиной он чувствует бешеное сердцебиение младшего в унисон с собственным. Возбужденный член подёргивается в ожидании. Розоволосый сжимает бока Чона, разворачивает, прижимая к стене. Хосок смотрит в омут прекрасных глаз, облизывая губы, прикусывая. Пак завороженно наблюдает за движением языка старшего, плененный этим зрелищем. Хочет почувствовать его на своём, на губах, на шее. — малыш… ааах — чувствуя чужие губы на собственной груди, выдыхает старший. Чимин обводит сосок языком, играясь с ним, засасывая, спуская руки на бедра, поглаживая и сдавливая. Хосок запускает руки в влажные волосы младшего, поглаживая и слегка сжимая, оттягивая назад, заставляя смотреть себе в глаза. Это заводит сильнее. Чон откидывает голову на стену. Ноги подкашиваются, а из стоящего колом члена сочится смазка. Он нервно сглатывает, когда губы Чимина касаются впадины между бедром и возбуждением, проходясь языком к внутренней части бедра, покусывая кожу. Чимин опустился на корточки, широко раздвинув колени в стороны. Грудная клетка Чона часто вздымается в прерывистом дыхании. Он опустил взгляд вниз, осматривая лучшую картину в его жизни. Пак смотрит на него исподлобья своими чёрными, как ночь глазами, полными похоти, проходясь языком по розовым губам, а затем переводит взгляд на член, вздрагивающий от каждого прикосновения. — пообещай мне кое-что хен… — обхватывая рукой влажную плоть, а другой массируя яички, говорит младший. — обещаю, все, что хочешь обещаю. — выдыхает старший, пропуская розовые пряди волос меж пальцев, поддаётся бёдрами вперёд. — обещай, что поговоришь с братом и скажешь ему, что чувствуешь. — младший проводит языком от мошонки до пульсирующей головки, слизывая капельки смазки, обводя языком вокруг неё, давя на уздечку, резко заглатывая, подавляя рвотный рефлекс, наслаждаясь громким стоном старшего. — о Господи… Сдаюсь, сдаюсь… — схватив Пака за подбородок, рыжий заставляет его подняться на ноги и резко разворачивает спиной к стене. — что же ты делаешь со мной малыш… Мммм… — шепчет он, с рыком накрывая манящие губы, моментально углубляя поцелуй. Чимин обвивает шею старшего, прижимаясь к его груди. Стонет в поцелуй, проходясь языком по внутренней части губ. Чон сжимает бедра младшего, сильнее вдавливая в стену, терясь своим членом о его, имитируя толчки. Он давит большим пальцем на подбородок, прося открыть рот шире, облизывая каждый сантиметр пухлых губ, прикусывая. Один воздух на двоих и того не достаточно. И вновь врываясь в его рот, сплетая их языки, посасывая, несильно покусывая. Переходя поцелуями на щеку, вдоль линии скул, сопровождая укусами, слегка придерживает за шею. Чимина ноги не держат, руки оглаживают оголенные ягодицы старшего. Вода намочила одежду, падая каплями на лицо. Пак закрыл глаза, а частички влаги, паутиной покрыли пушистые реснички. Старший подхватил его на руки, сминая ягодицы, раздвигая их, задевая кончиками пальцем дырочку, и осторожно посадил на столешницу рядом с раковиной, стягивая штаны. Чим вздрогнул от соприкосновения с прохладной поверхностью. Он обвил ногами бедра старшего, отставив руки назад, оперевшись, прогнулся в спине и закинул голову назад. Чон языком спускался от подбородка, рассыпая легкие поцелуи, по кадыку, одновременно расстегивая больничную рубашку. Чимин тяжело и громко дышит. — малыш… Пожалуйста… Стони для меня… Шепчет в ключицы старший, обжигая возбуждающим дыханием. И Чимин поддался бёдрами, так что член старшего оказался меж ягодиц. Издав приглушённый рык, Хосок запускает младшему два пальца в рот, в немой просьбе смочить их, пока выцеловывал грудь. Чимин старательно обсасывал пальцы, проходя языком между ними, втягивая щеки, и старший мог кончить только от одного вида своего любимого, со стекающей слюной по подбородку, так усердно выполняющего его просьбу. Постанывая, посылая вибрацию по пальцам. Хосока просто передергивает от этого зрелища. Он вытаскивает пальцы, за которыми тянется ниточка слюны, и льнет за поцелуем, поднося пальцы к заднему проходу. Сначала, вставляет один, медленно совершая круговые движения, заставляя младшего содрогаться от ощущений. — ооох пожалуйста да, только не останавливайся, прошу. — простанывает Чим, оторвавшись от поцелуя, чтобы отдышаться. Так приятно от действий старшего, что хочется остановить время и наслаждаться им бесконечно. Хосок утыкается лбом ему в плечо и проталкивает второй, медленно, раздвигая пальцы, растягивая стенки ануса. Выдержка на пределе, желание ощутить его на себе сильнее с каждым вздохом. Чимин стонет так сладко, в самое ухо, пронзая новой волной страсти. — хееен, пожалуйста, сил нет… Хен, возьми меня… Хен… — вымаливает младший, так жалобно, с придыханием, что просто не оставляет Хосоку шансов. — когда же я научусь сопротивляться тебе… — рычит старший вынимая пальцы, ища какой-нибудь крем, но находит лишь гель для душа. «на четверть состоит из увлажняющего крема» читает Хосок. Ай пойдёт. Выдавливает в ладонь и размазывает по члену. Младший восхищённо смотрит, как ладонь старшего скользит по плоти и прикусывает губу. Старший, заметив его реакцию, стал водить рукой быстрее, срывая с губ лёгкий стон. — Ооо нет хен, ты не можешь так поступить… — скулит младший и притягивает его ногами к себе, рукой помогая члену войти. Хосок хватает Пака за бедра и резко входит, до конца, полностью заполняя его. Младший стонет в голос, давя пятками на ягодицы старшего. Хосок выходит до конца, и снова резко входит, на этот раз задевая простату, прошибая любовника крупной дрожь, вырывая ещё более громкий стон. Повторив эти действия ещё несколько раз, доводя младшего до хрипоты, он обвил пальцами его член и сильно сдавил у основания, ускоряя свой темп. Вдалбливаясь все быстрее и быстрее, умирая от утробных криков любимого, запрокидывая голову назад. Чимин смотрит вниз и трепещет от вида руки Хосока на своём члене и исчезновения чужого в собственной заднице. Комнату заполнили громкие шлепки кожи и пошлые стоны. Старший проводит свободной рукой от подкаченного живота к шее, наблюдая за ехидной улыбкой, дразнящей своей наглостью. Он резко схватил его сзади за шею, притянув к себе, награждая резким толчком, проезжая по чувствительному бугорку нервов. — не дразни меня… Ты даже не представляешь какой ты ахуенный сейчас… — шепчет он, облизывая губы младшего. И тот прикусывает губы напротив, не сильно, но достаточно ощутимо. В глазах горит огонь, дьявольский и развратный. Пак хватается за плечо старшего, для удобства, и сам поддаётся бёдрами навстречу, делая толчки реще, замедляя темп, что бы почувствовать в себе каждый миллиметр плоти, насладиться этими искрами, выбивающимися при каждом задевании простаты. Хосок опустил руки, наблюдая за действиями Чимина, капельки пота стекали по вискам. Долго такое выдерживать он не мог, схватив младшего за бедра, сжав их до синяков, и притянув к себе, закинув ноги на плечи, он рукой толкнул его в грудь, чтобы он лёг на столешницу спиной. Он входил в него быстро, почти выходя, оставляя лишь головку, и снова быстрыми рывками входил, совершая круговые движения тазом, выбивая из него громкое мычание. Толчки становились все быстрее, а Чимин задыхался словно загнанный зверь, сжимая пальцы на краю столешницы. Чувствуя приближения оргазма, Чон большим пальцем надавливал на красную головку младшего, размашистыми движениями надрачивая, стараясь попадать в так своим толчкам. У Чимина голос почти сорван, и поясница отваливается. — все, все… Я почти… — выстанывает младший. И Хосок резко выходит, прижимая его к себе, обхватывая оба члена, быстрыми движениями доводит обоих до разрядки, забрызгав всех себя. Пытаясь отдышаться и восстановить дыхание, они прижались лбами. Хосок оставлял лёгкие поцелуи, везде, куда смог дотянуться, в таком положении. — я люблю тебя хен. — шепчет Пак. — я люблю больше. Намджун сидел за столом, заложенный книгами и изучал все, что только можно о стихиях, старейшинах и прочем. Он провел тут почти с тех пор, как они приехали. Перебрал всю информацию, которую нашёл, записывал, сопоставлял. Так он чувствовал себя легче, будто он снова в участке, складывает улики, вот только тут тихо, очень тихо и окон нет. Забыться помогает. Мысли о брате, о всех этих способностях, родителях. Он сдвинул брови к переносице и потёр глаза. Вскинул руки вверх и потянулся, как в кабинет заходит Хосок, почесывая затылок. Он был смущен, не меньше Намджуна, и не знал, как начать разговор. Стоял в двери и тупил взгляд в пол. Намджун агрессивно пытался что-то придумать, чтобы нарушить это давящее молчание. — я… — начал Намджун. — я кое-что нашёл тут, хочешь… посмотреть… — ну… Давай. — тушуется старший и подходит ближе к столу. Ким взял какую-то карточку и обошёл стол, медленными шагами двигаясь в сторону старшего, разглядывая её на ходу. Он протянул её без лишних слов. Чон направил взгляд на неё и руки непроизвольно сжались в кулаки. Это фотография, очень давняя, помятая и выцветшая. На фото изображена женщина в больничной рубашке, держа на руках маленький свёрток с новорождённым комочком, к которому жмётся ещё один малыш постарше, улыбающийся своей беззаботной улыбкой, обнимая маму и братика, рядом стоит мужчина, целующий мальчугана. — ты так похож на маму хен. — дрожащий голосом произносит Джун. — а ты на отца… — еле слышно отвечает старший, и лёгкая улыбка касается его губ. Ким не выдержал этого и опустился на колени, склонив голову и схватив рыжего за руку, слезы текли по его лицу, словно он маленький мальчик. — прости… Прости меня хен… Пожалуйста… Мне так стыдно хен, я так виноват перед тобой… — смотря на него полными слез глазами, как побитый щенок, всхлипывает блондин. — прости… Если бы я мог хен… Прости Он все твердил одно и то же, теребил старшего за руку, вытирая другой слезы. У Чона сердце не железное, от такого вида младшего брата, сжалось, сдавилось в тиски так сильно, что не вдохнуть. Он просит прощения за то, в чем совершенно не виноват, но винит себя, все это время винил только себя. И Хосок просто упал на колени рядом, обнимая брата, гладя по голове. И Ким обнимал в ответ так крепко, как будто ещё секунда и он снова его потеряет, жмётся к нему, пытаясь запомнить каждую секунду. Чон такой дурак, идиот, боже, как он мог только подумать, что этот парнишка не примет его, не обнимет и не полюбит. Как он мог злиться на него. Вся его обида и зависть рассыпалась мелким песком, ветром рассеянным, облетевшим по миру и утонувшим в пучине ласки младшего брата. — ну все, все… — успокаивает его рыжий, поднимая голову и вытирая слезы, а сам еле держится, чтоб не разреветься. — ты взрослый мужик, чего ревешь как девка. — смеётся он. — ты не виноват, слышишь, это не ты виноват… Это обстоятельства, да хуевые, но не мы за них в ответе. Мы вместе да? Теперь. Я больше не оставлю тебя, хорошо… А ты не оставляй меня… — еле выдавил последние слова из себя старший, боясь показать свою слабость, и Ким закивал быстро, быстро. Он снова заключил братишку в объятия, чувствуя его любовь, его тепло, и радовался, как ребёнок сладкой вате. А в щель между дверью и косяком подглядывали два мелких засранца, подстроивших встречу самых важных для них людей. Осторожно закрывая дверь, чтобы не мешать, Гук подмигнул Паку, хлопнув ему пять по протянутой руке, и оба ушли восвояси, наслаждаясь победой.