«Воспитание чувств» или «Не уходи»

На улице сновали люди, они торопились, не смотря себе под ноги. У них были свои дела, и только у нее не было никакого дела, и она могла идти, бездумно проходя квартал за кварталом. Девушка была так погружена в свои мысли, что не замечала толкотни вокруг себя, не видела лица прохожих. Все что она могла сейчас различить, так это серую пелену, поглотившую ее и бросившую посреди безмолвной пустыни, в которую превратился многотысячный город. Как такое могло случиться с ней? С ней, девушкой, которая всегда и во всем знала, как поступить, которая всегда руководствовалась только разумом. Она всегда считала себя слишком благоразумной, слишком рассудительной, чтобы поддаваться страсти. Даже с женихом она предпочитала держать себя в руках, позволяя лишь изредка своему чувству юмора вспомнить свои детские развлечения. А теперь? А теперь она не знала что делать. Она растеряна, разбита… Она ничего не видит, а главное, не понимает. Не понимает куда идти, что говорить и кому пожаловаться на свое глупое, бездумное сердце. Хотя при чем тут сердце? Наташа была так растеряна, что не взяла даже экипажа и не села к извозчику, а в замешательстве бросилась пешком, только бы скорее уйти из того дома, от того человека. И это теперь–то… как можно было положиться на самое себя, если даже собственное тело не слушает разума? «Его руки оставляли ожоги на этом теле, а уверенные движения рождали трепет где–то глубоко внутри, там, где сердце, и она начинала дрожать мелко и предательски. Рука мужчины гладила ее живот и, приблизившись к углублению между ног, легла на влажное, горячее лоно. Не отрываясь от соска, он заставил развести колени, пугая своей твердостью, неотвратимо прижимаясь к пылающей коже. И вторгаясь все глубже и глубже, проникал своей дерзкой плотью, пока не уперся в тонкую преграду. Она дернулась, понимая, что это мгновение положит начало новой жизни, таящей что–то неведомое и доселе неизвестное. А мужчина был неумолим в своем бесстыдстве, и плотно прижав ее своим телом, одним рывком опустился до конца, постигая все ее глубины и обнимая руками все сильнее и сильнее, не давая возможности даже вздохнуть, выходил из тугой раздвоенности и тут же погружался назад. Губы что–то шептали бессвязное и непонятное, сквозь стиснутые зубы, а она только стонала, не понимая, что же рождает эти стоны — безграничное блаженство или же униженное самолюбие». Натали снова очнулась от воспоминаний и поняла, что только что наступила кому-то на ногу, и этот кто-то толкнул ее. Не извинившись, девушка снова поспешила вперед, не понимая, что гонит ее и куда забредет она в конце своего пути. Все началось, когда брат попал в тюрьму по вине своего несносного друга, Владимира Корфа, который умудрился вызвать на дуэль самого наследника Российского Престола. Михаил Репнин находился в заточении вот уже вторую неделю, а встреч с сестрой ему не давали, и Натали пребывала в полной растерянности. Родители были в Италии, матери был полезен климат этой прекрасной страны, а княжна не знала, стоит ли сообщать им ужасную новость или же повременить и пока не волновать. Дни пролетали за днями, а девушка не получала никаких вестей от брата и надеяться на благополучный исход дела становилось все сложнее. Император, узнав о том, за что сидят друзья, не мог выбрать наказание и колебался между двумя очевидными карами — вынести смертный приговор или же сослать резвых дуэлянтов на каторгу. Натали, как только узнала, что грозит брату, потеряла самообладание и разрыдалась прямо на глазах царственной персоны. Никакие мольбы, ходатайства к императрице и личные аудиенции у наследника не дали результатов, и девушке ничего больше не оставалось, как только смириться и молить Бога о милости. И тогда девушка решилась на авантюру. Она замыслила подкупить офицера и добиться свидания с братом. Визит в Петро-Павловскую крепость она продумала до мелочей, вплоть до шпилек и перчаток. Голубой цвет всегда был ей к лицу, поэтому, примерив новое платье и прихватив приличную сумму денег, Натали отправилась покорять неприступную крепость. К офицеру ее проводили почти сразу, и без проволочек она оказалась в небольшой, но довольно удобной комнате, которая служила кабинетом. Начальника тюрьмы на месте не было, а офицер, который согласился ее принять, оказался молод. Его темные глаза с легким прищуром внимательно следили за каждым шагом девушки. — Мне сказали, что вы можете помочь мне, – начала княжна, подходя ближе к столу, за которым сидел офицер, — Мой брат… — Простите, мадемуазель, но я не имею чести знать ваше имя, – прервал ее молодой человек, не поднимаясь при ее появлении. Это неуважение, Натали заметила сразу, но не стала заострять на этом внимание, полагая, что подобную дерзость сможет легко простить, если он проявит благоволение к Мише. — Княжна Репнина, сестра Михаила Александровича, который находиться сейчас здесь, – слегка смутившись, представилась девушка, нечасто в своей жизни ей надо было вот так вот называть свое имя. — Это тот, который согласился подвергнуть опасности жизнь и здоровье наследника? Это отъявленный преступник, сударыня, с трудом себе представляю, что может связывать вас с таким человеком, – сощурившись, язвительно улыбнулся мужчина. У него было удивительно приятное лицо, даже сейчас, когда он старался ехидничать и намеренно ранить. — Это мой брат! – в сердцах воскликнула княжна, — Мне необходимо с ним встретиться. — Да, но высочайшего повеления на это нет, иначе вы бы давно увидели своего преступного брата, – заметил офицер, словно насмехаясь над ее отчаянием. — Не называете его преступником! Вы его не знаете. Он самый благородный человек на свете, – не смогла сдержаться девушка. — Смею заметить, госпожа Репнина, благородные господа верные подданные Его Величества, а господа, вроде вашего брата, являются, прежде всего, преступниками. — Вы ничего не знаете! Он ни в чем не виноват. Это барон Корф… — Позвольте напомнить, что именно ваш брат являлся адъютантом Его Высочества, так что же сделал этот славный молодой человек, что был так наказан? – мужчина почти издевался, пристально рассматривая девушку. Он поднялся со своего стула и подошел ближе, заложив руки за спину. — Я не берусь судить ни его, ни вас, но без разрешения соответствующих инстанций, дать вам возможность увидеться с братом, я не могу. Наташа поняла, что расплачется прямо здесь, на глазах у этого человека, который, видимо, получал удовольствие, издеваясь над ней. Не отводя глаз от его лица, княжна потянулась к своей сумочке, что висела на руке. — Может быть, вас заставит передумать некоторое… количество моей благодарности? – шепотом спросила она, развязывая шнурки и вынимая купюры. Офицер презрительно посмотрел на предложенные деньги и, фыркнув, сделал шаг еще ближе. Его движения напоминали грацию опасного хищника, а улыбка сквозила презрением. Мужчина приблизил к ней свое лицо и тихо спросил: — Вы решили купить меня, сударыня? Для этого вы принесли сюда деньги? Девушка вздрогнула, — Нет, просто я… — Вы думали оскорбить меня? – он отстранился и теперь испепелял ее своим взглядом, — Или рассчитывали, что меня, русского офицера, можно купить, как трактирного лакея? Секундной паузы хватило на то, чтобы собрать воедино его слова и кое-как понять смысл сказанного. — Вы ошиблись, – спокойно продолжил он и отошел на шаг назад, — Я не стану арестовывать вас за попытку подкупа должностного лица, сударыня, но впредь ко мне с подобными предложениями не обращайтесь. — Я не думала вас покупать, – вздернув подбородок, ответила Натали, — Я просто хотела предложить вам некоторую благодарность взамен вашей уступчивости. Ее голос снова обрел придворное величие и, успокоившись, она попыталась настоять, — Поймите, я просто хочу увидеть брата, ничего противозаконного в моем желании нет, ведь так? — Уступчивости… – молодой человек ухмыльнулся, — Вы предлагаете некоторую благодарность, – словно переспрашивая, произнес офицер, — Тогда вам должно быть известно, что благодарность молодых и красивых барышень, вроде вас, может выражаться не только в виде денежного эквивалента. Он откровенно издевался, глядя на растерянность княжны. Почему ему так хотелось увидеть ее слезы, он и сам не знал, понимал просто, что эта девушка раздражает его всем своим видом. Ее красивое платье, ее зеленые глаза, вздернутый носик, ее маленькие руки и тонкий аромат духов — все это складывалось в общую картину, которая донельзя волновала и раздражала мужчину. — Что вы себе позволяете? – тихо прошептала Натали, понимая, что подобного оскорбления никогда в жизни не слышала. — Я? – наигранно удивился молодой человек, — Позвольте, но это вы пришли ко мне предлагать так сказать… – он пожевал губами, подыскивая слова, — Некоторую благодарность. Я лишь уточнил, какого рода хотел бы получить, – тут он ухмыльнулся и медленно произнес, — Вашу признательность. — Вы низкий человек, – только и смогла произнести бледная, как мел, княжна. — Разумеется, – почти весело согласился он, — Причем во всех смыслах слова. Я ниже вас по званию и ниже по статусу. Казалось, мужчину забавляет все эта ситуация: — Но прошу заметить, – моментально растеряв все свое благодушие, серьезно сказал он, — Что именно у меня сейчас есть все возможности, унизить также вашего брата, мадемуазель. Это прозвучало, как угроза и Наташа поняла, что больше не сможет уговаривать этого человека. — Прошу прощения, – холодно сказала она и направилась к выходу. — И вам всего хорошего, – тут же любезно улыбаясь, откликнулся офицер. Он догнал ее у самого порога и, прежде чем открыть перед ней дверь, помедлил. — Советую подумать о судьбе брата, Наталья Александровна, – жестко сказал он и, распахнув дверь, отчеканил, — Сергей Писарев к вашим услугам. Только оказавшись на улице и потихоньку успокаиваясь, Натали вдруг поняла, что не называла свое полное имя. Этот человек серьезно напугал ее, и что еще хуже, заставил волноваться. Найти себе оправдание она не могла, как ни старалась, как не напоминала себе о брате и его здоровье, Наташа понимала, что теперь все кончено. Кончено, так и не начавшись. «Это все ради Миши, только ради него», – повторяла она, не находя себе места. В комнате стояла тишина, и лишь шорох платья аккордом сопровождал ее мысли. Да, он не выдержит многомесячного ареста в сырости столичной тюрьмы. К тому же, как назло, в августе выдались две дождливые недели, что не редкость в их неласковом климате, и брат, Наташа это знала, обязательно заболеет. Их арестовали у Корфа, в тот день на Михаиле был лишь летний офицерский мундир, теплых вещей при себе не было, а потому холодными ночами молодой человек замерзает в сырых подвалах крепости. К тому же брюшной тиф, что был так распространен среди арестантов, не выбирал себе жертв, а высокое происхождение не предоставляло никакой защиты от хвори. Ужасы о Петропавловке Наташа слышала и раньше, но только сейчас стала понимать, что это значит на самом деле. Даже в кабинете офицера ей было зябко, и она дрожала под своим плащом, представить себе, что терпит брат, находясь в подвалах, и вовсе было страшно. Именно поэтому через несколько дней она предприняла вторую попытку уговорить тюремщиков. На это раз она попала прямо к начальнику тюрьмы Замаренову. Это оказался человек средних лет с честным взглядом и добродушным лицом. Он сразу встал, при ее появлении, предложил присесть, внимательно выслушал, и задал несколько вопросов, касающихся дела. Но, к сожалению, и он не взял на себя ответственность и не разрешил ей свидания с Михаилом. Как не умоляла его княжна, он оставался непреклонен, зато обещал во всем разобраться лично и если того потребует дело, добиться аудиенции императора с тем, чтобы донести до высочайшего повеления все обстоятельства этой истории. Натали вышла из кабинета не зная радоваться ей или плакать. С одной стороны, в лице Замаренова она нашла еще одного честного человека, который обещал все прояснить, но с другой стороны изменить, что-либо в условиях содержания Миши не смог даже он, обещал только передать те немногие вещи, что принесла с собой девушка. Оказавшись на Набережной, она заметила Писарева, который шел по дороге, догоняя ее. Не желая встречаться с этим несносным человеком, девушка поискала глазами извозчика, но как назло, экипажей нигде не было. Пока она думала, что делать, подошел Писарев. — Что же вы, НатальСанна, не спрашиваете меня о брате? Я как раз с новыми подробностями. Он улыбался ей, как давней знакомой и казалось, действительно рад встрече. — Я и не собиралась спрашивать о нем вас, – сделав ударение на последнем слове, Натали отвернулась, — Я была у начальника крепости, поэтому надеюсь, в скором времени совсем позабыть о нашем знакомстве. — О, это зря, – хищно сощурился он, — Я сегодня распорядился перевести вашего брата в прекрасную камеру. Там недавно умер один чахоточный больной, так вот я подумал, что князю там будет очень удобно. Он растянул губы в язвительной улыбке, — А то, что же они с господином Корфом ютятся в одной камере? По ее глазам, он понял, что достиг своей цели, она действительно еле сдерживалась. — Вы не смеете… — Отчего же? Переводить из камеры в камеру, следить за порядком в казематах, это как раз и входит в мои обязанности. Понимаете, господин Замаренов отличный начальник крепости, но у него столько разных дел, – доверительно сказал Писарев, словно ища ее поддержки, — Когда ему уследить, кого и куда переводят? Она молчала. Наташа старалась не смотреть на говорившего офицера, она отвернулась и делала вид, что рассматривает темную воду Невы, но он прекрасно все понял и, понизив голос, сказал: — Поговорить об условиях содержания князя мы сможем у меня дома. Предположим, завтра. Я живу рядом с лесопильным заводом купца Скрябина* в небольшом, деревянном доме. К двум часам пополудни. В это время, как правило, на улицах тихо и к местным швеям приходят добропорядочные дамы. До завтра, – быстро сказал молодой человек и, обойдя девушку, направился по дороге. — С чего вы взяли, что можете так со мной разговаривать? – в спину ему спросила разгневанная княжна. — С того, что вы пришли сюда, милая Наталья Александровна, – обернувшись, ответил Писарев, — Вы беспокоитесь за брата. — Я не приду, – упрямо повторила девушка, но он уже не повернул своей головы. Вечером дома Наташа совсем перестала что-либо понимать. То ей казалось, что она не сможет принести в жертву свое имя и честь, то ей вдруг представлялся больной брат, мятущийся в бреду. Княжна расхаживала по комнатам, не зная, что предпринять и у кого спросить совета. Как ей сейчас не хватало матери! Как бы она желала прижаться сейчас к нежным рукам и выплакать все свое горе, но нет, родители далеко и ей придется самой решать, как спасти жизнь Миши. Ночью приснился кошмар. Наталья стояла в церкви на отпевании, гроб был закрыт, лицо покойного было не разглядеть, но Наташа точно знала, что любит того, по кому служили панихиду. Вдруг кто-то бросился к ней, повторяя, – Это ты! Ты во всем виновата! Дрожа и всхлипывая, пытаясь отдышаться после приснившегося ужаса, девушка закуталась в шаль и зажгла свечу. Нет, она не допустит, чтобы по ее вине умер брат. Только не Миша. Она сделает все, чтобы он жил и если надо пожертвовать своей честью, своим именем в угоду несносному человеку, она пожертвует. И Бог ему судья. На следующий день, княжна велела приготовить темно-серое платье без корсета, отговариваясь предстоящей примеркой в магазине. Ее лихорадило и бросало то в жар, то в холод, она сжимала в кулачки свои озябшие пальцы и судорожно пыталась вспомнить, что ей рассказывала на ушко смущенная Ольга, когда в первый раз приехала от Александра. Но, несмотря на волнение, она прекрасно понимала, что сквозь беспокойство и страх, есть еще какое-то подспудное чувство, которое она никак не могла разобрать, что то очень похожее на любопытство. Прекрасно понимая, что и любопытством это не было в полной мере, она вдруг поймала себя на совершенно поразившей ее мысли — ожидание… вот на что было похоже чувство, что охватило ее сейчас. Это было так поразительно и так неожиданно, что Наташа не смогла даже толком возмутиться, остановившись у окна. Во всяком случае, сделай ей такое бесстыдное предложение кто-нибудь другой, хотя бы тот же Замаренов, она с гневом отвергла бы его, даже не смотря на страх за брата. Так почему же предложение этого ужасного человека так волнует и главное, почему именно его предложение не вызвало в ней отвращение? Вконец запутавшись в собственных чувствах, и в том, что вся ситуация из рук вон неприлична, девушка, наконец, уселась в углу и попыталась сосредоточиться. Спустя три четверти часа, накинув неприметный, черный плащ и сказав служанкам, чтоб не ожидали к обеду, княжна Репнина вышла из дома. За углом села к извозчику и отправилась по назначенному адресу. Спрятав лицо под капюшоном, Наташа дорогой все еще пыталась найти хоть какое-то разумное объяснение тому, что с ней происходит. Девушка пришла к выводу, что ее совсем не волновало то, что под ударом оказывалась ее помолвка с князем Андреем. Даже то, что она навсегда лишится невинности, не останавливало. «Можно подумать, что в наше время все фрейлины выходят замуж белыми лебедями!» – размышляла Наташа с раздражением. «Вот, к примеру, Нарышкина… уж сколько было слухов о ее романах, а помолвка с Воронцовым, как было назначено, состоялась, или, к слову, Апраксина, роман имела с самим императором, а замуж вышла». Назначенный дом оказался невысоким, одноэтажным строением с крыльцом и большими окнами, выходящими на улицу. Палисадника у дома не было, поэтому расплатившись с извозчиком, Наташа поднялась по ступеням и постучала. Дверь открылась мгновенно, будто тот, кто отворил, стоял рядом. Пропустив ее в сени, дверь сразу же закрылась. Оказавшись в темноте, Наталья сначала испугалась, но Сергей прошел вперед и распахнул следующую дверь, ведущую непосредственно в комнаты. — Я ждал вас, – сказал он почти серьезно, и девушка не услышала в голосе знакомого сарказма. Она вошла и осмотрелась. Просторные комнаты, бархатные занавески, мебель с вязаными салфетками — жилище скорее зажиточного мещанина, чем дворянина, состоявшего на государственной службе. — Вы живете здесь? – озадаченно спросила девушка. — Да, это дом моего тестя. Кратко ответил Писарев и остановился напротив. —Так вы женаты? – красивые брови княжны, взлетели еще выше над удивленными глазами. — Женат, а что вас так изумляет? Или вы рассчитывали на мои нежные чувства? — Пф! – фыркнула красавица, пожав плечом, — Оставьте свои чувства при себе, тем более нежные. Я пришла, чтобы обсудить условия содержания брата. Девушка развязала тесемки плаща, — Я требую, чтобы до окончательного приговора, условия содержания князя Репнина были не просто приличные, а максимально комфортные. Никаких сырых камер, никакого холода и старых тюфяков, вы слышите? Прогулки, хорошая еда, теплая постель и никаких, никаких крыс! – она смотрела прямо, настойчиво и требовательно. — И учтите, – понизив голос, она взглянула в упор, — Если я узнаю, что хоть одно мое требование не было удовлетворено… – она замолчала, стягивая перчатки, — Я убью вас. — И пойдете на каторгу, – весело закончил он. — Не сомневайтесь, что хоть на секунду пожалею о содеянном, – в тон ему улыбнулась Наташа. — Рад слышать, что вы так высоко цените мою жизнь, – еще шире растянул губы Писарев и подойдя к порогу в гостиную, вежливо поклонился, — Проходите, пожалуйста. Она вошла и оказалась у круглого стола, с виноградом и бутылкой вина. — Так я не услышала, вы выполните мои условия? – спросила Наташа, повернувшись. Она не ожидала, что мужчина окажется рядом за спиной. — А вы как думаете? – спросил хриплый голос, и тяжелые руки легли на ее плечи. Молниеносно развернув девушку к себе, Сергей приблизил лицо. — Нет, – резко отвернулась в сторону княжна, — Я не стану целовать вас. И уперлась глазами в его глаза, — Никогда. Ухмылка скользнула на мужских губах, и девушка почувствовала горячий жар поцелуя на шее, возле ключицы. Плащ упал на пол. Он не торопился, покрывая бледную нежность шеи легкими короткими поцелуями, отчего по спине побежали мелкие мурашки, и чувства княжны обострились. Тяжелая рука, скользнув по плечам, легла на спину, разгоняя чувственный озноб и равномерно поглаживая. Губы перебрались к мочкам ушей, оставляя влажные дорожки на коже. Медленно развернул девушку к себе спиной и, не отнимая губ от точеных плеч, занялся шнуровкой на платье. Наташа стояла, не смея вздохнуть, она совсем не ожидала, что чувственность, с которой столкнется в его руках, настолько ошеломит ее. Кожа, будто чужая, принимала его прикосновения с почти первобытной чувственностью, искры пробегали по венам от его поцелуев, и она вовремя успела прикусить губы, чтобы бесстыдно не застонать. Голова сама собой откинулась назад, глаза закрылись, и девушка отдалась своим ощущениям. Платье было расшнуровано, но он все медлил, целуя плечи, поднимаясь вверх к волосам и вдруг, подхватив ее на руки, понес куда-то. Наташа открыла глаза, и поняла, что теперь они в спальной. Окна были плотно зашторены занавесками, отчего в комнате царил полумрак, большая, супружеская кровать стояла в центре, скромно застеленная огромным одеялом. Княжна что-то хотела возразить, но почувствовав соскальзывающее платье, тут же замолчала, пытаясь удержать ткань. Сергей перехвалил ее пальцы, платье упало, а сама красавица вновь была прижата к мужчине. Ей казалось, что у него вездесущие руки, не было ни одного дюйма, которое не погладили, не приласкали эти чуткие пальцы, и ее тело остро отзывалось на его прикосновения. Запах этого мужчины дразнил, и она успела только поразиться, насколько приятен ей был его запах. Хотелось тянуться навстречу, обнимать, зарыться в волосы, которые, как догадывалась Наташа, были мягкими и шелковистыми, но приказав себе стоять смирно, княжна не шевелилась. Наконец, когда каждый изгиб ее тела был исследован, с ее губ слетел тихий стон, который тут же захлебнулся в восторге, от бесцеремонных рук, что легонько сжали холмики ее грудей. Мужские пальцы переместились к соскам, сжимая и потирая их сквозь тонкую сорочку, дожидаясь, когда маленькие горошинки отвердеют и сожмутся. Сергей снова повернул ее в своих руках и, припав губами к обнаженной коже, опустил девушку на кровать. Она ничего не увидела кроме белого потолка комнаты и заскользила руками по льну постели, не смея прикасаться к мужчине. Он все еще был одет в домашний сюртук, хотя и расстегнутом, и шейный платок уже куда-то подевался. На секунду отстранившись от нее, Писарев приподнялся и рванул свою одежду вместе с нижней сорочкой. Ткань с треском разорвалась и через мгновение Наташа всхлипнула, когда истончившаяся, горевшая от прикосновений ее кожа столкнулась с его горячей, обнаженной грудью. Кожа к коже, пламя к пламени — девушка не представляла раньше, что так возможно, что именно так может быть. Никто и никогда ей этого не рассказывал, а она сама и помыслить не могла, что это такое волшебное, незабываемое чувство, когда твоей обнаженной кожи прикасается такая же обнаженная кожа другого человека. Сердце ухнуло вниз, соски свело приятной болью в ожидании чего-то волнующего и запретного, а мужчина вдруг, скользнув по ней, распластанной и раздетой, обхватил губами ее сосок. И свет померк. Наташа не помнила ничего, вернее не могла запомнить, потому что время вдруг двинулось лавиной и обрушилось на ее голову. Мыслей не было, остались только чувства, чувства от его рук, губ, прикосновений. Она не могла думать, вдруг разучившись анализировать, она только впитывала в себя все, что он делал с ней. Не запоминая, не пытаясь оценить. Это было что-то невообразимое, сногсшибательное — голое, первородное бесстыдство, упоительное и губительное одновременно. Он покусывал, посасывал, облизывал, прикасался кончиками пальцев, остужая и тут же забирая в горячие глубины рта. Княжна стонала, скользила руками по обнаженной спине Сергея, не открывая глаз, боясь проснуться. Она прижималась к нему, льнула, гладила. И стонала, стонала. Ее рубашка была спущена вниз, на бедра, и он уже гладил живот, дразня ямочку пупка, стремясь опуститься все ниже к длинным ногам. Ласки, умелые, чувственные, приносящие бесконечное удовольствие. Но она упорно не хотела сдаваться, и лишь мгновениями, когда блаженство переходило все мыслимые границы, с губ срывались стоны, которые она тут же пыталась сдержать, закусывая губы. Вновь и вновь он ласкал ее, заставляя стонать и задыхаться, пока, наконец, девушка не сдалась, и не стала послушно целовать его, отвечая на ласки. Лицо княжны было покрыто мелкими бисеринками пота. Сергей прошелся цепочкой поцелуев по животу и потянулся вниз, пока губы не коснулись нежных складок, скрывшихся в волосках ее лобка. Наташа вздрогнула и заметалась, выгибаясь навстречу блаженству, лихорадочно вцепившись в простыню. А когда к языку добавились пальцы, скользнувшие куда-то в глубины ее тела, она ощутила, как судорожно сжалось в оргазме тело и хриплые стоны огласили тишину комнаты. Через мгновение, почувствовала как что-то огромное, горячее входит туда, где только что порхали умелые пальцы, с такой силой, что девушка всхлипнула и распахнула глаза. Но руки уже держали ее и прижимали к горячему телу. Она пыталась ухватиться за что-нибудь, но пальцы скользили только по гладкой коже спины. Вдруг боль на мгновение отрезвила ее, и девушка, было, рванулась, но тут же была перехвачена им и сжата в объятиях. Резкие толчки перемежались с каким-то иступленным шепотом, его руки то сжимали, то гладили, мяли ее грудь и взлетали к лицу, словно удерживая на себе ее внимание. Наташа не могла разобрать ни слова из того, что хрипло шептал на ухо Сергей, его прерывистое дыхание оглушило, и она ощущала, как он чего-то касался внутри ее тела, и в это мгновение ее накрыла жаркая волна сладострастия. Тело в какой-то момент загудело, она поняла, что сейчас закричит, потому что сдерживаться сил больше не было. И она вскрикнула, цепляясь из последних сил за его плечи. И тут же ее рот накрыли горячие, соленые губы мужчины, стоном продолжившие ее крик. Снова, во второй раз за день погас дневной свет, и Наташа закрыла глаза, не понимая ничего и не чувствуя больше ни стыда, ни боли. Часы мерно отстукивали время, и за окнами день клонился к вечеру, привычно затягиваясь сизыми тучами. Наташа все еще лежала, не понимая, почему осталась жива, если сердце остановилось, кажется, уже целую вечность назад. Почему она все еще дышит? Она пошевелилась и попробовала открыть глаза. И ничего не увидела кроме белого потолка и сумрака комнаты. Девушка повернула голову и тут же зажмурилась, в упор на нее смотрели серьезные, темные глаза человека, с которым она только что потеряла себя. С секунду она соображала, что должна сказать, но, не придумав ничего путного, решила встать. Пошарила рукой и беспокойно завертела головой, отыскивая, во что можно завернуться. Сергей все еще молчал, не сводя с нее напряженных глаз. — Отвернитесь, – то ли попросила, то ли приказала княжна и попыталась сесть. Сергей опустился на спину и прикрыл глаза рукой, давая возможность ей встать. Быстро натянув платье поверх сорочки и панталон, и не обращая внимания на пятно крови на бедре, собрала растрепавшиеся волосы. Нашарив на полу туфли, и закутавшись в плащ, она холодно произнесла: — Если Михаилу Александровичу сегодня же не будут предоставлены подобающие условия, я застрелю вас. Сказав это, она не обернувшись, торопливо вышла, так и не посмотрев в глаза мужчине.