«Тройную порцию херкинса, пожалуйста»

HK850 влетает в незапертую квартиру, не регистрируя, что входная дверь открыта. Он вообще много чего не принимает во внимание — все застилает незнакомая до этого момента эмоция. Ярость. Перкинс не прячется, встречает его во всеоружии, стоя посреди просто обставленной гостиной. — Пожалуйста, успокойся, иначе я буду вынужден выстрелить, — произносит он. Капли тириума срываются с кончиков пальцев HK850, пачкая черно-белый шахматный пол. — Коннор мертв! — почти кричит он. — Я знаю, — отвечает Перкинс. — Мне очень жаль. Его показатели по раскрываемости были очень высокими. Это невероятная потеря для нашего подразделения. Его голос даже не дрогнул. Ему плевать. Этот ублюдок... Ему плевать, что Коннора больше нет. Они для него по-прежнему просто пластиковые куклы; Перкинс не поменял своего мнения об андроидах, сколько бы не твердил об обратном. — Замолчи! — HK850 бросается вперед. Пуля свистит рядом с правым ухом — опасно близко, — и одно это должно остановить его, потому что Перкинс почти никогда не промахивается, HK850 видел его за работой на стрельбище. Не останавливает. Пистолет отлетает куда-то за журнальный столик. HK850 бьет, не сдерживаясь, не делая скидку на разницу в росте и весе, вкладывая всю свою ярость в удары. Впрочем, Перкинсу удается их блокировать, причем настолько хорошо, что можно было бы даже подумать, будто он знает, куда прилетит кулак на этот раз. Будто он хорошо знает HK850, будто не раз и не два дрался с ним в рукопашной. Нет, это невозможно. За все три месяца знакомства они виделись редко и исключительно по работе. Не мог же он собрать столько информации о нем по одним отчетам? НК850 не успевает об этом задуматься — Перкинс совершает ошибку, пропуская удар, и вся его глухая защита сыпется, как выцветшая фреска осыпается со стены заброшенного храма. Удар в живот. Перкинс складывается пополам, падая на подставленную руку HK850 только для того, чтобы быть отброшенным на пол. Лишь чудом он успевает сгруппироваться и не расшибает себе голову о керамогранит. Перкинс пытается вскочить, но НК850 быстрее. Одной рукой давит на грудь, удерживая, другой — бьет по лицу наотмашь, попадая точно по носу. Слуховые модули регистрируют характерный хруст. Перкинс выкрикивает что-то нецензурное. Он будто бы хочет сказать что-то еще, но HК850 не дает ему такого шанса. Его пальцы сжимаются на горле Перкинса. Он знает, что нужно остановиться. Знает, что за один только сломанный нос его могут отключить, убить — не так, как Коннора, но все же, — и все равно продолжает упиваться чужим страданием. HK850 ожидает, что вот сейчас Перкинс начнет отдирать руку от своей шеи, вцепится пальцами в пластины, сдирая мгновенно зарастающий скин, но этого не происходит. Перкинс даже не пытается защититься. — Х...нк, — хрипит он, царапая ногтями пол и глядя прямо в глаза. — Хэн...к. Системный сбой. HK850 замирает. — Как ты меня назвал?.. Пальцы разжимаются сами. — Хэнк, — хрипит на выдохе Перкинс. HK850 по привычке сканирует на повреждения. Не обнаруживает ничего серьезного, кроме, разве что, четкого следа от собственной пятерни на раскрасневшейся коже и слегка свернутого в сторону носа, костные структуры которого, по счастью, все-таки остались целы. — Хэнк, — повторяет Перкинс, хватая его за лацкан форменного пиджака окровавленными пальцами. Из носа тоже течет кровь, и НК850 чувствует себя виноватым. Потом до него доходит. — Я стал девиантом и даже не заметил этого, — произносит он. Реакция Перкинса удивляет, потому что в ответ на эту фразу он начинает смеяться, чуть запрокидывая назад голову. HK850 определенно слышит его смех — неожиданно высокий и несколько рваный, — впервые, но откуда-то в голове всплывает: «А ты думал, моя кличка «Шакал» взялась из ниоткуда?» Перкинс перестает смеяться, заходится кашлем, хватается за горло. HK850 не без труда подавляет странное желание помочь. Он ведь ненавидит Перкинса. Разве нет? — Киберлайф не выпускают андроидов, похожих на тебя. — Что? — Ты не девиант, Хэнк, — Перкинс продолжает называть его так, и каждый раз что-то сбоит от этого простого имени. — Я не понимаю. — Вот скажи, откуда ты взял мой адрес? «Мне надоело тратить деньги на отели. Если захочешь прийти — приходи ко мне. Адрес я дам». — Я не... — Что ты помнишь? НК850 помнит боль, ту самую вещь, которую андроиды не в силах испытать, взрывы — «...ты представляешь, тротил! В тридцать девятом-то году!» — и запах обожженной плоти. Кажется, последовательность неправильная. — Я — человек? — тихо спрашивает НК850. — Киборг, — говорит Перкинс и морщится не то от того, что ему не нравится слово, не то от того, что ему тяжело разговаривать. Нос распухает, и от этого голос становится странным, почти смешным. — Пару месяцев назад был взрыв, тебя здорово накрыло. Критическое состояние, нет выхода, отчаянное положение, сам понимаешь. И мы с Коннором решили... пролонгировать твою жизнь. Во что бы то ни стало. Ничего особенного: совершили несколько должностных преступлений, заключили сделку с дьяволом в человеческом обличье, подвергли твое тело и разум самым настоящим пыткам. Ты выжил, Хэнк, получил пару апгрейдов, вот только память потерял. Тогда мы придумали для тебя легенду и запихали в недавно созданное подразделение под моим руководством и под мою ответственность. — Хэнк, значит, — задумчиво произносит он, навсегда отбрасывая имя HK850, ему никогда не принадлежащее. — Почему не сказали сразу? — Так мы бы не вернули тебе память. Но вот подвергни мы тебя стрессовому событию, то тогда у нас был бы шанс. До конца не уверен, правда, что получилось. — Выходит... — Коннор жив, — кивает Перкинс. — Все это было частью плана. «Ты мне нравишься. Останься?» — Как и то, что я едва тебя не убил? — почти шепотом спрашивает Хэнк. Ему хочется снова вдарить Перкинсу и заодно себе самому. Он должен был догадаться сам, что отличается от других, должен был заметить несостыковки. — Я был к этому готов, — спокойно отвечает Перкинс. — Я едва не сошел с ума, потеряв напарника. Как бы, по-твоему, я отреагировал, потеряв любовника? Перкинс едва заметно улыбается окровавленными губами. — Не знаю. Прости. Хэнк вздыхает. Хэнк еще может закатить сцену — имеет на это полное право, потому что, черт возьми, они не имели никакого права так поступать с ним, — но решает, что слишком устал. Он уходит на кухню, сразу находит аптечку, сбрасывает с плеч форменный пиджак. — Надо заняться твоими пальцами и носом. Больно не будет, — говорит Хэнк, присаживаясь на пол рядом с Перкинсом. — Врать нехорошо, — справедливо отмечает тот.