Когда время обернётся вспять и вспыхнет кровью луна, Когда покроются багряным пики, торчащие золотые верха, Когда оборвётся петля и взревёт чёрным рассветом владетель греха, Проклятие отступит. Но раньше — никогда…
Продлилось это недолго. Уразумение не постигло её сразу. Исписанные глупостями мысли не расправились в прямую ленту, а под веками не промелькнуло ни клочка прожитой жизни. Она не поняла ничего, она осталась ни с чем, но при этом овладела утерянным знанием и с думой о прошлом вошла в великую гармонию. Вскоре произошло нечто: её охладевшей кожи коснулся ненавистный холод, а спалённые дотла лёгкие снова наполнились кислородом, наполнились жизнью. Вжав голову в плечи, Атанасия сгорбилась и, удивляясь пластичности собственных конечностей, ступила на дно озера. Мягкое, слепленное из песка и щекотливо танцующих водорослей, оно более ей не приказывало — оно подчинялось, оно дарило ей необходимую опору… Тело же по-прежнему было слабо. Когда голова закружилась, принцесса невольно покачнулась. Но не упала. Лишь повторно теряя сознание, она заметила, что всё то время, которое она провела над водой, её опорой был вовсе не песок, как ей почудилось ранее: песок трогал её ноги и оплетал пальцы, но она всё ещё была излишне изнурена, и никакая вода не могла помочь ей выдержать собственного веса. Её истинной опорой стали… руки. Чужие руки, много холоднее тех, которые касались её на глубине, теперь поддерживали её обмякшее тело, не позволяли вновь потерять над собой контроль. Лицо человека Атанасия не видела: не имела воли поднять голову выше. Склонившись к мужской груди, облачённой в белую сталь, она в приступе всматривалась в герб, и всё, кроме него, перед ней двоилось. На гербе звездою мерцал белый глаз с кровавыми тесьмами, блестящими полуночным серебром вокруг расширенного зрачка. Когда Атанасия вконец проснулась, её глаза всё ещё застилали сновидения и сковывающая лазурь. Бесконечная и всепоглощающая, лазурь плыла, то разделяясь на части, то сливаясь в одно целое — единое слепое пятно, пожиравшее не только зрение, но и слух, обоняние, осязание. Грудь сдавило. Словно прижатая к постели неподъёмным булыжником, Ати отчаянно попробовала перекатиться на бок. Парализованные мышцы с трудом, как будто засохший пластилин, потянулись, затяжно и беззвучно затрещали, готовые разодраться на две равные части. Тогда Атанасия занервничала и попробовала принять сидячее положение. Попытка увенчалась успехом. Поддерживая ослабевшее тело, Ати кое-как села. Спину, ноги, плечи — практически весь скелет, от верхушки до самого низа, — пробрало холодом. Кожу покрыло мурашками. «Перестарался Лукас вчера, — мысленно буркнула девушка. А потом опомнилась: — Хотя я сама не лучше…» Внезапно спохватившись, она, как ошпаренная, кинулась ощупывать бока и талию, словно за сутки те могли значительно измениться. На ощупь формы, что неудивительно, были прежними, однако Ати не сомневалась, что калорий вчера потеряла прилично. Довольная собой, она размяла затёкшие конечности и, осторожно подпирая седалище, переместилась к краю кровати — неторопливо свесила ноги. По её поджатым пальчикам скользнул ясный солнечный лучик. Потирая тяжёлые веки, она покосилась на поблёскивающее оконце. Стекло пропускало уже завязавшиеся кисловато-лимонные волны — первые, а оттого самые вяжущие, — но небо всё ещё не отказалось от сладких утренних покрывал, розовых и ласковых, как поцелуй влюблённых. Приметив цвет небес, украшенных вкраплениями пышных облаков, Атанасия смогла сделать вывод о приблизительном часу — и сделала: — Зачем я так рано проснулась? — зашептала она в недоумении. Но это, конечно же, был не единственный вопрос, который её горячо волновал. Сон, страшный, таинственный, похожий на вещий, терзал её нервы, вводил в заблуждение. К чему обычно снились людям такие сны? Снились ли, вообще, сны к чему-либо? Стоило ли ей об этом беспокоиться? Или, может, тревоги были напрасны?.. Она стиснула переносицу большим и указательным пальцами. Отчего-то у неё разболелась голова. В сознании возникла незатейливая, но вполне логичная идея. Ати отстранённо обернулась. Скомканные одеяла и подушки, разбросанные чуть позади неё, выглядели притягательно.Лечь ли обратно?..
Она нахмурилась. Призраки, омрачившие её ночь, взметнулись пред ней и разлетелись в разные стороны, коварно занося когтистые лапы над её изнеженным лицом. Атанасия вдруг осознала, что эти жуткие образы она забудет ещё не скоро. «Поговорю позже об этом с Лукасом», — решила она, хотя что-то подсказывало ей: он лишь в очередной раз посмеётся над ней и скажет, что она, дурная, испугалась своей собственной фантазии. — Ну да… испугалась, — согласилась она с безудержный ходом мыслей. — И что?.. Она откинулась, резко плюхнувшись на остывшее ложе. Перина зашуршала под её весом. Спальня ненадолго наполнилась музыкой жизни, но вскоре вновь утонула в тишине. Ати прекратила возиться и мирно, наслаждаясь насыщающим её одиночеством, стала размышлять о всяком да побалтывать ножками. Свежесть начала дня юркнула в помещение через узкую щёлочку. Лёгкие занавески встрепенулись и вспорхнули ввысь, удерживаемые лишь вторым, более плотным слоем тканей. Хлад воздуха небрежно очертил изгибы стоп Ати и, поднимаясь выше, прильнул к оголившимся бёдрам, по-прежнему горячим после сна. Она содрогнулась, поёжилась, но не встала. Синева, синева, синева… Синева и те руки… Одни из них тянули её к смерти, ко дну, другие же гнули к жизни, на свободу — на поверхность. А что же те, что спасли её? Чьи они были?.. Потолок — не то по волшебству, не то по болезни — зашевелился и, обернувшись желейной массой, сложился в девственно-чистый образ рыцаря с сияющим фианитовым глазом на нагруднике. Да… Рыцарь. Рыцарь в белых доспехах, с белыми волосами. Прямо как из сказки — разве только белого коня не хватало. Атанасия потёрла зудящие ключицы. В голове неотступно крутилось лицо рыцаря, но вспомнить точные черты ей никак не удавалось. Так кто же это был? Кто же это мог быть? Думы её, массивные и отягощающие, прервал скрип входной двери. Тогда она, отвлечённая, приподнялась на локтях, жаждя взглянуть в честные глаза нахала, который посмел ввалиться в господские покои в такую рань. Нахалом оказалась Лили. — Ох, Вы уже проснулись, принцесса? — она с тёплой улыбкой на устах приветливо защебетала. — Какая радость! Просеменив к окнам, она немедленно их расшторила. Комнату обдало, как из ведра, прожигающим белым светом, и Ати крепко зажмурилась. Укатившись на другой бок, она спрятала лицо в тёмных складках удачно подвернувшегося одеяла и глухо спросила: — Лили, почему так рано? Неужели что-то случилось? Бодро разведя ставни в разные стороны, женщина так же бодро принялась организовывать дальнейший подъём своей подопечной. Она подошла к принцессе и подняла её, вялую, с продавленного матраса. Та лениво уселась и, словно на рефлексе, повернулась к няне затылком. — Ни в коем разе! — тревожно посетовала Лили. — Всё в полном порядке. Вы сами велели разбудить Вас раньше обычного, — она, как и всегда, ласково рассмеялась. — Моя принцесса так сладко спала, что совсем обо всём позабыла? Атанасия, помявшись, прищурилась, поморщилась, никак не способная окончательно отринуть сон, заволокший её разум. Сама велела разбудить раньше обычного?.. Да… Кажется, было что-то такое. Вот только… зачем она просила об этом? — У Вас сегодня запланирована встреча с леди Маргаритой, — наконец пояснила Лилиан. Ати всю вмиг передёрнуло. Просочившись, всего на пару мгновений на её языке проявился противный горький привкус, но скоро бесследно исчез. Она не придала этому значения. — Да… Я помню, — спокойно ответила она, хотя в душе была готова яростно ругаться на себя за столь серьёзную оплошность. — Мы ещё неделю назад всё обговорили. Да, обговорили, именно! А Лукас, нахалюга, своими чарами совсем вышиб из неё эту договорённость! И за это он обязательно получит… но получит только после того, как расскажет ей про сновидения всё, что ему самому было известно! Руки женщины, укрытые чёрно-белыми одеяниями служанки, объяли принцессу как могучие крылья ворона. Атанасия приготовилась к повтору вечерней пытки. Расчёска плавно проплыла по золотистым кудрям, не натыкаясь на сплетённые в узлы преграды; колтуны, благо, остались исключительно во вчерашнем дне. — Вижу, сон был так лаком, что до сих пор не желает покидать мою принцессу. Добрый голос Лилиан озарил погрязшую в дремоте опочивальню. Пряные нотки материнской любви, вложенной в предложение, свились в тонкую и изящную мелодию. Ати сочла её прекрасной, и ей тут же померещилось, будто ничего прекраснее она никогда не слышала. — Сон, признаться честно, был не самый лучший, — нехотя она исповедалась, но всех подробностей назвать не отважилась. — Слушай, Лили… А что ты знаешь о вещих снах? — вдруг поинтересовалась она. Ати была уверена, что ничего толкового услышать ей не удастся, но… мало ли? Лилиан всё-таки была старше и, соответственно, больше повидала чудес в этом загадочном мире. — Вещие сны… — горничная задумалась. — Это те, что предсказывают будущее? Атанасия кивнула, но, догадавшись, что собеседница этого не увидела, ответила погромче: — Да. Думаю, да. — Хм… Лили некоторое время молчала, видимо, вороша полочку с воспоминаниями. После она неуверенно продолжила: — Предсказать будущее крайне непросто. Не каждый колдун на такое способен, — поделилась предположением она. — А я и вовсе не смыслю в магии. Если хотите узнать правду наверняка, тогда лучше Вам будет обратиться к Вашему компаньону, придворному магу. Он знает лучше меня. — Да, я так и собиралась. Просто думала, что ты поведаешь мне, возможно ли это вообще, — Ати поёжилась, когда Лилиан начала плести первую, основную, косичку. — Вдруг это всего лишь глупые сказки. Няня внезапно рассмеялась, словно вспомнила что-то очень хорошее. — Когда я была Вашей ровесницей, — она упоительно начала рассказ, и тон её голоса взмыл выше звёзд. Она захихикала, как беспечная девчонка. — У меня была знакомая. Не самый достоверный источник информации, полагаю, но… какой уж есть. В общем, та девушка бессовестно хвасталась, что её давним предком была некая колдунья-предсказательница. И в наследство от неё осталась большая книга. — С проклятиями на вымышленном языке, что ли? — презрительно хмыкнула Атанасия. В гадалок она не верила. Должно быть, эта пагубная брезгливость перешла к ней от Лукаса. Справедливости ради стоило отметить, что большинство таких колдунов и впрямь недалеко ушли от самых обычных шарлатанов. — Что Вы! Нет, конечно же! — встрепенулась няня, не оценившая смертоносной шутки. — Всё было куда безобиднее. Но веселее, — она стала сводить косы в точку; заколочками она поправляла неудавшиеся узоры и закрепляла их в почти готовую композицию. — С помощью того фолианта мы пытались разгадать значение снов. Тот или иной образ, приснившийся в тех или иных обстоятельствах, якобы означал определённый поворот судьбы, — договорила она и уже закончила с причёской. Поковырявшись в ящиках, она достала оттуда красивую коробку с украшениями. Сонник, припомнила Атанасия. Когда-то и она подобной ерундой занималась. Жаль, никогда не верила до конца. Может, тогда бы тоже, как и Лили, вспоминала о тех днях с теплейшей улыбкой. — В каких цветах Вы планируете сегодня одеться? — сменила тему Йорк. Пока принцесса была озадачена выбором, она ловко выудила из-за близстоящего зеркала парфюм и, раскрыв, аккуратно провела податливой кисточкой по запястьям и шее подопечной. Та чихнула. — Странный запах, очень резкий, — отметила она, игнорируя первый вопрос. Скоро аромат затянул всю спальню, проникнув даже в материалы, нутро тканей. Он был так настойчив и так навязчив, что, должно быть, добрался через окно и до природы, однако навязчивость не убивала в нём главного достоинства: он был до безрассудства приятный, не похожий на все остальные. — Не нравится? Лилиан закрутила крохотную склянку и положила её на туалетный столик. Краем глаза Ати успела уловить занимательную вещь: флакон, кое-где треснутый и заляпанный отпечатками пальцев, был явно не новый, а использованный — и не раз. Тем не менее запах этот она не знала, а забыть такое чудо было бы ох как непросто. То есть духи были не её. И не Лили. Тогда чьи же они? Принцесса посмотрела на няню. Та выглядела спокойной — такой же, как и всегда, — но опущенные уголки губ выдавали её внутреннюю встревоженность. Может, даже печаль. — Хороший аромат, — спешно затараторила Ати, выдумывая оправдание. — Просто немного непривычный, — сообразила она и улыбнулась. Лилиан осталась довольна ответом. На её лице вновь расцвела радость. — Эти духи принадлежали леди Диане. Она бережно потёрла изысканную на вид бутыль, выточенную в форме безымянного цветка с тонким стебельком и необъятным бутоном. Лепестки цветка, грациозные и утончённые, развесисто тянулись вниз, к ногам того, в чьи руки угодил роковой пузырёк. Горничная вернулась к разговору: — Я хотела подарить их Вам в день бала, но испугалась, что в суматохе, как часто бывает, забуду, — она выдержала паузу. — Или они Вам не понравятся… Ати затаила дух. Да, чего-то такого она ожидала и ошарашена не была, но по какой-то причине сердце болезненно щемило. Впрочем, то было объяснимо: она в целом всё чаще стала за собой замечать, что мысли о Диане порой вызывали у неё неприятные чувства, хотя самой Дианой она искренне восхищалась. Чем дальше шло время, тем сильнее аромат душил. Привыкнуть к нему никак не удавалось — нежное благоухание вскоре превратилось в мерзопакостное вонище. Истлевшее зловоние осело на одежду, на кожу и даже на волосы; невидимыми клыками оно вгрызлось во всё, до чего только ему удалось дотянуться. Принцесса была уверена: закрыв глаза, она буквально смогла бы увидеть цвет пахучих приливов. Ей казалось, что они переменно окрасились бы сначала в дикие, неконтролируемые оттенки бордового, а потом… — Спасибо, Лили, — из вежливости выдавила она, стараясь не дышать, и, повиновавшись взыгравшим в ней желаниям, прикрыла веки. Темноту, как она и ожидала, разразило огнищем. Но не бордовым, а пурпурно-винным. Его раздувало словно ураганом, и аметистовые искры уносились далеко, стремительно пропадая из виду. Пламя пульсировало, как живое, то мрачнея, приближаясь к гниющему сливовому цвету, то возвращаясь к более светлой гамме. Внутри, ровно посредине, упруго сжималось и разжималось очерченное пятно — ядро. Ати дёрнулась и торопливо открыла глаза. Быстро отвыкшая от света, она склонилась, скрываясь от ранящего солнечного сияния. «Магия! — пронеслось у неё в голове. — Самая настоящая магия!» Но что такая магия забыла в этих духах? Вряд ли Диана могла иметь отношение к столь серьёзному колдовству. — Хорошо, что отдала сейчас, — прямолинейно высказалась принцесса, душевно надеясь, что её слова не спровоцируют обиды. Не хотелось бы ей ходить да пованивать на праздновании собственного шестнадцатилетия… Нет, это, конечно, послужило бы отменной защитой от докучливых предложений — всё-таки танцевать она не очень любила… Но зато она любила тех, с кем собиралась танцевать. Вот и нечего было их травить. — Принцесса, что насчёт цвета? Какие украшения мне достать? — няня перебрала бижутерию и разложила перед подопечной наиболее выигрышные варианты. Та оценивающе покосилась на них. — Все красивые… — мечтательно ответила она. Несколько диадем тонкой работы по-особенному привлекли её внимание. Все они были разные: по размеру и форме, по стилю и окраске. И каждая из них обладала, выделяясь, своей неповторимой изюминкой, из-за чего выбрать конкретно одну было трудно. Сдвинувшись назад, Атанасия обратилась за помощью к своему отражению. Причёска у неё была несложная, но объёмная. От природы завитые, локоны стекали по гордым плечам. На висках прядки сошлись в крепкие косы. Это придавало её внешнему виду опрятности, но не скрывало естественной красоты. Ати решила, что под такой образ лучше подойдёт диадема поменьше, поскромней. Отодвинув излишне крупные, на её взгляд, экземпляры, она сфокусировалась на оставшихся двух. Первая была странной: укороченная середина пускала по корпусу переливающиеся корни. Висюльки, отдалённо напоминающие кривенькие цепочки, раскладывались по голове и застёгивались сзади, под копною волос. Вторую же можно было назвать стандартной: коронообразная, она заколочкой придерживала зачёсанный чуб. Девушка ещё раз оценила свой внешний вид. Отросшая чёлка, слегка зализанная к правому уху, держалась хорошо и в поддержке не нуждалась. — Выбрала, — энергично заявила Атанасия. Потянувшись к первой, она взяла её в руки. Аксессуар, ластясь к её коже с той же притворной благостыней, с какой змеи извечно ластились к доверчивым жертвам, рискнул выскользнуть, однако зацепился, овившись вокруг пальцев, и обмяк. — Смело, — Лили похвалила её выбор. — Интересное украшение. Очень Вам подойдёт. — Нужно что-нибудь красное к нему. На весёлой ноте подбор нарядов был завершён. Когда Атанасия была бесповоротно приведена в порядок, она ещё разок повертелась перед зеркалом. И только тогда она вдруг заметила, как сильно сверкающие рубины, обрамившие ряд золотых кос, походили на глаза Лукаса. Несмотря на то, что они несколько лет жили бок о бок, по-настоящему рассмотреть его необычный — красивый — цвет глаз ей удалось только вчера. От таких мыслей ей стало стыдно-жарко, и она наскоро подобралась к окну. В тот же момент спальню захватил грохот. Одна из горничных, протирая мокрый лоб платочком, завалилась внутрь и торжественно, насколько позволял охрипший голос, объявила: — Гости прибыли! Атанасия обрадовалась. Освежающая прогулка и милое чаепитие в тенёчке — да ещё и с подругой! — были ей необходимы, чтобы очистить разум и зарядиться положительной энергией перед предстоящим событием. Поэтому, подобрав пышные юбки, усеянные гранатовыми узорами, она торопливо двинулась прочь из комнаты. — Аккуратнее, принцесса! — предупредила её не поспевающая Лилиан, но было уже поздно. Ати, только переступив порог, побежала со всех ног. Максимальную скорость ей помешали набрать лишь не самые удобные туфельки, которые то и дело норовили соскользнуть. Миновав несколько коридоров, она спустилась по взвинченной лестнице, подпрыгивая от нетерпения. От долгожданной встречи ныне её отделяла пара стен. Двери отворились. Служанки заметались из стороны в сторону, как стая перепуганных птиц, ищущих спасения в небе. Уловив на себе взор принцессы, они угомонились и склонили головы в кратком поклоне. Атанасия зашла внутрь. Гостиная сверкала чистотой. Пол был выдраен до такого состояния, что при желании можно было бы заглянуть ступающей по нему леди под юбку. Мужчин, к счастью, во дворце почти не было — команда охранников да Феликс, который никогда бы не позволил себе лишнего. Ати резко остановилась. Дженнет, как и сказала горничная, уже ждала её. Милая и добрая, она, как и всегда, светилась. Её глаза по-детски чисто блестели, неспокойные, полные восторга и предвкушения. Волосы, красиво уложенные, были собраны в два забавных полукруга, сцепленных посредине лёгким головным убором. Принцесса невольно отметила, что с этой причёской подруга была похожа на котика. Приложившись к подлокотнику дутого кресла, Дженнет пытливо наблюдала за щебечущими попугайчиками, запертыми в клетке. Пташкам, видимо, нравилось её общество: вспархивая с жёрдочки на жёрдочку, они тянулись к ней и весело напевали незатейливые мелодии, порой чирикая от возбуждения громче, чем следовало бы. Один из попугаев, разыгравшись, сбросил с высоты стрекочущий бубенчик. Тот, прокатившись по поддону, вылетел из клетки. Тогда леди Маргарита, подставив ладонь, поймала игрушку и, пугливо протолкнув её ноготком сквозь прутья, стала ждать ответной реакции. Птичка и впрямь оценила игру: подобрав побрякушку, она довольно закивала, заливаясь урывистым пением в своей экзотической манере. Дженнет, осмелевшая, тихонько, но счастливо засмеялась. Когда она обнаружила хозяйку дворца, леди тотчас позабыла о птицах, подскочила с дивана и, обежав его, кинулась навстречу. Атанасия заприметила, что в руках гостья всё это время сжимала небольшую корзинку. «О нет! Только не сладости!» — подумала принцесса и вспомнила треск платья. Ещё раз окинув Дженнет взором, она наконец позволила себе расслабиться и улыбнулась, готовая начать с формальностей, с приветствия. Однако что-то её насторожило: привычный шум, вечно исходящий от суетливых служанок, стих. Гостиная погрузилась в полную тишину, которую разрывал лишь попугайский писк… И стук безымянных каблуков. Атанасия прекратила рассматривать Дженнет. Ровно за ней, сокрытый её спиной, стоял Иезекииль. Когда ему удалось установить зрительный контакт, юноша был уже совсем близко — близко настолько, что слуги, казалось, и вовсе позабыли, как дышать. Не то за их поведение, не то за собственную невнимательность, подводящую её уже дважды за утро, Ати стало неловко, и она почувствовала, что стремительно начала краснеть. Всего на секунду она умерла. Одна жалкая секунда отняла у неё всё: зрение, слух, чувства. Она не видела ничего, кроме манящей янтарной радужки, и оттого боялась даже шелохнуться. Мир вокруг неё замер. Она услышала сердцебиение, но не смогла понять, кому оно принадлежало. Ей? Ему? Или же оно было их общее?.. Вспомнив про пол, который мог сыграть с ней злую шутку, она моментально вернулась в сознание — вздрогнула, будто полоумная, — и плотно свела ноги, вытянувшись, как солдатик. Горничные недоумённо зашептались. — Принцесса! — леди Маргарита в два счёта сократила расстояние. Оказавшись рядом, она стиснула кисти подруги. Даже через перчатки Ати ощутила жар её кожи. — Я так рада снова Вас видеть! Вы сегодня очень красивая! Очень! — А-а… — Атанасия растерянно покрутилась, не находя слов. Она была удивлена и не знала, с кем ей здороваться, как себя вести. — Спасибо. Я тоже рада Вас видеть, леди Маргарита. Радостно ахнув, гостья попятилась. Выпущенные из причёски прядки качнулись в такт её движениям. Скромно взяв Иезекииля под руку — так же, как невеста брала новоиспечённого жениха, имя которого ей ещё вчера было неизвестно, — она подвела его ближе и виновато присела в поклоне. Юноша, казалось, уже давно хотел что-то сказать, но названая сестра то и дело его перебивала. Он так и застыл с открытым ртом, когда она вновь затараторила, не поднимая головы: — Я знаю, что мы договаривались провести этот день только вдвоём, принцесса. И мне так жаль, что я нарушила наш уговор!.. Ати поёжилась, силясь держать эмоции под контролем. «Не вини себя, милая Дженнет! — безмолвно взмолилась она, в очередной раз коря себя за проступок. — Я про него вообще забыла!» Отняв глаза от пола, леди душераздирающим взглядом впилась в обомлевшую принцессу и продолжила: — Но Иезекииль буквально за пару минут до отъезда сообщил мне ужаснейшую весть! — Её огромные синие глаза прожигали в том, к кому они были обращены, глубокую тёмную дыру. Атанасия заранее знала: каким бы несуразным или, может, даже глупым ни было оправдание, пока оно изливалось из этих уст, не поверить в него она не сможет. — Я только собиралась покинуть особняк, а он остановил меня. Сказал, что из столичной темницы сбежал преступник, — Дженнет побелела. — Убийца! Её голос дрогнул, сломался, и она умолкла, озадаченно уставившись куда-то вдаль, сквозь подругу. Она была напугана до беспамятства. Атанасия выпрямила спину и, сложив руки на животе, осуждающе посмотрела на Иезекииля. Тот, невзначай почёсывая затылок, отвернулся. Убийца, значит?.. И не стыдно же было врать! Довёл бедную Дженнет до такого состояния, хотя сам прекрасно понимал, насколько она была впечатлительна… и наивна. — Поэтому он поехал со мной, — придя в себя, продолжала леди Маргарита. — Так спокойнее. И для меня, и для Вас, принцесса. Ати нервно побарабанила пальцами. Ей было приятно знать, что Иезекииль по-прежнему хотел с ней видеться. Подобный факт льстил ей — отчасти вгонял в краску. Ей нравилась его заинтересованность, как нравился и его подход к ухаживаниям: юный лорд был вежлив и деликатен, не проявлял неуважения и всегда беспокоился о её комфорте. Но она не понимала, почему такой воспитанный и сдержанный молодой человек не мог подождать ещё несколько дней? До бала-то осталась всего неделя! Вся семья Альфиус была приглашена. Да и сама Атанасия уже начертила себе приблизительный план проведения вечера, в который, кончено же, входил хотя бы один танец с Иезекиилем. А лучше два. Или три. — Ничего страшного, Дженнет, — принцесса ласково тронула плечо подруги. — Во дворце совершенно безопасно, можете не переживать. После всего того, что Вы сделали для меня… Вам здесь всегда рады, — её голос ослабел. — Вам обоим. Дженнет отпрянула. Что-то в её глазах переменилось; на мгновение беспокойный блеск кобальтов потускнел, и искры знакомого увесиления очернились. Взор её, обращённый к низам, стал тяжел. Задрав подбородок, она посмотрела сначала на названого брата, потом — на принцессу. Они оба улыбались. Юноша, дождавшийся молчаливой паузы, в кои-то веки получил возможность высказаться. Он заботливо, еле касаясь, запечатлел невесомый поцелуй на пальцах Её Высочества и, взглянув на неё снизу вверх, проговорил: — Долгих лет жизни и процветания Обелийской империи. Надеюсь, Ваше Высочество простит мне самоволие. Я снова без приглашения, — он усмехнулся совершенно беззлобно. Атанасия не сдержалась и ответила ему тем же. — Но безопасность Дженнет… и Ваша, — выделил он, отчего Ати тут же зарделась. — Превыше всего. Обещаю, что не буду Вам мешать. — Что Вы! Вы не можете помешать. Ати рефлекторно потянулась к виску, чтобы заправить золотые кудри за ухо. Обнаружив, что лишних прядок нет и волосы крепко собраны, она лихорадочно принялась теребить алые оборки на платье. — Как и всегда, Вы очень добры, — не унимался Иезекииль. Его интеллигентность привлекала принцессу, однако в подобные моменты, когда обмен любезности затягивался и превращался в смущающую эстафету под вычурным названием «кто отвесит больше комплиментов», она начинала его проклинать. Щёки прожгло. Атанасия попыталась унять участившееся сердцебиение. Она отдавала себе отчёт: если не успокоится, то её лицо вскоре сольётся с цветом наряда. «Ну и зачем я надела красное?» — забеспокоилась она. — А я… Я сегодня снова со сладостями! Дженнет смущённо пискнула, выставив вперёд увесистое лукошко с привязанной к ручке ленточкой, подобранной в цвет одежды. Корзинка очутилась прямо между принцессой и Иезекиилем. Оба повернулись к леди Маргарите и непонимающе проморгались. Неловкая пауза была разорвана. «Молодец, Дженнет!» — обрадовалась Атанасия. — Это чудесно! — соврала она, уже выдумывая отмазку, чтобы избежать встречи с любимым (но пока что запретным) сахаром. — Столик на троих уже готов? — спросила она у слуг. Те закивали. Удовлетворённая, она, как требовали правила, собиралась пригласить гостей к столу, но не успела. — Как замечательно! — Дженнет смело взяла её за локоть и по-хозяйски повела к выходу. — Пойдёмте, принцесса. Мне столько всего надо Вам рассказать! Я очень ждала этого дня! — А-а, да… Ати упрямиться не стала. Юноша остался позади. Выдержав дистанцию, он прогулочным шагом пошёл вслед за обнявшимися леди, позволив им чуть отдалиться и, пусть не по-настоящему, но остаться наедине, как они планировали изначально. Принцесса несколько раз хотела затормозить подругу, обернуться к нему, но Дженнет уже стала что-то тихонечко ей вещать и то и дело спрашивала её мнение, призывала к активному участию в беседе. Дочь императора не отпиралась… а совсем скоро и вовсе оставила провальные попытки и по-нормальному включилась в беседу. Иезекииль превратился в их тень. Он не обижался. Разве имел он право? Явился без приглашения, ещё и влез в девчачье чаепитие. Он, чужак, в этом дворце вообще никаких прав не имел. Даже на официальную, запланированную, встречу. Кто он был такой, чтоб требовать от отпрыска императорской семьи чего-либо? Был ли он достоин того внимания, которое ему не раз оказывали? Может, ему стоило довольствоваться только редкими весточками и парой танцев на ежегодных балах, как и всем остальным? Но он возомнил, будто был выше. Ему хотелось большего. Дженнет посещала принцессу чаще, чем истинно верующие — храм, вела с ней полноценную переписку и даже несколько раз встречалась с ней в городе, хотя юный Альфиус слышал, что императорская семья никогда не выбиралась в город. Коль было нужно, город, со всеми торговцами и прочим, сам приходил к ним. Даже городу было дозволено созерцать светлый лик принцессы. Но не ему. От осознания данной истины становилось грустно. Иезекииль посмотрел на идущих впереди дам. Красивые и весёлые, они были так близки, так похожи на сестёр… Однако только одна из них вызывала в юноше ураган, целую бурю эмоций, укротить — или хотя бы ненадолго заглушить — которые ему никак не удавалось. Это была настоящая магия, и власти он над ней не имел. Он мог лишь слушаться, подчиняться и покорно преподносить свои чувства. Даже если ответа не было — и быть не могло. Принцесса Атанасия выглядела беззащитной и уязвимой. Несмотря на то, что у неё внутри был твёрдый стержень, которому мог позавидовать чуть ли не каждый взрослый мужчина, природа не лишила её женской мягкости. Она была невысокая, хрупкая и нежная, подобно первым лучам солнца. Её спина, обтянутая алым бархатом, на контрасте казалась белой и кристально чистой, как лист бумаги. О принцессе хотелось заботиться, опекать её, расправляться с любой бедой, посмевшей окунуть изгрызенные чернью руки в её девственные воды. Любая девушка могла бы позавидовать такому дарованию. Настоящий ангел, решил Иезкииль. Вспомнив их первую встречу, он безмятежно улыбнулся. По телу прокатилась волна тепла. Она, маленькая и перепуганная, свалилась на него с неба, появилась буквально из ниоткуда. Происходят ли так обычные встречи?.. Нет. Конечно, нет. Иезекииль верил: это была особенная встреча. Предназначение. Судьба. Он до сих пор помнил её взгляд — пронзающий, по-доброму трогательный, не ведающий зла и грехов. Он помнил также запах её волос. Прекрасные кудри горели, как звёзды, разожжённые в ночи, блестели, как горы золотых слитков, и пахли так сладко, что кружилась голова. И это была не сладость выпечки или конфет. Это был её собственный аромат. Аромат, однажды пленивший его грудь и не отпускавший его поныне. Так и прошёл день. Они просидели до самого вечера. Чаепитие, прогулка, пикник… Жизнь богачей была скучна, размеренна, но так спокойна и безмятежна, что не очароваться ею лишний раз — грех. А когда рядом билось сердце того, ради кого в душе теплилось желание просыпаться, плавная гармония и мирная скука превращались в мечту — сбывшуюся и самую благообразную. На протяжении всего чаепития юноша не мог прекратить любоваться той, к кому уже столько лет дышал до неприличия неровно. Он сидел тихо, почти молча, практически не врываясь в завязавшуюся беседу и не сводя глаз с прекрасной принцессы. Голос он подавал только тогда, когда внезапно получал вопрос. Все вопросы исходили исключительно от принцессы. Когда небеса окрасились мраком и солнечные лучи перестали отражаться на пышных локонах Атанасии де Эльджео Обелия, пришло печальное время — время прощаться. Иезекииль, аккуратно поддерживая, повёл Дженнет к карете. Принцесса шла рядом. Дженнет к завершению дня значительно потускнела. К концу чаепития от её привычной возбуждённости не осталось ни следа; она больше молчала, меньше улыбалась и никак не участвовала в диалоге. Юноша счёл её поведение естественным. Его «сестра» устала, был уверен он, не обращая внимание на грусть, застывшую на её лице. Он был слишком увлечён разговором. Впервые за приём ему выдалась возможность дельно поговорить с принцессой. Она завела тему о книгах, и он был рад обсудить парочку. Они оба любили читать, и их существенно сближало то, что их вкусы ощутимо совпадали. — Та книга, которую Вы мне советовали… Иезекииль помог Дженнет забраться внутрь кареты после того, как девушки обнялись на прощание. Леди Маргарита продвинулись вглубь и устроилась у окна. — Да, — понимающе кивнула принцесса. — О теории, которую мы обсуждали во время последней встречи. Вам она понравилась? — Стыдно признаваться, но я так и не начал её читать, — юноша огорчённо улыбнулся. — Должно быть, этот том редкий. Мне так и не удалось его найти. Атанасия ахнула, легонько касаясь дрожащими пальчиками раскрытых губ. Румянец на её коже засиял сильнее, и это было заметно даже в вечернем свете. — Что же Вы сразу не сказали? Если подождёте немного, я прямо сейчас принесу его. Он есть в моей библиотеке. Девичьи руки сползли от рук к ключицам. Пальцы пробежались по выступающим косточкам и перетекли ниже, к едва заметной ложбинке, прикрытой тонкими тканями и чётче прорисовывающейся при вдохе грудью. Иезекииль, кашлянув, отвёл взгляд. — Что Вы, не стоит. Как я могу заставить Её Высочество из-за такой ерунды бегать в ночи. — Ничего-ничего! Тут близко. Девушка отмахнулась. Усиленный надвигающейся ночью, подул ветер, и в воздух мгновенно взмыли сорванные с деревьев листья. Принцесса невзначай потёрла оголённые плечи, покрывшиеся мурашками. — Тогда позвольте сопроводить Вас, — не обдумав, ляпнул он и, уважительно склонившись, уже подставил собеседнице локоть. Из кареты выглянула Дженнет. — Всё в порядке? — взволнованно спросила она. Ветер усилился. Крепкой волною он хлестнул по собравшейся компании, поднимая ввысь пыль. Иезекииль непроизвольно загородил собой принцессу. Леди Маргарита, прижав к макушке шляпку, отодвинулась, прячась от дуновений за плотными стенками транспорта. — Да, — ответил юноша. — Пожалуйста, подожди ещё немного. Мы сходим в библиотеку. Как возвращусь — сразу поедем. — А… — Дженнет помялась. — Можно присоединиться к вам? Вернувшись к знакомой улыбке, она улыбнулась предельно ласково и, взявшись за вспомогательные поручни, собиралась вылезти, но Иезекииль её остановил: — Останься, Дженнет. На улице похолодало, а у тебя слабое здоровье. — Хорошо… Леди Маргарита с согласием качнула головой, но по ней было видно, что она расстроилась. Иезекииль мысленно отметил, что позже обязательно извинится перед ней за своё нетактичное поведение. А пока… Принцесса Атанасия застенчиво взяла его под руку и, по-чудному стараясь не прижиматься, повела в библиотеку. Тем для новой беседы было много. Юноша жаждал затронуть одну из них, но держался — и помалкивал. Библиотека, действительно, была недалеко. Её Высочество оповестила его, что останется там, и он был рад: ей не придётся бродить в темноте в одиночку. Но томление, с каждой минутой разгорающееся в нём всё сильнее, душило его. Он знал: если начнёт разговор сейчас, то завершить его они не успеют. Расстаться будет куда труднее. Ему было мало. Мало времени, мало разговоров. Мало её — целиком, с её чарующим голосом, красивыми глазами и пытливым умом, с удивительным взглядом на жизнь, которым он не переставал восхищаться. Завернув за угол, он заметил, что принцесса по-птичьи ёжилась. Она быстро перебирала ногами и вжимала голову в плечи, видимо, дожидаясь того момента, когда попадёт в тепло стен. Остановившись всего на миг, Иезекииль скинул с плеч камзол и укутал в него девушку. Та вздрогнула и отчего-то, словно неосознанно, двинула корпусом, пытаясь сбросить чужеродный предмет. Молодой лорд же туже свёл руки, не отпуская толстых тканей. Не ожидавшая подобного поворота событий, принцесса посмотрела на него с ярко выраженным удивлением. — Спасибо, — прошептала она, и он, расположившись ближе положенного, услышал. На пару мимолётных секунд Атанасия оказалась в его объятиях. Он стоял, придерживая верхнюю одежду, и не мог разжать кулаков — не хотел. Сладкий запах её волос бил ему прямо в нос, и он, одурманенный, не справлялся с самообладанием. «Что ты себе позволяешь? Убери руки! Это некультурно!» — вопила совесть, запуская когти, как распалённая любовница, в его спину, продирая мышцы, сплетения беззащитных вен, и добираясь до костей. Но он не слушал. Он стоял, боясь даже шелохнуться. Пышные волосики принцессы Атанасии, выбившиеся из-под тяжёлого украшения, щекотали его лицо; корпус аксессуара болезненно впивался в его подбородок. «Правду, скажи ей правду!» — ненасытным тоном требовала ожившая в нём алчность, которую он годами подавлял. Вырвавшись наружу, она кнутом принялась хлестать по нему, требуя совершить то, чему уже давно пора было случиться. Иезекииль взял себя в руки. Пора было сделать выбор. Отодвинувшись, он встал перед принцессой. Она держала края камзола, прикрывая обнажённые участки тела и, кажется, больше не дрожала. Но и смотреть на него отчего-то не желала. Она отвернулась от него, и он, уж давно бездыханный, окончательно умер, погиб — вложил свою душу, свой последний вдох в ласковое прикосновение, которому она, должно быть, даже не придала значения. Почему она не смотрела на него? Почему, встречаясь взором, раз за разом гнала себя прочь? Но почему она была так благородна и снисходительна даже тогда, когда его шее, изъеденной желчью печали, стоило оказаться в петле? Был ли он, в самом деле, так плох и далёк? Кого она видела пред собою, подавая свою нежную руку и приседая в вежливом реверансе? Были ли этот человек подонок, затравивший её сердце нескончаемыми заботами, в которых она, быть может, даже не нуждалась? Или она улыбалась дорогому ей другу, с кем в силу собственной прилежности не могла позволить себе сблизиться?.. — Вам тепло? — в полтона поинтересовался юноша. Для него ныне не было ничего важнее. — Да… Теперь да, — ответила она. Её драгоценные глаза блеснули бескорыстной благодарностью. Ветер вновь завыл, вскидывая к звёздам ветки деревьев. Вой, грозный и зловещий, вдруг перешёл в отчаянный рёв. Девушка встревоженно оглянулась. Альфиус-младший тоже насторожился. Что-то нечистое привиделось ему в тени. Но он ничего не рассмотрел. Что это было? Что-то подозрительное. Что-то постороннее, чуждое человеку… — Думаю, будет дождь, — поделилась переживаниями принцесса Атанасия. — Сильный дождь. Вам стоит поскорее возвращаться. — Верно… Иезекииль собирался ответить, но не смог. Слова беззвучно слетели с его губ, и заволочённый тьмою сад пронзило мужским голосом. Острым, как звон кинжала, и обжигающим, как раскалённая сталь. Это был не его голос. Атанасия, крутанувшись на каблуках, резко ступила в обратную сторону. — Лукас! Из-за ряда густых кустов вышел её компаньон, обвешанный кристаллами придворный маг. — Вам уже пора, мой лорд, — надменно бросил он, когда расстояние между ними сократилось до возможного минимума. Иезекииль уловил на себе взгляд хищных кроваво-красных глаз.