Широяша

      Мальчик с красными волосами копался в своем игрушечном роботе отверткой, пока его отец что-то читал, сидя в своей каюте за столом. Кто-то прознал о смерти коммандера дозора и раскопал о том, что он был женат и у него есть двое детей. Вся конспирация летела к чертям с каждым днем. Единственное радовало Шанкса то, что личность детей была неизвестна и то, кем ему приходится Дофламинго тоже. Кто же мог раскрыть личность Росинанта? Верго не мог предать своего босса, Сенгоку тоже не было надобности в этом, все же он был опекуном Роси, Гарп тем более ничего бы не раскрывал. В рядах дозора что-то происходит? - Пап? – отвлек от раздумий отца Кид - Да малыш? – отрывая взгляд от газеты. - А когда я увижу Киру и Ло? – подходя к столу, спросил красноволосый и кладя свою полу разобранную игрушку на стол, а также забираясь на кресло. - Я не знаю сынок. Им опасно пока с нами встречаться. Через пару лет, я думаю встретимся. - Это долго папа, - надулся мальчик. - Сына, зато ты увидишь скоро Луффи, - улыбнулся капитан. - Правда? – обрадовался Кид.       Шанкс улыбнулся, смотря на своего первенца. Для него оба его ребенка были неожиданностью. Когда Драгон связалась с ним девять лет назад, после почти двухгодового отсутствия, Красноволосый был весьма озадачен. Она просила встречи и была взволнована. Через три недели, они встретились на острове, где-то в Саус Блю. Его встретил друг тогда еще даже не жены, Импорио Иванков. Он проводил его в дом, что стоял у леса. Зайдя в него. Шанксу показалось, что там никого нет. Но это оказалось не так, спустя пару секунд к нему вышла Монки Д. Она спрятала руки за спину и переминалась с ноги на ногу, боясь что-то сказать. В тот момент ее никак нельзя было назвать женщиной, что хотела осуществить Революцию и набирала в свои союзники тех, кто хотел того же. Она казалась тогда настоящей женщиной. Самой прекрасной на свете. Ее хотелось защищать. Закрыть от всего мира и никому не показывать. Чтобы она была только его. Девушка собралась с силами и сказала, что ему надо увидеть кое-кого, подойдя к нему и взяв за руку потянула в комнату из которой вышла. Эта комната была светлой. И оказалась детской. Пират непонимающе уставился на женщину. Она поджав губы подвела его к кроватке и указала на ребенка, говоря, что это его сын Кид. Мужчина шокировано уставился на ребенка. Там лежал годовалый малыш с красными волосиками, что сладко спал. С минуту Шанкс переваривал информацию, а потом вдруг наклонился над ребенком и с улыбкой нежно провел по волосикам малыша. Его мир сузился до этой светлой комнаты в которой помимо него стояла нервничая девушка, что подарила ему сына и годовалого мальчика в смешной пижамке с роботами. В тот же день он сделал Драгон предложения руки и сердца, клянясь в вечной любви. Они расписались и провели месяц вместе. Потом он снова уплыл, но каждые месяц-два он встречался с женой и сыном, где бы эти двое ни были. Через три года ему сообщили, что он станет отцом во второй раз. На свет появилась еще одна любимая женщина в его жизни – Луффи. Непоседливый комок счастья. Девочка искала себе приключения на одно место еще с пеленок. Да, Шанкс самый счастливый человек на всем белом свете. У него есть красавица жена и двое чудесных детишек. А также у него был брат. Мальчик был чуть младше его сына. А также два племянника, что месяц назад стали сиротами. Восемь лет назад они лишились матери, а чуть больше месяца назад отца. Сообщить о смерти Росинанта Сабо вызвались Драгон и Дофламинго. Дофи помимо несения печальной новости хотел увидеть самого Сабо. Ведь он знал его только по рассказам самого красноволосого и Драгон. Да и со стороны отца он для Киры и Сабо является единственным родственником.       Шанкс смотрит в иллюминатор. Там закатное солнце. Как символично. От этого тошно. Хоронить родственников он не пожелает никому. Он потерял уже четверых. Из-за этого ему страшно за жену, брата, сына, дочь и племянников. И даже за того мальчишку Ло. А еще он не хочет, чтобы в пылу мести Дофламинго наделал глупостей. Их большая семья погрузилась в траур. Неприятно. Еще хуже от того, что они все не могут сейчас собраться все вместе, чтобы поддержать друг друга. Вместо этого они разбросаны по свету и справляются практически в одиночку со своим горем. - Юстасс, пора спать, - устало говорит красноволосый пират закрыв глаза. Кид кривит губы. Он знает, что когда его называют первым именем, то никакого протеста видеть и слышать не хотят. А спать то не хочется. Капризы же не сработают. Даже на Бене. Может быть на Лаки и Ясоппе еще да, но те сейчас не рядом и уговорить его отца не могут, чтобы ему еще поиграть. Для сказки на ночь он слишком большой, поэтому усыпить отца во время ее чтения не получится. Быть единственным ребенком на корабле, ему не нравилось. Когда рядом были Кира и Ло можно было не спать допоздна. Атмосфера к веселью конечно не располагала, но при этом было не скучно. Грустно, но не скучно, и он мог поговорить о той же медицине, хотя ничего в ней не смыслил, с северянином или пытался расшевелить сестру. А сейчас он опять один среди взрослых. Тут даже не напакостишь. Скорее бы встретиться с сестренкой.

***

      Донкихот Дофламинго со всей уверенностью мог заявить во всеуслышание, что его брат – дебил, хотя о мертвых либо хорошо, либо ничего. Но злость внутри него не давала следовать этому постулату. Эту злость не могло заглушить даже самое лучшее вино этого гребанного мира. Хотелось выть. Долго и протяжно, чтобы каждый слышал, чтобы каждый знал, как ему сейчас больно. Но нельзя. Это разрушит его репутацию бессердечного чудовища. Лучше бы он потерял брата тогда, в одиннадцать, ведь тогда он не мог до конца понять чувство потери. Может быть не мог. Оказывается, что он действительно любил брата. Этого неуклюжего идиота, что не мог доверится ему, чтобы в глаза сказать, что он дозорный, что это он сливает всю информацию, что это он вставляет палки в колеса. Идиот, какой же идиот.       Перед глазами снова встает картина бездыханного тела родного брата, над которым плачет Кира, а мальчишка, трясущимися руками направляет на него, Дофламинго, пистолет и обвиняет в преступлении, которого он не совершал. Дофи хмурится и жилки на лбу все ярче проявляются, являя миру его ярость. Кто-то посмел поднять руку на Росинанта и приняв его личину, словно трус, нажал на курок, называя Роси предателем.       Никто не имеет на это право, кроме самого Небесного Дьявола. Это его семья и только он решает, кому жить в ней, а кому умереть. Только он решает, кто предатель, а кто нет. И его брат бы стал предателем только в том случае, если бы Коразон не перешел бы на его сторону позже. А Кора бы перешел. Он его младший брат, он знает его лучше, чем сам Росинант.       Донкихот раздавит собственными руками того, кто это сделал. Размозжит череп своей ногой. Разрежет своими нитями на кусочки и выбросит в океан. Он клянется сам себе, что не успокоится, пока не сделает этого. Покусившийся на семью – враг. А врагов надо уничтожать. В том, что он сделает будет большая выгода. Показательная казнь для всех, кто захочет покусится на его семью.       Глаза опускаются на черную шубу, пропахшую табаком и с подпалинами. Губы сами собой поджимаются. Да, выть хочется. Но можно только наедине с собой, а не со всем светом. Никто не должен видеть его таким, даже семья. Попросту нельзя давать слабину. Иначе размякнет. А этого ему не нужно. Он должен быть сильным. Он итак выбился из графика. План приостановлен. Сейчас он направляется в Ист-Блю, чтобы посетить Королевство Гоа. Не так пират представлял себе знакомство с сыном его брата. Да черт возьми, он никак его не представлял, ведь этот неуклюжий идиот скрыл от него наличие второго ребенка. Его размышления прервал стук в дверь. - Входи Диаманте, - раздраженно говорит Дофламинго. - Дофи, зачем же так враждебно? Я всего лишь хотел узнать, как ты? - Нормально, - отмахиваясь. - Может, тогда поешь? Ты вот уже месяц плохо ешь. У меня от волнения даже сопли текут больше обычного, - заходя, говорит Требол. - Я поем, но утром. Сейчас не хочу. - Как скажешь Дофи, но знай, мы рядом и всегда поможем, - смиряясь, говорит Диаманте.       Двое лидеров семьи уходят, а Дофламинго вновь остается один. До Риверс-Маунтин остается несколько часов. К рассвету они его уже переплывут и к следующему вечеру попадут на остров Рассвета. От чего-то Джокер чувствует себя непонятно.

***

      Кира с интересом выглядывала из вороного гнезда, смотря на незнакомый осенний остров Рая. Точнее сказать город, что был на этом острове. Моби Дик возвышался над этим городом, как чудо света. Высота корабля была с макушки здешних деревьев, а по мнению альбиноски они были достаточно высокие, так как дома скрывались в разноцветной, яркой листве. Видимо специально для заезжих недалеко от пирса, на входе в город стоит высокая колонна на вершине которой возвышается Веселый Роджер Белоуса. По рассказам Марко этот остров живет за счет туризма и продажи туристам своей продукции. Надо сказать, продукция их очень славится. Сувенирная продукция состоит из сделанного своими руками. Девочке интересно пройтись по лавкам, но загвоздка заключалась в том, что лавки с сувенирами располагались вдоль центральной улицы, а она была освещена солнцем, да и погода на этом острове сейчас была не осенней, а скорее летней. Было очень жарко. Итог, она даже с корабля сойти не может, так как обгорит достаточно быстро. Еще у нее даже очков нет, чтобы защитить глаза от яркого света.       Чертова курица, оставила меня здесь. Придурок с ананасом вместо бошки. Это все что крутилось в голове девочки.       Монки Д. обиженно поджимала губы и пыталась не плакать от все той же обиды. Ведь, чтобы убедится, что она не сойдет с трапа, Марко убедился, что их казначей не выдаст ей карманных денег, даже ее собственные забрал. Да какая им к черту разница? С чего они решили, что она непременно обгорит? И почему с ней обращаются, как с калекой? Она нормальная. Обычный человек с необычной внешностью. И в отличие от большинства альбиносов проблемы со зрением не имеет.       Кира обиженно дула губы. Но при этом не смела ослушаться. Она сейчас не у дяди Дофи, чтобы нарушать приказы. Вот выйдет из звания юнги, тогда и зубы покажет. Так она может пока только через записки обзывать Феникса, пнуть его, когда злится на него, так как другими способами не может выразить эту самую злость. И конечно же может дуться. А еще в обиде прятаться по всему кораблю от Марко.       Ло ушел в книжный. Предатель. Даже не предложил взять ее с собой. За неделю под флагом Белоуса они вдвоем практически не разлучались. А тут. Предатель чистой воды. Оставил ее на корабле.       Сейчас ее потеряли, так как в привычном вороном гнезде на бизань-мачте Киры не оказалось. Естественно, что ее там нет, она сейчас на фок-мачте, чтобы лучше видеть город. Да и в центральном она гнезде, чтобы верхнее создавало тенек, так как солнце было в зените.       Услышав звук шагов, девочка вздрагивает и вскакивает, чтобы увидеть, как к ней ловко приближается Анна. Она была в гражданской одежде, а не в привычной форме медсестер. А еще она держала в руке сумку. Девушка была зеленоглазой брюнеткой волосы которой были заплетены в косу. На ней были надеты футболка, джинсовые шорты, шлепки и шляпка. Кира делила с ней и еще одной медсестрой, Мари, каюту. Трафальгар Ло уже перебрался в общую мужскую каюту, так как вылечился, но при этом из медсанчасти он не вылезал, просил научить его медицине, чтобы в будущем стать врачом. - Вот ты где, принцесса, - с улыбкой говорит Анна.       Юнга хмурится, смотря на соседку. Та тем временем бодро залезла в гнездо и поставив на пол сумку достала оттуда небольшой цветастый палантин, который она через голову одела альбиноске, а потом достала крем от загара и все также, ничего не объясняя начала мазать ноги ребенка. После ног намазала немного руки, только те участки, что не закрыл палантин, а потом мажет лицо и подмигивает, видя нахмуренное лицо. - И последний штрих, - высунув кончик языка, Анна снова залезла в сумку и достала женскую шляпку, так как свою шапку она оставила в каюте, в ней было жарко. – Отлично. Ну что, пошли? – улыбаясь.       Кира не понимая ничего выгнула бровь. Зачем ее одели и обмазали кремом, ведь она сидит в теньке? - По магазинам пошли. Быстрее, пока Марко не пришел. А то твоя обидчивая моська, заставляет нас, девочек, сердце кровью обливать, - смеясь, говорит медсестра. «Чьё?» - в мгновение ока написала девочка и показала бумажку. - Что чье? «Сердце чьё?» - закатив глаза. - Не поняла. «Да чье сердце вы обливаете кровью?» - раздраженно. - Аа! Да это выражение такое. Оно означает, что жалко нам тебя стало. «Не надо меня жалеть!» - Жалко в хорошем смысле, глупышка. Идем быстрее. «А если Марко раньше вернется?» - Мы просто убежим в нашу часть корабля и спрячемся, - подмигнув Кире, говорит Анна и протягивает руку. «Марко деньги мои забрал и запретил мне их выдавать» - Все что мы купим, это тебе подарок от нас девочек. Так сказать, в честь вступления в команду.       Кира неуверенно взяла руку соседки по каюте. И вот, они вошли в город. Как Анна умудрилась незаметно украсть ее с корабля, Монки Д. даже не хотела думать, чтобы в случае чего не сдать ее перед Марко если он узнает, что девочка была в городе.       Не смотря на многочисленную растительность острова, на центральной улице было душно. Или скоро будет закат или скоро будет буря. Одно из двух. Поэтому Кира хотела быстро пробежаться по магазинам. Видимо она слишком еще наивная. Анна оказалась монстром шоппинга. Они были в каждой лавке и магазине. Альбиноску нарядили, казалось, в каждый наряд для ее возраста в каждом магазине одежды. Она померила по меньшей мере десятки пар обуви. Ей накупили огромное количество резиночек, заколочек, ободков, лент, шпилек, палочек-шпилек, гребней и еще много чего, названий которых она даже не знала. Накупили ей карандашей, красок, ручек, раскрасок, книжек, тетрадей, альбомов. Под конец, когда на улице уже было темно, Кира начала бояться Анну. Захотелось признаться в преступлении, долго извинятся, но выпросить у старпома убежища от Анны. Она чувствовала себя куклой. Юнга уже даже не соображала, что ей покупают. - Ну вот и все, - счастливо улыбаясь изрекла Анна. – Теперь можем возвращаться. Раз нас еще не ищут, значит наш старший помощник еще не вернулся на корабль. Так что еще успеем скрыть преступление.       Сил писать не было, поэтому она просто кивнула, взяла небольшие пакет и пошла к пирсу. Даже если они не успеют, было не страшно. Она все равно выжата как лимон. И навсегда зарубила себе на носу, не ходить с Анной по магазинам. Хотелось есть. А еще упасть звездочкой по среди дороги и лежать. Что примечательно, Кира сегодня ни разу не упала, ничего не уронила, даже не разбила. Хоть один плюс. Девочка не щеголяет в грязной или порванной одежде.       Моби Дик все также возвышался над городом на своем месте. Трап был все там же. Но сейчас подниматься по нему было настоящей пыткой. Ноги итак плелись, а уж поднимать их это вообще ужас. Хотелось уже просто сесть и плакать. Кира делает шаг на трап, и сегодняшняя удача ее покидает, пробуждая наследственную неуклюжесть. Девочка запинается и падает, распластавшись на трапе и уронив шлепанец, который чудом не падает в воду. Подниматься нет сил. Анна хихикая, забирает пакеты, которые тоже чудом не оказались в воде, одевает соседке шлепанец и поднимает на ноги. - Растяпа, - по-доброму говорит девушка и отряхивает малолетнюю пиратку от дорожной пыли, собравшейся за день на деревянной поверхности. – Забирайся ко мне на спину, я тебя донесу.       Кира многозначительно смотрит на пакеты, на что медсестра говорит, что ей совсем не тяжело. Девочка понимает, что не стоит отказываться от помощи, но дарованная природой упертость не дает ей кивнуть, поэтому она машет головой в отрицательном жесте. Анна усмехается и не отдавая пакеты, идет наверх. Весь путь девушки, юнга провожает ее взглядом, а потом осторожно поднимается и сама, смотря себе под ноги. И как только она ступает на палубу, перед ней вырастает грозная фигура старшего помощника капитана, скрестившего руки на груди.       Девочка поднимает голову, смотря ему прямо в глаза. Вдруг перед глазами начинает плыть, а губы дрожать. А потом она обняв дядю-курицу, уткнулась ему куда-то толи в живот толи в район диафрагмы и беззвучно расплакалась. Было совестно и стыдно, хоть карма ее и наказала маньячкой-шопоголиком.       Марко растерялся. Он убрал руки с груди и с удивлением посмотрел на Монки Д. Даже, наверное, с шоком. За неделю плавания на одном корабле от девочки старпом получал обзывательства (благо только на бумаге и прочитать это мог только сам Марко), пинок в ногу периодически от этой заразы (он не нянька ей, чтобы сюсюкаться), а также многочисленные обиды и последующие за ними прятки (это сильно сказано, так как в основном она уходила в гнездо). А сейчас… Кира посмотрела на него, когда взошла на трап, с таким облегчением и радостью, которые потом сменились виной. И вот сейчас хватаясь за ткань его рубашки, она поливает его торс слезами.       Девчонка протягивает ему измятую бумажку, которую написала еще в магазине. Она не отрывает головы от торса мужчины, но постепенно успокаивается. Да ей тоже попадет потом, но в качестве мести, она потащит за собой Анну. Плевать, что она думала днем. Одна отдуваться не собирается. «Анна уговорила меня пойти с ней, сказав, что девочкам стало жалко меня. Она увела меня с корабля и потащила по магазинам. Никогда не пускайте меня с ней по магазинам. Это теперь будет моим кошмаром. Я ее боюсь. Я прошу прощения за нарушение приказа. Хоть я и обиделась на тебя, курица. Но ослушаться не хотела. Это было помутнение рассудка, когда я согласилась с Анной. И если я сейчас реву, то это от стресса и усталости. Вот.»       Читая все это, Марко хочется смеяться. Анну даже девочки уже называют маньячкой шоппинга, так что он прекрасно понимает, что сейчас чувствует Кира. Однажды даже Изо с ужасом рассказывал о походе по магазинам с Анной. - В следующий раз получишь, поняла? – отнимая голову от своего живота, говорит старпом, смотря девочке в глаза. – А сейчас марш спать.       Кира покосилась на дверь, что вела к части корабля, предназначавшуюся для медперсонала. - Я же вижу, спать хочешь. Так что иди. – Подталкивая к двери.       Кира с опаской вошла в дверь и пошла в каюту. Благо в каюте оказались лишь пакеты с покупками, за которые юнга запнулась несколько раз и столько же упала, но с горем пополам добралась до кровати и закрыла глаза. И уже засыпая она поняла, что за день даже не вспоминала о своем отце.