И ливня ночного струи не иссякали, Узоры на коже каплями высекая. Вот так небеса неласковыми руками Крестили меня — и в пропасть меня толкали. ©
Ливень полоскал Детройт вторые сутки. Мичиганская зима откладывалась, уступая время календарной осени, и дождь тщательно промывал город, надеясь стереть следы разрушений и погромов, гари и крови. Улицы стояли пустынными, неоновые вывески тщетно пытались разогнать темноту и добавить в ночь ярких красок. Супермаркеты, автозаправки, обменники, мотели; желтые прямоугольники окон, алые мигалки охранных систем, каждые полчаса — сирена. По звуку можно различить, кто это едет: полиция, скорая или пожарные. Вся триада проносилась по улицам регулярно; ни одного свободного автомобиля, ни единого спящего человека, десятки вызовов в режиме ожидания. Над Детройтом кроме пепельного слоя туч — паника. Все, кто мог уехать, уже уехали, остались безнадежно застрявшие люди, вынужденные скрываться за тремя замками и плотно зашторивать окна. Город принадлежал военным, жил по их распорядку и следовал уставу: комендантский час, проверка документов, единственный канал новостей и горячая линия, где операторы из Айовы, Небраски и Канзаса делают вид, словно в курсе проблем, с которыми им звонят. Грязная вода текла по проулку вниз, скрывая рытвины и неровности, и потрепанный временем «линкольн» двигался медленно, освещал дорогу тусклыми ближниками и подкрадывался к угловому одноэтажному дому. Подъездная дорожка превратилась в мешанину грязи, Хэнк остановился у ее начала, чтобы не рисковать забуксовавшими колесами, заглушил двигатель и устало взглянул на попутчика. Во время поездки они не произнесли ни слова, и царившая в салоне тишина не напрягала Хэнка только потому, что прерывалась мерным стуком дворников, бьющим по крыше дождем и глухим лаем мотора. «Линкольну» давно пора было в ремонт. — Приехали. Коннор мигнул желтой лампочкой и наконец повернул голову. Пришлось встретиться с его взглядом, грустным, как у побитой собаки, и выдержать это, хотя нервов у Хэнка осталось маловато. Обычно Коннор был разговорчивее, живо реагировал, задавал вопросы, уточнял и комментировал, но теперь за его инертностью читалась тревога. То ли Коннор перенял ее у Хэнка, то ли наоборот, но она была общая на двоих. Ботинки вязли в грязи, капли отскакивали от зонта. Над крыльцом горела тусклая лампа, вокруг которой в летнее время кружились мотыльки, но ни одно окно не светилось. — А если его нет дома? — Коннор задал первый за вечер вопрос. Под зонтом он не помещался, вода свободно стекала по его волосам, двигалась неровными дорожками по лицу, впитывалась в воротник рубашки. Хэнк невнятно проворчал в ответ, шагнул под куцый козырек у входа и забарабанил в дверь кулаком. Продолжая держаться за его спиной, Коннор помалкивал, глядя как с острых спиц капли падают прямо на его обувь. Дождь ему нравился; в отличие от Хэнка, Коннор не хотел зайти в тепло или переодеться в сухое. Будь его воля, он остался бы здесь, стоял бы, подняв к небу лицо, и чувствовал, как скин регистрирует упругие капли, десятки их, сотни, тысячи. В замке заворочался ключ. Хэнк закрыл зонт и взял Коннора за запястье, как берут ребенка — не глядя и заранее наплевав на все возражения. — Привет, Гэвин. — Голос Хэнка звучал хмуро и резко, будто не он ночью нагрянул к Риду домой, а наоборот. — Ты один? — Не понял, ты зачем ко мне свой термос приволок? — Рид не торопился впускать их в дом, перегородил проход и скрестил на груди руки, а на Коннора бросил только один, зато полный презрения взгляд. — Ты, наверное, неправильно понял директиву: их надо сдать в «КиберЛайф», там другой адрес. — Дело есть. — Хэнк не смутился и сдвинул Рида с дороги плечом, заходя внутрь. Коннор прошел следом, развернулся и плотно закрыл за собой дверь, дернулся дальше — Хэнк продолжал сжимать его руку, и под его цепкими пальцами уже расползался скин. — Нужно, чтобы Коннор побыл пока у тебя. Недолго, несколько недель. — В смысле?.. — Все в курсе, как ты их ненавидишь. И что Коннор уложил тебя в архиве, тоже. Никто не станет искать у тебя, ясно? Рид смотрел на него как на умалишенного. Коннор приготовился защищать Хэнка, если детектив на него набросится, но тот неподвижно стоял, и руки будто приросли к предплечьям — один только взгляд оставался живым в тусклом свете потолочной лампы. — Не пойму, зачем мне это дерьмо? Да я первый сдам его в утиль завтра утром. — Не сдашь. — Почему? — У тебя в подвале бункер, закрой его там и забудь об этом на две недели. Потом я вернусь и заберу Коннора. Для тебя никаких проблем. Здесь не станут искать, — повторил Хэнк, отпуская руку Коннора и указывая пальцем на Рида. — Я отмазал тебя после допроса Гафара. Так что окажи услугу, Гэвин. Светодиод Коннора дернулся желтым, когда он инстинктивно начал поиск по каталогам. Фамилия «Гафар» встретилась в сводке четырехдневной давности: его накрыли вместе с подельниками в доме на Тайлер-роуд. Подозрение в терроризме, членство в Новом Исламском Государстве, пропагандистская деятельность; детектив Гэвин Рид вел это дело, и Коннор, быстро просмотрев материалы, не нашел связи с тем, о чем говорил Хэнк. «Отмазал тебя». Что бы это ни было, а Коннора в подробности он не посвятил. Оба человека молчали. Стук ливня по козырьку отсчитывал секунды, Коннор переводил взгляд с одного на другого и уже продумывал, что будет, если Рид откажется, когда тот дернул подбородком: — Вторая дверь налево, ключ найдешь. Делай все сам, чтобы никаких моих отпечатков. — Идем, Коннор. За второй дверью темнота. Хэнк зажег фонарик, подсвечивая ступеньки, начал спускаться. Коннор следовал за ним беззвучно, не смотрел по сторонам и перед собой видел только широкую спину в мокрой от дождя куртке и седые волосы, которые зонт тоже не уберег от влаги. — Я сто лет назад помогал Гэвину искать жилье, так что знаю этот дом. Бункер тут стоит еще со Второй Мировой, когда была угроза, что Россия будет стрелять ядерными. Тогда многие строили, набивали продуктами, а потом бросали, потому что ракеты никто не выпустил. Коннор молчал. Если бы ему захотелось, он узнал бы эту информацию сам, более подробно и систематизировано ее усвоил, но ему не было дела до Второй Мировой и повадок американцев в то время. Главным было то, что за толстыми стенами, закопанными под землю, спутниковый модуль останется без связи — значит, его здесь не смогут отследить. За темной бронированной дверью не было света, но Коннор видел и так. Хэнк со своим фонариком сунулся внутрь на два шага, осветил пространство — две двухэтажные кровати, сдвинутый к стене металлический стол, ряды полок, составленные друг с другом, две двери: одна в санузел, другая в техническое помещение. Бункер конструировался для автономной работы, но системы водоснабжения, водоотвода, поддержки температуры и очистки воздуха давно пришли в негодность. — Мда, — прокомментировал Хэнк. — Не люкс, но на время сойдет. Луч фонарика уперся в пол, Хэнк посмотрел Коннору в лицо, и тот понял, что ему это тоже дается тяжело. Оставить Коннора одного на две недели, когда всех служебных андроидов приказано сдать в «КиберЛайф» на утилизацию; когда именно его, RK800, начнут искать на следующий же день, а подозрения в первую очередь упадут на лейтенанта Хэнка Андерсона… — Мне здесь нравится. Закрытые помещения дают чувство безопасности. — Пф, — Хэнк почти улыбнулся, но передумал в последний момент. Его рука сжала плечо Коннора, вдруг потянула вперед, и он уткнулся лицом в мокрую куртку Хэнка: таким было первое в его жизни объятие. — Ладно, парень, ты здесь, а мне пора. Я закрою тебя снаружи, но внутри механизм, если что — ты сможешь выйти сам. Но не думаю, что до такого дойдет. Просто подожди меня примерно две недели. Может, я свяжусь с Ридом и что-то тебе передам, а может вернусь раньше, тебя пусть это не заботит. Пока ты тут — они до тебя не дотянутся. В отличие от Хэнка, Коннор смог улыбнуться: адаптивная программа имитации работала и после того, как он разрушил красную стену, познакомившись с эмоциями, которые не поддаются контролю. Сейчас из них остались тревога и страх, и если бы не темнота бункера, Хэнк тоже мог бы их заметить. — Удачи, Хэнк. Спасибо за твою заботу. — Ай, ну тебя. Иди уже, я опаздываю. Два шага вглубь помещения дались с трудом. После них Коннор замер как вкопанный и повернулся к выходу, чтобы посмотреть, как истончается полоска света, и услышать, как глухо стучит закрытая дверь. Ключ со скрежетом повернулся в замке, Коннор быстро подошел к двери, чтобы послушать, как Хэнк уходит, но из-за бронированного металла не проникало ни звука. Шаги Хэнка, его голос, ответы Рида, непрекращающийся ливень — все растворилось, и Коннор остался бесконечно один среди тьмы. *** Дверь отворилась только спустя трое суток. Коннор успел понадеяться, что это Хэнк пришел сказать, что все улажено, в Детройте нет войны и опасности, а люди приняли девиантов как равных себе — такая мысль мелькнула на долю секунды и растаяла за силуэтом Гэвина, темным на желтом фоне слабой лестничной лампы. Коннор оперся на локти, свесил с кровати ноги и сел, его брови поднялись вопросительно, губы шевельнулись, но говорить первым он передумал. Вместе с растаявшей надеждой появился страх: Хэнк обещал прийти сам, и если здесь Гэвин, значит, с ним что-то случилось. — Расслабь булки, я просто глянул, не подох ли ты. — Я в порядке, детектив Рид. В этом помещении для меня угроза минимальная. — Ну и ладно, — Рид собрался запирать дверь, и Коннор поторопился спросить: — Что с Хэнком? — Он поехал якобы на поиски сбежавшего тебя, — Рид хмыкнул. — Только никто ему не поверил. За ним наверняка тоже кто-то следит, но подробностей я не знаю, а знал бы — тебе бы точно не стал говорить. — А какие новости в городе? — не унимался Коннор. — Бля, я тебе диктор или кто? Куча новостей, в городе, в штатах, в мире. Нет у меня времени пересказывать их тостеру. — Можно мне хотя бы газету? Настойчивость Коннора объяснялась наркоманской привязанностью к информации. Впервые за время своего существования он оказался отрезанным от мира, погруженным в вакуум — ни подключиться к сети, ни посмотреть вечерние выпуски по телевизору, ничего. Оставалось анализировать одни и те же факты и на их основе строить гипотезы, которые без дополнительных данных ничего общего не имели с реальностью. — Ты обнаглел, жестянка! Впусти его в дом, спрячь его в подвале, а теперь еще газету ему принеси! Меньше знаешь — крепче спишь! Проинформировать Рида о том, что андроидам сон без надобности, Коннору не позволила захлопнутая дверь. Он стоял потерянный, обдумывая, как быть, пока не понял: пока что его миссия — сидеть здесь и ждать. Не подставить Хэнка, не выдать себя, не провоцировать Гэвина. Работа несложная, и Коннор ее выполнит. А под вечер Рид принес газету, бросил ее Коннору на живот, выматерился и отдал фонарик, пригрозив: — Сдохнет батарейка — только твоя проблема. — Спасибо!.. Благодарность Риду и даром была не нужна. Он ушел, а Коннор взялся за титульную страницу, на две трети заполненную фотографией полыхающего магазина «КиберЛайф». Половину оставшегося места занимал жирный заголовок: «ТЕРРОРИСТЫ XXI ВЕКА», внизу совсем мелко поместили названия остальных статей вместе с номерами страниц. Главной новостью была диверсия уцелевшей группы девиантов «Иерихона», которая зажигательными смесями пыталась подорвать очередной магазин. Андроидов оттуда давно убрали, освобождать было некого, пытались только привлечь внимание и дать людям понять, что девианты будут продолжать борьбу до последнего. Статистические данные, приведенные ниже, говорили, что 60% всех находящихся в обиходе машин владельцы уже сдали в специальные центры утилизации, еще 20% оставались в работе, 7% уничтожено вандалами, а судьба остальных тринадцати остается неизвестной. Кто знает, были эти тринадцать процентов девиантами или нет, и входил ли в их число сам Коннор. Среди остальных новостей говорилось о закрытии канадских границ, общем политическом саммите по вопросу андроидов, законопроектах на стадии принятия; о найденном в реке трупе патрульного полицейского; была статья «Как распознать девиацию машины» — довольно правдивая, по мнению Коннора. Уже под конец он наткнулся на небольшую заметку о процессе над Уламом Гафаром, американцем иранского происхождения. Ему приписывали взрыв опоры моста Амбассадор, но прямых улик не было, и подробности рассчитывали получить во время судебного заседания. Потом газета закончилась, Коннор выключил фонарик, чтобы экономить батарейку, и снова лег, уставившись в дно верхней койки. Он думал о тринадцати процентах андроидов, чья участь официально неизвестна, и о тех двадцати, которые до сих пор остаются машинами. Будущее последних непривлекательно: либо их все-таки сдадут в утилизацию, поддавшись настойчивости властей, либо их ждет девиация, а следом за ней страх, отчаяние, паника, похожие на те, что иногда испытывал и Коннор. Может, лучше было оставаться машиной. Идти за приказом, выполнять программу, беспокоиться только о выполнении заданий, но никак не о себе. Тогда бы его не мучило волнение насчет Хэнка, не изводила бесконечная тревога, не грызла изнутри надежда, цепляя зубами больнее и крепче страха. И не пришлось бы сидеть в бункере без связи, света и общества. Но вместо бункера, Коннор знал, он оказался бы в центре утилизации, где за две минуты от андроидов остается пустая углепластиковая оболочка и флеш-карта с отчетом о работе программ. *** Следующая газета появилась спустя сутки. Рид принес ее без просьбы, бросил в Коннора так, словно передавать вещи из рук в руки считал позорным, но не ушел, а двинулся к санузлу, светя по сторонам прожектором, как любопытный подросток в заброшке. Коннор первое время молчал, знакомясь с содержанием титульной страницы, и только перевернув ее спросил: — Есть новости от Хэнка? — будто эта тема не была единственной, по-настоящему для него важной. — Ни-ка-ких, — по слогам протянул Рид. Хрипотца в голосе выдавала его усталость наравне с темными полукружьями под глазами. — Может и дает отчеты Фаулеру, а я с ним не пересекался, ни в жизни, ни в работе, так что не ебёт. — Но это неправда, — Коннор опустил газету. — Хэнк сказал, что помогал тебе найти жилье, и этот дом тоже. А еще, что отмазал тебя после допроса Улама Гафара. Таким образом получается, что и в жизни, и в работе были пересечения. — Старик любитель потрепаться с консервами… — Дата судебного заседания назначена на следующую неделю, — как ни в чем не бывало продолжал Коннор. — Все произойдет в Вашингтоне, событием заинтересовалась европейская пресса, Иран обещает прислать наблюдателя несмотря на тяжелую обстановку в стране. — Ты разве не должен отключиться от интернета, чтобы тебя не нашли? — Я прочитал это в газете, — Коннор зашуршал страницами, — но нигде ни слова о Департаменте Детройта и о тебе лично, хотя мне известно, что именно ты производил арест. — Ну тут и духота… — Скорее всего потому, что его подельники из Нового Исламского Государства еще могут быть на свободе, — продолжал Коннор. — Что произошло на допросе? Рид повернулся и направил свет Коннору в лицо. Диодные лампы прожектора превратили скин в белое пятно, тень острыми гранями выстроилась позади. Человек зажмурил бы глаза и заслонился рукой, но оптические блоки Коннора моментально перестроились, закрыли диафрагму и стабилизировали изображение. Гэвин выглядел недовольным, вряд ли тема доставляла ему хоть немного удовольствия, но он не уходил, и это давало Коннору шанс. — Какое тебе вообще дело? Почему интересуешься? — Потому что это касается Хэнка. — Да ты на нем зациклился! Вот старый извращенец, приручил робота, а до этого только и говорил, как вас ненавидит, сколько развелось, куда только все смотрят. А сейчас, хах, сам в глаза долбится. Ну или не только в глаза, куда вы там предназначены. На диоде заморгал желтый индикатор: Коннору не нравилось то, что он слышал. Это неприятно. Хэнк за такие разговоры вмазал бы по небритой морде и остался правым, но что позволено человеку… Нельзя портить отношения с Ридом, напомнил он себе. Сидя в бункере, Коннор полностью от него зависел, да и судьба Хэнка частично лежала у него в руках. — Араб вякнул кое-что любопытное, — устав от молчания, Рид продолжил. — Я хотел его дожать на ту тему, но ничего не вышло, я его только помял немного, вот и все. Прикладывать силу к свидетелям и подозреваемым во время допроса запрещено, Рида могли отстранить или вовсе уволить, но Хэнк, по-видимому, за него заступился или помог замять инцидент. Ситуация прояснилась совсем немного — Коннор по-прежнему не знал подробностей, но уже чувствовал, что Рид закрыл вопрос и больше на его счет распространяться не планирует. — Тебя охуенно ищут. По телевизору передали: типа «пропал» андроид, но по внутренним неприкрыто говорят, что сбежал. Хэнк в Огайо, на связь выходит, но возвращаться отказывается. Думаю, еще немного, и ему перестанут доверять. Все остальные новости узнаешь из газеты. Прожектор отвернулся, выбелил входную дверь с полуобнаженным механизмом замка, который Коннор успел хорошенько исследовать. Рид вышел, не попрощавшись, и бункер снова закрылся герметично. Концентрация кислорода немного повысилась, но мыслям было тесно в этих стенах. Коннор копил рассуждения, строил теории, делал в их файлах множество пометок, планируя проверить информацию сразу, как только получит доступ к интернету. Как только отсюда выйдет. До сих пор он лишь в теории понимал, что испытывают люди во время тюремного заключения, а теперь ощущал себя за что-то наказанным. Прочитав газету и сопоставив сегодняшние события со всеми остальными, Коннор быстро соскучился. В его распоряжении было огромное количество времени, которое он не знал, куда потратить. Разумнее всего погрузиться в стазис, чтобы экономить энергию — без подзарядки от спутникового модуля он мог продержаться две-три недели, не больше, — но Коннор не делал этого, боясь пропустить что-нибудь важное. Он наконец остановился на оригами. Несколько схем из программы по калибровке мелкой моторики сложились в журавлей, тигров и китов. Коннор выпрямлял крылья и плавники, продавливал сгибы, доводя фигурки до идеала; со второй газеты он начал усовершенствовать конструкции, добавлять деталей и менять конфигурации. Ровный лист превращался в небольшую, размером с пол-ладони, фигурку, и Коннор ощущал, как много энергии тратит на составление новых схем и их проверку в 3D-пространстве, но получал от процесса удовольствие. Ему даже удалось абстрагироваться от чувства тревоги и тяжести проблем, и когда бронированная дверь снова впустила Гэвина, все это обрушилось на Коннора, пригвоздив к полу. Реальная жизнь за стенами бункера набирала обороты. *** Медленно подошла к концу первая неделя заключения Коннора, потянулась вторая, такая же темная и скучная, полная отпечатанными новостями и редкими разговорами с Ридом. Тому доставляло удовольствие сообщать, что известий от Хэнка нет: Гэвин пристально следил за лицом Коннора, ловил изменения и широко ухмылялся, стоило Коннору проявить эмоции. «Чертовы девианты», чаще всего слышал Коннор в свой адрес. Фраза звучала то с презрением, то с опасением, а то и со злостью, но как Коннор ни пытался, а зафиксировать в тоне Рида ненависть не смог. То ли опыта не хватало, то ли Гэвин был не так однозначен в позиции. Стоило как следует над этим задуматься, и Коннор понимал: если бы Рид по-настоящему не мог терпеть машины, ничто не заставило бы его поселить у себя Коннора. Ни долг Хэнку, ни большие деньги — вообще ничего. Вскоре визиты Гэвина в бункер стали систематическими, так что Коннор легко мог просчитать, через сколько часов увидит его снова. Он ждал этих моментов даже несмотря на то, что слова Рида часто больно его задевали — все-таки тот оставался единственным, с кем Коннор хоть как-нибудь мог поговорить. Но на сгибе недели, в ночь на четверг, Гэвин зашел незапланированно. Поставив на пол прожектор, он бегло осмотрел ровные ряды бумажных фигурок и провозгласил: — Все это нужно собрать. Коннор молчал, ожидая объяснений. — До последней бумажки. Все, что ты здесь оставил. Сегодня мы уезжаем. Категоричность, звучавшая в этом заявлении, поставила Коннора на ноги, взволновала и заколола диод желтыми вспышками: — Хэнк здесь? — Старик передал кое-какие инструкции, и если ты вдруг не будешь им следовать, я за себя не ручаюсь, ясно? Вопрос не был риторическим, и Коннор кивнул, соглашаясь на условие. — Я сказал, что это все нужно собрать. — А потом? — Вынесешь наверх. И чтобы не осталось вообще ничего, ты меня понял? Абсолютно ничего, ни клочка бумаги, ни нитки с твоей формы, ни… — Я понял. Уже собираю. Он хотел знать, в чем дело. Что передал Хэнк, почему Гэвин использовал «мы» там, где уместнее сказать «ты» или хотя бы «вы» — если вместе с Хэнком. Но такова манера Гэвина: если он не сказал все и сразу, то лучше на него не давить, чтобы не разозлился и из неприятного типа не превратился в мудаковатую сволочь. Сейчас, когда Коннор все еще чувствовал от него зависимость, портить с Гэвином отношения не стоило. Собрав оставшиеся страницы газет и все фигурки, Коннор изолировал каталог спутникового модуля, чтобы никто не мог к нему подключиться, и поднялся по лестнице в коридор. Впервые он смог немного рассмотреть дом Гэвина. В нем были невысокие потолки и наклеенные до самого верха обои, деревянные двери в точечках краски, полупустые комнаты, две из которых Коннор видел со своего места. По центру гостиной стоял походный рюкзак, весьма потрепанный временем и две старые банки с белой краской. — Закончил? — Позвал Гэвин из второй комнаты. — Кидай прямо там. — Какой у нас план? — находиться в неведении Коннору поднадоело, но его вопрос получил не совсем ожидаемый ответ: — Видел там краску? Закрой дверь в бункер и облей как следует. Чтобы в стыки попало, вообще по максимуму. — Зачем? — Потому что я так говорю, что не понятно? — Гэвин высунулся из двери и свирепо посмотрел на Коннора. — Время теряем, делай! Коннор подчинился. Захлопнул дверь бункера и вылил на нее краску, одно ведерко за другим. Отступил от медленно растягивающегося по полу пятна, рассматривая результат: похоже, Гэвин хочет избавиться от любых следов использования бункера перед отъездом. Он поставил ведра в конце лестницы и вернулся в гостиную, где Гэвин пропихивал в рюкзак дорожный набор инструментов. — Рукав запачкался, — Коннор показал два небольших пятнышка от краски, но Рид даже не поднял голову, чтобы на них посмотреть: — Там в спальне одежда, переодевайся. Если кроссовки налезут — хорошо, а если нет, не знаю, придется оставить эти твои копыта. У тебя три минуты. Кроссовки налезли и даже были немного велики, и Коннор зашнуровал их потуже, чтобы нога не скользила. Потертые темные джинсы кончались на щиколотке, но футболка и свитер были как раз. Оглядывая мутное отражение в оконном стекле, Коннор догадался, что это старая одежда Гэвина. Он даже узнал свитер, в котором несколько раз видел Рида в Департаменте. — Ну, готов? — Гэвин заглянул в комнату. — Да. — Лампочку не снял. Ты хоть до чего-то можешь додуматься сам? Лишаться диода Коннору не хотелось. Так делали все девианты; он не отрицал свою принадлежность к ним, но шаг казался радикальным. Сейчас андроиды вне дома вызывают массу подозрений как со стороны людей, так и от патрульных офицеров, но можно ведь надеть шапку, чтобы прикрыть свет… Шапки в комнате не было. Коннор позволил себе обыскать полупустой шкаф, чтобы в этом убедиться, а потом отцепил индикатор кухонным ножом. Лезвие с неприятным звуком проскребло пластик, разъехался под давлением скин, но Коннор не ощутил ничего похожего на боль, только легкую грусть и информер о повреждении элемента, мелькнувший в поле зрения. — Куда все это? — он имел в виду и диод, и форму. — Пока в машину. Второго рюкзака нет, так понесешь. Вперед. Дождь, конечно, давно перестал. Земля на подъездной дорожке застыла от холода, и Коннор с трудом мог различить собственные следы и отпечатки ботинок Хэнка. Гэвин тоже увидел их, но покачал головой и молча запер входную дверь, а потом махнул Коннору рукой — двигатель черного «тахо» уже рычал и грелся. Коннор мельком успел оценить автомобиль, пока шел к нему. Ржавчина и грязь покрывали решетку радиатора и диски, давно не мытое окно хранило следы движения дворников, номерные знаки выглядели настоящими, но проверить их без прямого подключения к базам Коннор не мог. — Поедешь сзади. Коннор сел назад без возражений. Ему было все равно, где находиться, если это место расположено в автомобиле Гэвина Рида. Он по-прежнему не знал, куда и надолго ли уезжает, но, глядя на бегущую череду желтых уличных фонарей, боялся, что видит Детройт в последний раз.1
15 апреля 2019 г. в 12:57