through millennia

      Пески Сахары принимают их с огромным недовольством, так что в первые несколько дней они теряют больше десятой части своих людей, которые погибают либо от обезвоживания, либо от укуса ядовитой змеи или скорпиона, либо из-за своей слабости… Шойду искренне раздражает это. Ему совершенно не нравится, что его людей каждый день становится всё меньше и меньше. Это значит, что он набрал слабаков. Значит, ему надо ещё больше замедлить ход, чтобы оставить лишь сильных. Из тысячи, которую Шойду за собой ведёт, должны остаться сильнейшие, чтобы наполнить его чашу мести кровью.        — Ещё двое погибло от жажды, — сообщает Нор. Шойду цыкает.        — Ты знаешь, что делать с их телами. Все прекрасно это знают. И пусть прекратят сообщать о смертях. Как только доберёмся, подсчитаем, — хмуро замечает предводитель.       До Тиб* его армия добирается в совсем изнурённом состоянии, и Шойду не нравится это ещё больше. Они потратили больше десяти дней на дорогу, хотя планировали управиться за шесть. Первым делом армия идёт во дворец, в громадное и роскошное здание. Их не пускают сразу, но наследник фараона, не побоявшись выйти с ними на переговоры и заинтересовавшись предложением, приказал пустить их. Шойду кривит губы, не веря в то, что это было так легко, поэтому не ослабляет бдительности. Его люди остаются на огромной внутренней площади, ограждённой высокими роскошными стенами, и совсем скоро они получают долгожданную воду и еду. При пересчёте всех выживших Нор получает неутешительный вывод: чуть меньше пятой части людей погибло. Тех, кто умер от жажды, съели. Укушенных змеями и скорпионами не трогали, побоявшись, и зарыли в песок, разобрав вещи умерших.        — Преклонитесь пред сыном самого Птаха, повелителем крокодилов и предводителя их Себека, солнцем и луной, небом и землёй Египта, Великим фараоном Небтои Первым, — громогласно объявляет не видимый человек. Шойду несколько хмурится, услышав его голос, и смотрит на фараона, который окидывал его явно презрительным и высокомерным взглядом, требующим повиновения. Предводитель европейской армии даже не шелохнулся. Только усмехнулся, хмыкнув, и подошёл ближе.        — Я слышал, что ты не такой уж и повелитель… — тянет Шойду, чем явно оскорбляет фараона. У того чересчур молодое лицо, даже слишком. Это ещё мальчишка, которому нужно вставить мозги на место.        — Как ты смеешь говорить такое? — выплёвывает Небтои, вздёрнув большой и острый нос.        — Я могу так говорить, потому что знаю, что по другую сторону Нила, — тянет Шойду, — есть то, что мозолит тебе глаза. — Мальчишка хмурится и сопит носом, давая предводителю понять, что он прав. Усмехнувшись, Шойду подходит ещё ближе. — Я могу помочь избавиться от этой мозоли. Прошу лишь о немногом: провиант для моей армии, ваших самых сильных людей и…        — Землю не отдам. Она принадлежит мне. Только мне! — подрывается со своего трона Небтои.        — Я и не прошу, — жмёт плечами Шойду. — Она мне не нужна. Мои люди получат кровь того народа, а я заберу с собой одного человека. — Фараон хмурится, смотря на него.       Эти переговоры вряд ли продлятся слишком долго.        — Тай, — обижается Джош, когда молодой фараон не делится с ним кусочками апельсина, к которым мальчик старательно тянется. Джозеф посмеивается и всё же протягивает ему дольку, одновременно с этим поцеловав Дана в нос. Мальчик довольно морщится, раскусывая кусочек сладчайшего апельсина, и с удовлетворением выдыхает.        — Кушайте, — ласково отзывается Тайлер, гладя Джоша по круглому животу и чувствуя пинок в ответ на действия.        — Ты отвлекаешь его — ему это не нравится, — улыбается мальчик, стаскивая с золотых тарелок самые свежие фрукты и с удовольствием поглощая их. Джозеф снисходительно качает головой. Он не будет спорить, или возмущаться, или шутить в ответ. В их жизни только сейчас началась идиллия. Со временем, но Джош всё же привык к своему статусу и смирился с ним, пообещав Тайлеру, что больше никогда и ни за что не будет винить себя в чём бы то ни было. Но сейчас, Джозеф надеется на это, мальчик, кажется, совсем забыл об этом и успокоился, решив насладиться спокойствием, которого он так долго ждал с того самого момента, как приехал сюда. Тайлер счастлив, смотря на улыбку Джоша. Джош счастлив, чувствуя себя в безопасности. И на их стороне Нила мир и процветание. Джош рад, что благодаря этому фараон смог уделить ему заветное время. Ему правда не хватало этого. А сидеть каждый день в одиночестве, где иногда тебя навещает врач, мать правителя или прислуга, шепчущаяся за твоей спиной, не очень-то и приятно. Недавно Джош вовсе поймал себя на том, что рассказывает ребёнку о том, как он прожил семнадцать лет своей жизни в Европе. И это странно. Ему не хочется, чтобы их сын (а Джош уверен, что это мальчик) чувствовал себя виноватым в том, что он скучает по дому. Маленькому ребёнку этого не надо.        — Джош… — негромко зовёт его Тайлер, приобняв и пригрев ладонь на натянутой коже. Мальчик поднимает голову, смотря на него и показывая, что готов слушать. — Я люблю тебя, Джош, — улыбается ему Джозеф. Мальчик тоже дарит ему улыбку и целует в губы, повиснув на шее. Тайлер придерживает его, обнимая и отвечая.       У них всё прекрасно. Скоро их семья станет больше. Скоро они… Нет, они уже очень счастливы. Ребёнок — это лишь приятное дополнение к счастью. Важнее сейчас то, что они есть друг у друга, что Тайлер — опора для Джоша, а Джош — опора для Тайлера.        — Нет! — истерично кричит Дан, пытаясь вырваться из рук лекарей, которые всё это время держали его. — Нет-нет-нет-нет!.. — Он истошно вопит, запрокидывая голову и несдержанно плача, так что почти что не видит, как его ребёнка, не издавшего с момента рождения ни единого звука, уносят из комнаты. Джош захлёбывается, кашляя, и произносит уже совсем не внятные фразы, умоляет вернуть ему новорождённого малыша, дрожа от безысходности. Люди вокруг кричат ему о том, что следует успокоиться, потому что он может навредить и себе. Джош не хочет успокаиваться. Он истерит, рвёт себя изнутри, кричит, пытается вырваться… Ему слишком страшно за ребёнка. Почему он не кричал? Почему Джошу не дали его на руки? Почему? Почему-почему-почему?.. Дан вот-вот сойдёт с ума. Его лицо раскраснелось, стало практически багровым; руки и ноги онемели; боль физическая отошла на второй план, уступая место беспокойству и раздирающей изнутри боли. Джош сомневается, что когда-то ему было больнее, чем сейчас.        — Прекратите! Вы навредите себе! — чуть ли ни на ухо кричит ему лекарь, и Дан ударяет его сжатым до побелевших костяшек кулаком, так что одна его рука оказывается свободной. Мальчик вдыхает больше воздуха, собираясь с силами, и каким-то чудом вырывается из рук, слетая с постели. Ноги отказываются держать его. Он вспоминает о физической боли и беспомощно стонет, не зная, что делать, плачет, царапая пальцами каменный пол и раздирая на них кожу. Это так бесполезно. Он ведь даже не видит толком, куда идти: слёзы не позволяют этого сделать.       Джош завывает, почувствовав, как его поднимают за руки и прижимают к себе. Он чувствует знакомый запах и льнёт к нему, вцепляясь в спину Тайлера.        — Они унесли его, — еле различимо мямлит Джош ему под ухо. — Куда они унесли его? Пусть они вернут его, — умоляет мальчик, закашливаясь снова. Тайлер напряжённо выдыхает, вздыхая, и осторожно садится с ним на постель, усаживая к себе на колени и убаюкивая.        — Всё хорошо, Джош. Он в порядке, — шепчет фараон, гладя его по спине и утыкаясь носом в макушку. Он слабо покачивается из стороны в сторону. — С ним всё хорошо…        — Это мальчик… — рвано выдыхает Джош. Он дрожит, резко бледнея и жмурясь до неприятной боли. — Мальчик…        — Да, — всё также шепчет Тайлер, — мальчик… — Он поджимает губы, нервничая. Ему нужно сейчас уложить Джоша спать, чтобы его организм отдохнул и восстановился, не причинил себе ещё больше вреда. А завтра будет крайне тяжёлый день.       Тайлер не знает, как тот лекарь нашёл в себе силы сказать о смерти малыша. И Тайлер не знает, как в себе найти силы, чтобы сознаться в этом Джошу.        — Второй раз, Тайлер, — хмурится Келли, встретившись с сыном. Джозеф сжимает пальцы в кулаки. — Он теряет вашего ребёнка второй раз.        — Он не виноват, мама, — терпеливо отвечает фараон. — Если так случается, значит, ещё не время. Пусть он оправится после родов, и мы…        — Ты вообще видел, что появилось из него? — не сдерживается и повышает голос женщина. — У твоего ребёнка была вмятина на голове, Тайлер! Ты видел это?! А как перекосило его голову?! Шея просто!..        — Мама, хватит, — холодно обрывает её Джозеф, нервно сглатывая и чувствуя, как у него дрожит и чешется горло. — Он не виноват…        — Он носил твоего ребёнка. Он был в ответе за него всё это время, — скрипит зубами Келли. — Я выгоню его, Тайлер. Ему был дан второй шанс. Он не воспользовался им и сделал только хуже. Как только он придёт в себя и восстановится, пусть возвращается в храм, понял? Позже женим тебя на дочери посла, Дженне. Вы много времени проводили вместе в детстве. Думаю, брак не составит труда. Когда она родит тебе наследника, тогда можешь подумать и об этом мальчишке, но твоим официальным любовником ему уже никогда не стать. Даже если он родит тебе ребёнка одним из первых наложников. Понял меня?       Тайлер поджимает губы. Разве он не правитель? Почему она говорит ему такое? Почему отдаёт приказы? Тайлер — фараон. Он имеет право делать то, что хочет и когда захочет. Он не обязан слушать свою мать, которая явно настроена против Джоша. Все во дворце, кажется, настроены против него. Да, верно. Тайлер совсем позабыл об этом. Ему не раз доводилась выслушать слухи прислуги, распускаемые по стране. И Медди, его сестра, говорила, что их мать нелицеприятно отзывается о храме в целом. Кажется, она считает, что его вообще не должно существовать… Тайлер напряжённо выдыхает. Если от храма избавятся, то Джошу будет совсем некуда пойти. Как Тайлер сможет отвезти его к родным сейчас? У него на это времени. Он в ответе за страну и людей, живущих в ней. Джош потеряется. Его совсем изживут во дворце. Он не будет счастлив здесь, как бы Тайлер ни старался. Здесь слишком много недоброжелателей.       Но если Тайлер отправит его обратно в храм, то… Джош проживёт там в тишине и спокойствии до конца своих дней. Джозефу будет очень грустно от того, что они совсем не будут видеться, но так будет лучше для них обоих. Правда, вряд ли Джош это одобрит. Вряд ли эта идея ему вообще понравится. Только вот Тайлер хочет, чтобы он был в безопасности и под надзором.        — Мама… — отзывается фараон. Келли открывает рот, чтобы высказать ему, как ей это всё надоело, но замирает, увидев серьёзность в глазах сына. — Он вернётся в храм при единственном условии. — Женщина сглатывает, кивая, давая понять, что она готова слушать. — Ты не будешь посылать туда людей, чтобы они всех перебили и уничтожили всё. Я не буду себе позволять даже думать о храме и о людях оттуда, — ставит условие фараон. Келли принимает его коротким кивком головы, соглашаясь.        — Если ты так хочешь. Тогда пусть он покинет столицу через…        — Два месяца, — отрезает Тайлер. — Он проживёт здесь ещё два месяца. — Не дождавшись реакции матери или ответа, Джозеф разворачивается и уходит к себе.       Ему ещё предстоит очень долгий и тяжёлый разговор с Джошем.       Дан морщится из-за покалывающей боли, переворачиваясь на другой бок и пытаясь устроиться поудобней. Он смотрит на ковёр, чуть свесившись, и тяжело вздыхает, не понимая, почему ему до сих пор не принесли ребёнка, а лекари продолжают капать на мозги расспросами о состоянии. Джош в порядке. Лучше принесите ему его ребёнка. Он хочет взять его на руки, поцеловать в лоб, покормить, обнять… Ему хочется почувствовать, что у него появилась семья. Лекари как будто воду во рту держат — ничего не говорят, только игнорируют либо меняют тему. Джошу это не нравится. Ему страшно, что с его ребёнком могло что-то случиться, а он до сих пор об этом не знает. Вдруг у него какая-то болезнь? Или во время родов что-то пошло не так? Может, Джош неправильно тужился?       Мальчик замучено стонет, не зная, как быть. Почему все молчат?        — Джош… — Тайлер осторожно переворачивает его на спину и обнимает, целуя в губы. Дана это немного успокаивает, и он прижимается к фараону, облегчённо выдохнув и зажмурившись.        — Мне не приносят его, — жалуется мальчик. — Почему я не могу увидеть его, Тай? — Джозеф целует его в нос и уголок губы, успокаивая.        — Ты ещё слаб, — шепчет Тайлер. — Ты же такой маленький и…        — Я просто хочу увидеть нашего сына, — обрывает его Джош, вздыхая. — Ты дал им приказ ничего не говорить? — Мальчик смотрит в его глаза. Тайлер вздыхает. Он понимает, что от этого разговора никак не убежать: Джош всё равно узнает об этом. И ему будет ещё больнее, если Тайлер сам не расскажет о случившемся. Но, может, от этого получится оградить совсем? Или?.. — Тай… Пожалуйста, скажи мне… — Джош вот-вот заплачет от обиды. Неужели даже любимый человек не может ему рассказать.        — Джош… — Тайлер садится на кровати рядом с ним и берёт за руку, крепко сжимая и выдыхая напряжение. Ему нужно просто расслабиться и сказать. Просто сказать, что… Как это вообще сказать? Какие подобрать слова? Как набраться смелости? — Джош, он…        — Это какая-то очередная несуразная традиция? — вздыхает мальчик. — И сколько я его не увижу?       Тайлер нервно сглатывает. Ему страшно и не по себе от того, что он знает ответы на все эти вопросы и не может дать нормальный ответ. Он совсем не может подобрать слов.        — Можно я задам очень глупый вопрос? Ты можешь забеременеть?       Тайлер несильно хмурится, взявшись за голову и сжав её. Что за адская щемящая боль?        — Тай?.. — Джош подрывается, не обратив внимания на свою боль, и обеспокоенно осматривает его, взяв щёки в ладони. Джозеф смотрит на него с грустью и отчаянием. Извиняется одним взглядом. Дан вздыхает и крепко обнимает его. — Всё хорошо… — Тайлер сглатывает, осторожно обхватывая его за пояс и прижимая поближе к себе. Наверное, боги решили наказать его за молчание головной болью. По крайней мере, иначе Джозеф это объяснить не может.        — Нет… — наконец выдыхает фараон. Он чувствует, как Джош пытается отстраниться, но удерживает его. — Он умер, Джош. При рождении его шея… — Тайлер не удерживает его из-за резкого толчка в грудь и видит ошарашенное лицо мальчика, не верящего в его слова.        — Нет… Нет-нет-нет… Он… Это глупая шутка, Тайлер… — Дан сжимается в маленький комочек, дрожа. — Ты лжёшь, Тайлер. Такого не могло случиться… — Джозеф тяжело выдыхает, касаясь его плеча, но мальчик скидывает ладонь, дёрнувшись. — Я не поверю тебе, пока не увижу. — Джош решительно смотрит на него, хотя в глазах стоят слёзы и отчаяние. Тайлер мотает головой.        — Исключено, Джош. — Дан дёргается так, будто бы хочет накинуться на него подобно озверевшей львице, на потомство которой позарился нерадивый хищник. Тайлер готов расплакаться вместе с ним. Из Джоша получился бы замечательный отец. И Джозефу совсем плохо от мысли, что им придётся подождать ещё немного.        — Это мой ребёнок! Я хочу его увидеть! — срывается мальчик на истерику вновь, задыхаясь слезами и раздирая кожу на плечах. — Я не верю, что это случилось! Это не случилось! — хрипит Джош, завывая и не зная, что ему делать дальше. Из-за него Тайлер потерял ребёнка. Из-за него испортилось всё.        — Джош, иди сюда… Я тут… — шепчет фараон, всё же осторожно обнимая его и целуя в щеку и шею.        — Это всё я, Тай… — еле как выдавливает Дан, выскальзывая из его рук и падая на кровать. — Это я…        — Ты не виноват… — пытается успокоить его Тайлер, хотя сам готов расплакаться вместе с ним. — Джош… Джош, ты не виноват… — Фараон осторожно ложится рядом, боясь, что Дан снова оттолкнёт его, и обнимает, целуя в макушку.        — Виноват… Он умер из-за меня. — Мальчик рвано всхлипывает, мня одеяло и подушку в руках. — Я убил его. Я вообще ничего не…        — Джош!.. — не выдерживает Тайлер, из-за чего Дан вздрагивает и испуганно замирает. — Ты ни в чём не виноват, слышишь? — уже мягче говорит Тайлер. — Ты испугался. Любой на твоём месте испугался бы. Я расстроен этим не меньше тебя, но я не виню тебя, Джош…       Дан дрожит. Он не знает и не хочет знать, откуда в нём столько сил на продолжение вчерашней истерики.       И Тайлер ни за что не скажет ему, что их сына уже уложили в саркофаг. Джозеф впервые видел настолько маленький и простой, но он врезался ему в память слишком сильно. Теперь это его ночной кошмар.