Отражение: Миссия.

— Какая красивая яхта! — воскликнула Стэлла. — Смотри, Мика, это яхта. Кораблик. И мы сейчас на нем поплывем. — Буль? — немного недоверчиво уточнила Мика. Лекс, радостно смеясь, потянулся с рук Себастьяна к яхте. — Так, — напомнил Себастьян. — Стэлла, на тебя и на детей сразу спасательные жилеты и не снимать. — А купаться с нее можно? — спросила Стэлла. — Можно. Без жилета. И по одному. — Скучно мелким будет, — предположил Барнс. — Стэлла, не стукнись головой о гик. Да, это вот эта горизонтальная штука. Он дождался, пока все заберутся на борт, помог надеть на детей жилеты, купили специально самые маленькие, какие нашли. Барнс прошёлся по здоровенной девяностофутовой яхте, проверяя последний раз все, что только можно, и отдавая швартовы. Мотор уже работал на холостом ходу. Как обычно, они выходили в море в полдень. Барнс уверенно вывел яхту из бухты в океан, все дальше и дальше от берега. — Ну, хватит, — сам себе сказал он и вырубил мотор. Чехлы с парусов давно были сняты, и оставалось только потянуть за фалы, чтобы сине-белые паруса взмыли вверх, наполняясь упругим свежим ветром. Барнс стоял за рулём, уверенный в себе и в том, что делает, и чуть улыбался, ловя неимоверный кайф от процесса. Форштевень мягко взрезал водную гладь, паруса прониклись попутным ветром, яхта споро шла на восток, ведомая уверенной рукой. Себастьян и Стэлла уселись в шезлонги на узкой палубе, держа детей на руках. — Смотрите, — сказал детям Себастьян. — Это открытый океан, и мы идем по нему на яхте. Правда, сейчас вы мало что поймете, — добавил он тише. Сам он наслаждался простором и ветром. — Тица, — показал Лекс на чаек, кружившихся в небе. — Много птиц, — кивнул Себастьн. — Это чайки. — Чай-чай! — крикнула Мика. Получилось очень похоже на чаячьи вопли. Барнс наслаждался ветром, трепавшим выбившиеся из косы волосы, посматривал на компас и точно держал курс на соседний остров. Океан благоволил их путешествию, яхта летела, подгоняемая ветром, по небольшим волнам, солнце светило сквозь набегающие перистые облака. Почти пасторальная идиллия. — Лапушка! — крикнул Барнс. — Купаться будем? — Давай по очереди, — предложил Себастьян. — Чтобы за детьми каждый раз присматривали двое взрослых. Минут через десять Барнс убрал паруса и кинул якорь. Яхта нехотя остановилась и замерла, покачиваясь на волнах. — Ну, кто первый хочет? — спросил Барнс, подходя к сидящим в шезлонгах Себастьяну и Стэлле, и подхватывая на руки Мику. — Будешь купаться с papoi в океане? — Атя! Атя! — обрадовалась Мика. — Атя а? — обиженно посмотрел на Барнса Лекс, который почувствовал, что его в чем-то обделяют. — Конечно, и ты будешь купаться, — Барнс подхватил на руки и Лекса. — Только по очереди. Чтобы тата не волновался. — Сейчас мы посмотрим, как купаются рара и Мика, а потом будем купаться сами, — сказал сыну Себастьян. — Давайте, ныряйте. Барнс не рискнул прыгать с дочкой с борта, хотя сам бы нырнул только так. Он откинул трапик на корме и аккуратно по нему спустился с Микой на руках. Конечно, купать таких маленьких детей в открытом океане было опасной затеей, Барнс иногда думал, что у Стэллы кровь стыла в жилах, что он вытворял с малышами (одно закаливание чего стоило), но Себастьян позволял ему это, и Барнс делал без зазрения совести. Он как мог аккуратно погрузился в воду, сразу перевернувшись на спину, и посадил Мику себе на грудь. Та била ручками по воде, по литым мышцам и озиралась вокруг, а Барнс молился, чтобы малышка не закатила истерику, поняв, что суши нет вообще. — Представляешь, Мика, ты купаешься в открытом океане, — сказал ей Барнс. — Давай нырять. — Ать! — согласилась Мика, и Барнс сделал несколько сальто в воде вместе с ней, каждый раз выныривая и давая вдохнуть. Минут через двадцать, когда Мика устала не только плавать и нырять, но и сидеть у Барнса на груди, он подплыл к яхте, подтянулся на одной руке на трапике и передал Мику Стэлле, а потом вылез и сам. — Атя! — потребовал Лекс. Себастьян вместе с ним полез в теплую ласковую воду. Они плавали те же двадцать минут, Лекс фыркал, как моржонок, и не хотел вылезать. Поднявшись с сыном на борт, Себастьян укутал его в полотенце и спросил: — Пойдешь купаться, Стэлла? — Пойду, — уверенно ответила она. — Аккуратнее, тут водятся акулы, — смеялся Барнс, когда Стэлла аккуратно слезала в воду, думал напугать ее, но та лишь фыркнула и поплыла. — Вот так, мелкие, у вас просто бесстрашная няня. Пойдем их уложим, как раз Стэлла накупается. С тебя еда, с меня продолжение плавания. С Микой на руках, которая уже отчаянно зевала, Барнс подошёл к Себастьяну и, приобняв его, поцеловал. — Мой лапушка, — шепнул Барнс так тихо, что слова унесло ветром, и об их смысле можно было догадаться только по губам. Детей уложили в каюте в гамаки, подвешенные к потолку. — Из меня тот еще кулинар, — покачал головой Себастьян. — Не жалуйся потом. — Ладно, тогда тебе рулить, — предложил Барнс. — Готовься, а я пойду выну из воды Стэллу и якорь. Себастьян рассмеялся, поправил детям тонкие одеяла и пошел становиться за штурвал. Барнс помог выбраться Стэлле, которая пребывала в полном восторге от купания. — Работая на вас, никакой отпуск не нужен, — улыбаясь, призналась она. — На Аляску летом в палатке жить поедешь? — тут же спросил Барнс, и Стэлла глубоко задумалась, потому что яхта в океане и палатка в сопках Аляски были диаметрально противоположными вещами. — Да я шучу. Вытащив якорь, Барнс быстро поставил паруса, вывел яхту на курс и отдал штурвал Себастьяну. — Правь на восток, — сказал он, указывая на стрелку компаса, — а я пошел сооружать нам пожрать. Себастьян правил яхтой. Стэлла пошла переодеться и проверить, как там дети. Барнс соорудил нехитрый обед и они успели поесть, пока дети спали. А дальше Барнс стоял за штурвалом, пока Стэлла и Себастьян развлекали детей, как могли, потому что те хотели бегать, а бегать было банально негде. На небе давно отгорели последние краски заката, когда детей удалось уложить спать. Они, несмотря на то, что активных игр у них было мало, вымотались за день от массы новых впечатлений. Стэлла вышла подышать воздухом перед сном. — Ты будешь всю ночь рулить? — удивилась она, увидев, что Барнс не собирается становиться на якорь. — Да, — кивнул Барнс. И сказал, как есть, решив, что сойдёт за шутку. — Я, знаешь ли, суперсолдат и все такое, могу себе позволить. — Шуточки у вас, мистер Барнс, — засмеялась Стэлла. — Спокойной ночи. Они провели на яхте два дня, оставив Большой остров далеко позади, они обошли Молокаи, на котором практически не было никакой инфраструктуры, и возвращались обратно. Дети просились в воду при любой возможности. Себастьян заметил, что они стали намного лучше плавать. Стэлла немного загорела и уже не была такой бледной, как в Нью-Йорке. Барнсу нравилось это ощущение свободы, которое давал ветер, несущий вперед яхту, которую, идя гоночным бейдевиндом, Барнс умудрялся разгонять намного быстрее ветра, но заставить глиссировать такую махину у него ни разу не получилось. Хотя он очень старался. Конечно, Барнс натерпелся, потому что малыши норовили побегать по яхте, к качке которой быстро привыкли, вылезть за борт, совершенно ничего не боясь, и от этого каждый раз сердце замирало, пока Себастьян или Стэлла не перехватывали их. В этот раз они вернулись немного позже заявленного времени, но хозяин яхты, как Барнс со смехом предполагал, не прыгал по причалу, ему вообще было до фонаря, вернулись они, или нет к назначенному времени. Пришвартовавшись, Барнс помог Стэлле и детям оказаться на берегу. — Я пошел сдаваться, а ты вызывай такси, — сказал он Себастьяну. Вызвать пришлось две машины — с детским креслом в каждой. Пока Баки сдавал яхту, Себастьян и Стэлла рассадили детей по машинам. — Завтра сходим в зоопарк, — пообещал Себастьян. — Что, Стэлла, заспамила ты Инстаграм своими фоточками? — Вас с Баки там не было, — заверила Стэлла, зарумянившись. — И детей тоже. — Зато теперь тебе все твои подписчики будут завидовать: Гавайи, яхта… — Ну это лучше, чем когда они меня жалели, потому что работать сразу с двумя детьми тяжелее, чем с одним, — резонно заметила Стэлла. — И скучать малыши по мне не будут, когда вы меня уволите, потому что я им не заменяю родителей, как бывает, а только дополняю. Себастьян внимательно посмотрел на нее. — Знаешь, — сказал он, — не рассчитывай на скорое увольнение. Они, конечно, в садик пойдут, но ведь сначала только на полдня. Плюс Баки хочет с трех лет отдать их на какую-нибудь борьбу, значит, надо будет их возить. А у нас работа, сама знаешь, какая. А тебя мы знаем, и мелкие тебя любят. — Все, поехали, — вернулся Барнс. — Нас любят и не стали драть за лишние пару часов. Я обаяшка. Детей они накормили еще на воде, и те сейчас были сыты, довольны и собирались уснуть прямо в машине. — Я тебе который год твержу, что ты обаяшка, а ты все не веришь, — сказал Себастьян. Они кое-как разместились по машинам и поехали в гостиницу в городе. — Обаяшка у нас ты, а я так, прикидываюсь, — рассмеялся Барнс. Он слегка вымотался за эти двое суток, мечтал промыть голову от соленой воды, потому что на яхте этого сделать было просто невозможно, поэтому предвкушал в первую очередь в номере ванну, а потом все остальное. — Значит, ты хочешь сходить в зоопарк с мелкими? — прикидывал планы на завтра он. — Я посмотрю, может быть, с вами не пойду. У меня тут образовались люди, которые ждут именно моего перевода, представляешь? И готовы ждать чуть ли не неделю. Вот долбанутые, есть переводчики ничуть не хуже меня. — Ты обаятельный, — повторил Себастьян с улыбкой. — Хочешь, я вымою тебе волосы? — Хочу, — тут же согласился Барнс. Он любил, когда Себастьян мыл его голову, еще он любил, когда Себастьян его расчесывал, но чаще делал это сам, потому что процесс был непростой. — Еще я хочу пожрать. А потом окопаться в койке и не выпускать тебя оттуда. Последнюю фразу Барнс сказал на ухо, интимным шепотом. Себастьян, стиснутый между детским креслом со спящей Микой и Баки, тихо рассмеялся. Не отличающийся расточительностью Барнс на отдыхе всегда на деньги плевать хотел, поэтому сняли два номера, один для них с Себастьяном, другой для Стэллы с детьми, не самые дорогие, которые были, но близко к этому. — Есть, купаться, потом мыть мне волосы, и я буду счастлив до следующего купания, — предлагал программу на вечер Барнс, развалившись на здоровенной кровати. — Потом ужин и ты. — Закажем еду в номер? — спросил Себастьян. — Заказывай, — согласился Барнс, похоже, не собирающийся расставаться с понравившейся ему кроватью. Он только что не попрыгал на ней, знал, что кровать такого издевательства не выдержит. В итоге он устроился по-турецки почти в ее центре, устроив на коленях ноут и отключился от мира живых минут на двадцать, проверяя почту и заливая фотки в Инстаграм. Два официанта прикатили тележки с заказанными блюдами. Они явно рассчитывали увидеть в номере толпу и очень удивились, что в ней только два человека. Себастьян вручил им чаевые, выпроводил и запер дверь. — Еда тут, — объявил он, снимая крышку с блюда. — Уммм, ребрышки в кисло-сладком соусе, мои любимые! Послышался неслабый хлопок крышки ноутбука. — У меня есть работа, — радостно сказал Барнс, беря первую попавшуюся тарелку с запеченой рыбой. Прихватил приборы и устроился в кресле. — Так что я с вами не купаюсь. И завтра в зоопарк не иду. Но на тебя вечером я время найду обязательно. — Котик, ты хоть объясняй своим заказчикам, что у тебя тоже бывает отпуск, — посоветовал Себастьян. — Надо же разгружать мозги. — Не, если хочешь, я откажусь, конечно, — но было видно, что Барнса такой исход событий не радовал. Не то чтобы ему очень хотелось заниматься работой на отдыхе, но переводить он любил. — Я не требую, котик, — заметил Себастьян, — я только предлагаю. Просто всех денег все равно не заработаешь. Барнс взял следующую тарелку и снова устроился в кресле. — Знаешь, это странно. Вроде и детьми занимаемся, и что-то делаем, а все равно ощущение, что не делаем ничего. Устал я просто. Хочу отдохнуть вот таким вот странным способом, — он развел руками. — Ты просто не привык отдыхать, — Себастьян обгрызал мясо с ребрышек. — За все наши годы. У тебя, считай, отпуск только в Ваканде и был. До войны отпусков, насколько я знаю, не полагалось, Зимнему Солдату — тоже. — У Солдата был замечательный отпуск в ледяном гробу, — пожал плечами Барнс, его эта тема никогда особо не трогала. — Длиной в года иногда. Я могу заниматься одним и тем же, могу не заниматься ничем, я все-таки снайпер, а это много времени очень сложного ничегонеделанья. Мне нравится менять вид деятельности. А вы идите купайтесь. Будете со Стэллой смотреться, как милая семейная пара. — Да уже на Тамблере кипеш, что я с тобой расстался, женился и нарожал детей, — рассмеялся Себастьян. — Тебя жалеют, меня ругают, Стэлле завидуют. — Надо наспамить где-нибудь наших счастливых фоток с детьми, — предложил Барнс. — Интересно, а почему жалеют меня, вдруг это я от тебя сам ушел? Барнс рассмеялся идиотизму подобной мысли. По собственной доброй воле он бы не расстался с Себастьяном, наверное, даже если бы тот начал ему изменять или что-то в этом духе. — Перед отъездом наспамим и видео сделаем. Я давно не выкладывал историй. — Знаешь, я пойду тоже купаться, а то обязательно найдется кто-нибудь один, кто узнает тебя, увидит со Стэллой и мелкими, сфоткает и выложит в сеть, — Барнс взялся за десерт. — И потом начнет всякая хрень гулять. — Значит, сделаю видео с тобой. Так даже лучше. Представляешь, какая реклама Стэлле как няне? — И когда же ей придется сменить работу? — ехидно поинтересовался Барнс. — Когда дети в школу пойдут, — честно ответил Себастьян. — До этого времени нам все равно кто-нибудь понадобится, а она уже проверена и хорошо себя показала. И дети ее любят. — Ты же понимаешь, что это дохрена времени? — спросил Барнс. — Она может устроить свою личную жизнь и уйти от нас раньше. И это будет совершенно нормально, потому что сейчас наши дети отнимают все ее время. — Ну, с личной жизнью она сама решит, — заверил Себастьян. — Захочет уйти — держать не будем, но в ближайшие годы Стэлла нам нужна. Камилла, кстати, хоть и замужем, тоже увольняться не спешит и детей не заводит. И Камилла мониторит аккаунты Стэллы. Та очень жестко придерживается контракта: никаких записей о нас или детях, никаких фото, ничего такого. — Вот так вот, работает у охуенного известного человека, а никому рассказать об этом не может, — вздохнул Барнс. — Ну что, идем купаться, или поваляемся? — Мы компенсируем ей молчание офигенной зарплатой, — сказал Себастьян. — Она вот-вот свой студенческий кредит закроет, она мне говорила. Так что давай валяться, щекотаться и трахаться. Подхватив Себастьяна, Барнс, не церемонясь, швырнул его на кровать и навис сверху, прижав руки над головой. — Ты расскажешь мне, как ты хочешь, или я сам что-нибудь придумаю? — мурлыкнул Барнс, потираясь о пах Себастьяна. — Сааам… — протянул Себастьян. — Можешь меня даже привязать, здесь спинка подходящая. — Лентяй, — рассмеялся Барнс и принялся целовать Себастьяна, попутно раздевая. Идея привязать мужа была интересной, но за тем, чем привязывать, да и за смазкой все равно надо было идти, но очень не хотелось отрываться от любимого тела. — Вот были бы мы дамы, у нас были бы чулки и можно было бы привязать чулками, — мечтательно сказал Себастьян. — Приедем домой — тебе ничего не помешает надеть чулки. Я буду долго ржать, — честно сказал Барнс, выпуская Себастьяна. — Есть у меня веревка, не волнуйся. Не для тебя, конечно, берег, но сгодится. Он представил себе своего мужа в чулках, поясе и кружевном белье, и чуть не заржал, быстро отогнав эту картинку, пока она не уничтожила игривое настроение на корню. — Да я и здесь могу купить чулки, — улыбнулся Себастьян. — Тебе какие больше нравятся: черные, белые или телесные? С кружевом или без? — Нацепишь чулки — будешь дрочить, — предупредил Барнс, уходя за веревками и смазкой. Казалось, в его рюкзаке было все, что можно вообще придумать. Себастьян приподнялся на локтях и спросил: — Кому? — Себе, — откликнулся Барнс, шебурша в рюкзаке. — Я согласен привязывать тебя чулками, но не видеть их на тебе. — А я-то, может, мечтал… — протянул Себастьян. — Но подвязка же тебе понравилась. Очень быстро вернувшись, Барнс уселся на Себастьяна и стал аккуратно, но с явным знанием дела привязывать его руки к спинке кровати. — Я люблю мужика, — ласково говорил он в процессе, — и видеть хочу мужика, а не хуевый закос под бабу. Поэтому давай без чулок, любовь моя, чтобы меня инфаркт в расцвете лет не хватил. Закончив с руками, Барнс сдернул с Себастьяна остатки одежды и принялся привязывать ноги. Веревка у него была одна, но длинная, и ради такого дела он не пожалел сделать из нее четыре покороче. Себастьян лежал на кровати, растянутый между четырьмя углами, с горделиво торчащим членом, и часто дышал. Барнс с ехидной улыбкой взял телефон и сделал несколько снимков. — Такой красивый, а я даже похвастаться никому не могу, — вздохнул он. Скинув одежду, Барнс устроился между раскинутых ног Себастьяна и принялся поглаживать его по всему телу, периодически склоняясь и целуя. Ему нравилось дразнить Себастьяна, ласкать его на тонкой грани, от чего он сам неимоверно заводился, чувствуя, как тугой спиралью скручивается возбуждение. Себастьян закрыл глаза, отдаваясь ласкам, и то и дело облизывался, потому что губы сохли от возбуждения. Он вспыхивал и горел под ласками Баки, под прикосновениями его губ и рук. Барнс удобно устроился и обхватил губами головку, принимаясь облизывать и посасывать ее, не позволяя Себастьяну толкаться глубже. Перебирал в пальцах яйца и тяжело дышал, желая продлить ласки как можно дольше. Через некоторое время Себастьян начал тихо, почти неслышно стонать. Он сам отдался в руки Баки, целиком и полностью, и все же это оказалось сладкой пыткой. От этих стонов по телу Барнса пробегали мурашки возбуждения. Он хотел. Как же он хотел, но даже не касался себя, чувствуя как зашкаливает возбуждение, как раскаляется прохладный кондиционированных воздух, как тлеет между ними жар желания, готовый в любой момент вспыхнуть неистовым пожаром. Себастьян зажмурился, чтобы не видеть, не ждать. Ему казалось, он совсем уже близок к тому, чтобы кончить — и в то же время так далек! — Смотри на меня, — хрипло попросил-потребовал Барнс, коснувшись подбородка Себастьяна. — Смотри! Он налил на пальцы смазки и, наскоро растянув себя, завис над Себастьяном, приставив головку его члена к своему входу. Он был возбуждён настолько, что, казалось, кончит прямо сейчас, только от предвкушения ощущения члена в заднице. Себастьян смотрел, как Баки издевательски медленно опускается на его член, и там, где их тела соприкасались, кожа горела. Он подался вверх, чтобы быстрее оказаться в этом тесном, шелковом, влажном. Барнс полностью опустился на член и замер, медленно выдыхая, упираясь руками в грудь Себастьяна. А потом распластался по нему, умело, правильно задвигав тазом, целуя в шею, ключицу. Невозможность почувствовать ласковые руки просто сводила с ума, добавляя остроты ощущениям. Себастьян дергался в путах, не в силах прикоснуться к Баки и желая этого всем сердцем. Он весь пылал, соски ощущались двумя ноющими камушками. Баки двигался на нем, но медленно, так мучительно медленно... Резко поднявшись, Барнс задвигался на Себастьяне частыми, короткими, резкими рывками, выкрутил пальцами его соски до боли и сладко, протяжно застонал от ярких ощущений, что прошивали насквозь его тело. Себастьян закричал от смеси боли и наслаждения, пронзившей его. — Господи, Баки! — вырвалось у него. Барнс двигался все быстрее и быстрее, запрокинув голову. Он полностью отдался ощущениям, которые были тем острее, что невозможно было окунуться в партнёра полностью, приникнуть телом к телу. — Лапушка, мой… — шептал Барнс, проходясь ладонями по торсу. Как же ему хотелось почувствовать любимые руки на своем изнывающем без ласки члене, но он знал, что кончит и так, просто от того, что с Себастьяном. Себастьян жадно смотрел на качающийся вверх-вниз член Баки, с которого тягучими каплями срывался предъэякулят, и без конца облизывался. Он так хотел ощутить его вкус! — Хочешь его? — еле выговорил Барнс, замедлились, увидев вожделеющий взгляд Себастьяна. Он и сам мечтал ощутить горячий плен рта. — Да!.. — простонал Себастьян. Барнс со стоном снялся с члена и, усевшись Себастьяну на грудь толкнулся в губы сочащейся смазкой головкой, чуть не кончив от таких малых ощущений. Себастьян поднял голову, под которую Баки тут же запихал пару подушек, и жадно всосал член, усиленно работая языком. — Господи-Господи-Господи! — взвыл Барнс, почувствовав столь долгожданную ласку. Член горел огнем, желание разрывало тело, и казалось, что он кончит прямо сейчас, но разрядка, столь необходимая, не наступала, и это было и пыткой, и наслаждением. — Давай, лапушка, соси. Барнс яростно толкался в вожделенный рот, обхватив голову Себастьяна руками. Себастьян сосал, не обращая внимание, что челюсть ноет, а по подбородку стекают струйки слюны. Еще бы взять Баки на три пальца... Барнс знал, что сможет распустить путы одним движением, только пожелай, но он не хотел. Он хотел, чтобы Себастьян кончил именно так — связанный, и он собирался все для этого сделать. Барнс был почти на грани, ещё совсем чуть-чуть, и он кончит, он чувствовал. Себастьян тоже это чувствовал и заработал языком еще усерднее. Член Баки в его рту напрягся и выплеснул сперму, которую Себастьян послушно проглотил. Весь напрягшись, Барнс выгнулся, застонал, все тело пронзило удовольствием, он потерялся в ощущениях, не в силах шевельнуться. Еле передвигаясь, Барнс сполз к члену Себастьяна, вобрал в рот и принялся с усилием сосать, быстро выдавил смазки на пальцы и вогнал в Себастьяна сразу два, точно попадая по простате. Себастьян вскрикнул и забился в путах. Все вместе толкнуло его за грань, за предел, в радужную темноту, в которой он взорвался и исчез. Барнс лежал, положив голову на бедро и тяжело дышал, просто дышал, потому что умудрился кончить ещё раз только от того, как упал за грань удовольствия Себастьян. — Сейчас, — прошептал Барнс, дотягиваясь рукой до пут и дёргая их. — Развязывайся. Когда веревки ослабли, Себастьян даже не шевельнулся. Он лежал и просто дышал, стараясь прийти в себя. Барнс тоже не собирался шевелиться, свернулся между ног Себастьяна и тихо лежал, поглаживая его по бедру. А потом собрался с силами, выпрямился, укладываясь рядом, и обнял, прижимая к себе. — Люблю тебя, — прошептал Барнс. Он не просто любил, он был полностью поглощён Себастьяном, не представляя себе жизни без него, без человека, который наполнял его жизнь смыслом, светом. — Кооотик, — слабым голосом протянул Себастьян.