Отражение: Миссия.

— Я слишком стар для того, чтобы кормить комаров, — ворчал Себастьян, разглядывая убитый вусмерть первым же днем похода маникюр. — Мэгги меня убьет. — Лапушка, — Барнс взял руку Себастьяна в свои и поцеловал пальцы, — тебе всего лишь надо помыть ручки. И ничего страшного. Они разбивали лагерь, дети ставили свою палатку, а Барнс их с Себастьяном, особо не нуждаясь в помощи. Место они выбрали живописное, на берегу небольшого, почти идеально круглого озера. Барнс посмотрел на небо, на котором сияло яркое летнее северное солнце. — Оно же так и будет всю ночь светить, да? — уныло спросил Себастьян. — Да, а ты чего ожидал? — рассмеялся Барнс, ему было даже забавно наблюдать за не жалующим походы Себастьяном. — Так, мелкие, с вас ужин, с меня дрова, с таты… Ну вот чего с тебя взять? — А я буду рассказывать вам байки со съемок, — пообещал Себастьян. — Байки он рассказывать будет, — проворчал Барнс, втыкая последний колышек, растягивающий тент палатки. — Пошли дерево искать. И Барнс подхватил топор, подкинув его в руке. Они первый раз поехали в поход все вместе, и Барнс не знал, чем бы занять Себастьяна, чтобы ему и скучно не было, и польза была, потому что у него с детьми все давно было продумано и расписано. — Зачем нам искать дерево? — удивился Себастьян, следуя за ним. — Сухое дерево для костра, — пояснил Барнс. — Пойдем, поищем, должно быть такое. Барнс потянул Себастьяна за собой, взяв за руку. Он был рад, что они поехали все вместе. — А завтра я поймаю нам рыбы, — пообещал Барнс. — А сегодня мы будем жрать армейские пайки? — Себастьян огляделся и поцеловал его. — А если мы не найдем сухого дерева, будем рубить зеленое? — Консервы, — оторвался от губ Себастьяна Барнс. — Не знаю, какие, какие мелкие вытащат. Тушенка с чем-нибудь. О, а вон и дерево. И действительно, в отдалении стояло несколько сухих деревьев, к которым Барнс Себастьяна и потащил. Он выбрал одно из них и, ловко орудуя топором, довольно быстро срубил. Дерево с треском свалилось ему под ноги, и Барнс достал из кармана цепную пилу. — Помогай, — протянул он один конец Себастьяну. — Ээээ? — протянул Себастьян, неуверенно берясь за толстый комель. — Пилить помогай, ай, ладно, — махнул рукой Барнс, рассмеявшись, накинул пилу на ствол и принялся шустро пилить в одиночку, пояснив. — Целиком его тащить неудобно, а в лагере я его помельче распилю. — А, я понял, давай! — обрадовался Себастьян. Радовался он ровно до первых пузырей на ладонях. Себастьян никогда, ни разу в жизни не поднимал ничего тяжелее штанги, а мозоли из тренажерки — совсем не то, что мозоли от пилы. — Баки… — Себастьян растерянно показал Баки ладонь со вздувшимися пузырями. — Моя нежная фиалочка, — вздохнул Барнс. Ему было искренне жаль Себастьяна. — Сядь вот на этот пенек и просто составь мне компанию. — Извини, — смутился Себастьян. — Просто в тренажерке я в перчатках. — Да все нормально, что я, один, что ли, с деревом не справлюсь? — спросил Барнс, успешно закончив пилить. Обрубил ветки и подхватил два бревна. — Пойдем. А у тебя что, нет перчаток? — Вроде были в рюкзаке, — Себастьян подхватил тонкие концы бревен. — Но зачем они летом? — Чтобы беречь ладошки, — ласково сказал Барнс. Они принесли бревна в лагерь, и Барнс довольно быстро превратил их в дрова и подкинул в уже разведенный детьми маленький костерок. — А зачем нам костер, если у нас консервы? — спросил Себастьян. — Холодные консервы невкусные, — ответил Лекс. — Да и с костром веселее, правда же, тата? — Да и прохладно ночью, несмотря на солнце, — поддержала брата Мика. — Тебе чего, костер не нравится? — спросил Барнс — Не ожидал, лапушка. — Ну просто двадцать первый век, почти середина, а мы консервы на костре греем, как во время второй мировой, — объяснил Себастьян. — Немедленно чувствую себя Баки Барнсом в окопе. — Погоди, а ты чего хотел-то? — удивился Барнс. — Тут ты можешь забыть о прогрессе и середине двадцать первого века. Баки Барнсом он себя чувствует. — Я имею полное право чувствовать себя Баки Барнсом! — возмутился Себастьян. — Я сыграл его в десяти фильмах! Я как вспомню тот окоп в первом фильме, который в прокатную версию не вошел, эту мокрую глину — меня дрожь пробирает! — Сколько я помню таких окопов, — с ностальгией вздохнул Барнс, вспоминая войну. — А еще помню, как в атаку ходили, как жрать было нечего совсем, грязь, кровь и никакой романтики. А еще холодно и костер развести нельзя. — Рара, а ты воевал? — удивился Лекс. — Да, было дело, — ответил Барнс, — задолго до того, как познакомился с татой, я много воевал. Поэтому я хорошо стреляю и люблю оружие. Только сейчас Барнс понял, что они почти никогда не рассказывали детям, чем он занимался раньше, до того, как стать мирным гражданским человеком. — Так, а консервы надо открывать до или после того как их на костре греть? — прикинулся полным идиотом Себастьян, отвлекая детей от биографии Барнса Себастьян. — Тата, конечно, до! — всплеснула руками Мика. — Они же взорвутся! — Лекс, достань тате заживлялку из аптечки, — попросил Барнс, — а ты, — ткнул он пальцем в Себастьяна, — ничего не трогай, а то обожжешься еще, — и рассмеялся. А сам он принялся доставать тарелки и ложки, не из банок же есть, в самом деле. — Тата, покажи руки, — потребовала Мика. Она обработала Себастьяну руки заживлялкой, залепила пластырем и посетовала: — Тата, какой же ты неприспособленный! Как так можно? — Ну как-то так, принцесса, — вздохнул Себастьян. — На, — подошёл Лекс и дал ему перчатки без пальцев, — и снимай только на ночь. Пока дети занимались Себастьяном, Барнс вытряхнул ужин из банок в тарелки и раздал. — Есть давайте, — предложил он. — Дорогой, ты же не помрешь от натертых ладошек? Себастьян стукнул его по лбу облизанной ложкой. — Назло семье заработаю, блин, заражение крови! — Умрешь — домой не приходи, — спокойно обрадовал Себастьяна Барнс, совершенно не обидевшись на удар по лбу. — Я вот только не знаю, что теперь с тобой делать, самый бесполезный член компании. Придется тебе что-то придумать, чтобы доказать свою полезность, а то оставлю тебя тут одного на радость какому-нибудь зверью. — И меня сожрут лемминги? — спросил Себастьян. — Заживут у меня руки, не беспокойся. — А я об этом и не беспокоюсь, — улыбнулся Барнс. — Я же говорю, думаю, какую ты мне можешь принести пользу. Себастьян посмотрел на свои ладони в пластырях. — Могу пятки почесать, — предложил он. Дети захихикали. Барнсу захотелось что-нибудь в Себастьяна кинуть, но в руке была только ложка, вот она-то в него и полетела. Попал тоже в лоб, отомстил, так сказать. — Отдашь? — спросил Барнс, глядя на свою ложку и прикидывая, чем еще можно кинуть. Его тарелка была уже пуста. Себастьян вернул ему ложку. — Могу тебя для Инсты пофотографировать, — предложил он. — О, а давай нас, тата! — обрадовалась Мика. — Меня что-то начали считать ванильной девочкой, хочу развеять эти заблуждения. — И что ты такого сделала, что тебя стали считать ванильной девочкой? — поинтересовался Барнс. — Кто-нибудь со мной купаться пойдет? — Я пойду, если вода не слишком холодная, — ответил Себастьян. — Я тоже, — кивнул Лекс. — Я отдельно от вас. Нечего подглядывать. Маникюр я сделала с бабочками, — Мика показала Барнсу ногти с нарисованными на них мотыльками. — Ты купальник не взяла? — удивился Барнс, взял пальцы Мики и принялся рассматривать рисунки на ногтях. — Классно смотрится. Так, посуду мою не я. — Взяла, но я помыться хочу. — Посуду я помою, — сказал Лекс и зевнул. Лекс быстрее всех остальных привыкал к полярному дню и спокойно спал при любом освещении. Где-то через полчаса, после того, как Лекс вымыл посуду, купаться все-таки собрались. Барнс, не собираясь мочить волосы, закрепил их повыше “крабом”. — Пойдем, Себастьян, она не такая холодная, как тебе кажется, — сказал Барнс, потрогав воду. Она действительно была теплой, особенно под вечер. Мягкое песчаное дно манило пройтись по нему, темная вода — окунуться, чтобы окутать собой. — А мне что-то кажется? — спросил Себастьян и потрогал воду босой ногой. А потом смело плюхнулся в нее и завопил от свежей прохлады. Барнс подавил желание с разбегу нырнуть в воду, а аккуратно зашел по грудь и поплыл на середину озерца, разглядывая пейзаж с воды. Озеро было как глаз, а деревья, окружающие его, словно ресницы. Солнце играло бликами на воде, которая то и дело подергивалась мелкой рябью от ветерка. Вокруг было необычайно тихо, только они привнесли шум, смех и гомон в эти места. Себастьян наплескался, вышел на берег и принялся быстро вытираться, дергая локтями: он почему-то очень нравился комарам. Барнс с Лексом весело смеялись, играя в догонялки в воде, Барнс периодически поддавался, чтобы игра была не такой скучной, но в конце концов Лекс устал и тоже выбрался на берег. А за ним и Барнс, которому одному стало тоскливо. Вытеревшись, Барнс подошел сзади к Себастьяну и обнял. — Лапушку еще не сожрали местные летающие звери? — ласково спросил он, целуя Себастьяна в шею. — Понадкусывали, — ответил Себастьян. — Намажь мне спину репеллентом, пожалуйста. Достав репеллент, Барнс сначала поцеловал Себастьяна в плечо, а потом принялся намазывать. — И чем тебе распылялка не нравится? Гораздо же удобнее, — спросил он. Барнс прижался грудью к только что намазанной спине Себастьяна, положив подбородок ему на плечо. Он спиной чувствовал, как на них смотрели дети и о чем-то шептались, кажется о том, как их родителям повезло. — У нее ароматизатор мерзкий, — объяснил Себастьян. — Как же я тебя люблю, котик. — Я тоже люблю тебя, — тихо сказал Барнс. — А дети нам с тобой завидуют. Стоят там подальше, у озера, потому что знают, что я хорошо слышу, и обсуждают наши отношения. И завидуют. — Зато мы показываем им хороший пример, — сказал Себастьян. — И они не вляпаются в токсические отношения только из страха одиночества. — Как бы ни повернулось, они будут друг у друга, — сказал Барнс, поглаживая Себастьяна по животу и спускаясь ладонями ниже. Они стояли к детям спиной, и Барнс был уверен, этот его маневр они не заметят. — Если не рассорятся из-за пустяка, — согласился Себастьян и подался назад, прижимаясь обмотанной полотенцем задницей к паху Баки. — Пойдем в палатку. — Будем надеяться, что не рассорятся, — Барнс поцеловал Себастьяна в шею, услышал комментарий о том, что папы не дадут им поспать. — А вы не подслушивайте! — крикнул он детям, обернувшись. — Сам не подслушивай! — крикнула Мика. В палатке Себастьян поежился и принялся натягивать на себя одежду. Полярное солнце особо не грело. На ходу и у костра этого не было заметно, но после купания Себастьян почувствовал, что озяб. Барнс завернул Себастьяна в спальник и прижал к себе, согревая, целуя в макушку. Они были вместе уже очень давно. Барнс даже не предполагал, что у него с кем-то будут такие длительные отношения с такими яркими чувствами, которые с каждым годом становились только глубже. — Так уютно с тобой, — сказал Себастьян. — Только, кажется, кляп мы брали зря. Я не рискну раздеться надолго. — Я не дам тебе замерзнуть, обещаю, — мурлыкнул Барнс, разворачивая Себастьяна лицом к себе и целуя. — И вообще, давай состегнем спальники, так тебе будет явно теплее, и я смогу тебя спокойно обнимать. Они состегнули спальники, превратив их в просторный уютный конверт, и улеглись в них. — Вернемся с Аляски, — сказал Себастьян, обнимая Баки, — и я улечу на съемки в Чехию. Буду императором Рудольфом, взыскующим магии и бессмертия. — С тобой поехать? — Барнс пристроился, уложив голову Себастьяну на плечо и оплел его руками и ногами. — Можно и мелких взять будет. — Если сможешь забронировать гостиницу — давай. Покажешь им Прагу, она красивая. Но туристический сезон в разгаре, мест может и не быть. И мне будет не до вас. Снимает Ричи, у него съемочный день и по шестнадцать часов длится. Буду приползать со съемок и падать. — С таким же успехом можно снять квартиру посуточно, — озвучил свой вариант Барнс, поглаживая Себастьяна по заднице. — Займешься этим? — спросил Себастьян. — Или мне написать Лиссе? — Справлюсь как-нибудь, — пообещал Барнс. — Мне проще, я знаю чешский. Ты так и не намерен раздеться хотя бы ненадолго? И Барнс полез руками под одежду Себастьяна, чтобы гладить нежную кожу. Себастьян вертелся, подставляясь под ласковые руки. Он снял термаху и прижался к широкой груди Баки. Рвано выдохнув, Барнс принялся целовать Себастьяна. Надолго задержался на губах, словно душу хотел выпить, прикусил мочку, спустился по шее к ключицам. Себастьян, тихо постанывая, откинул голову, открывая шею, и потянул с Баки футболку. Тут же стянув с себя ненужную тряпку, Барнс вновь приник к Себастьяну, прижимаясь кожа к коже, потерся об него всем телом, давая почувствовать свое возбуждение. Это было словно наваждение. Стоило Себастьяну оказаться рядом, коснуться его, и Барнс тут же таял, захлебывался возбуждением, желанием. Его муж был его личным сортом наркоты, слезть с которой не представлялось возможным. Когда Себастьян почувствовал, как широкая горячая ладонь обхватила его член, он укусил Баки за плечо, чтобы не застонать в голос. Тонкие тканевые стенки палатки давали иллюзию уединения, но пропускали любые звуки. — Думаешь, надо было подождать, когда мелкие уснут? — тихо спросил Барнс, сжимая в ладони каменно твердый член Себастьяна. С одной стороны, он не хотел смущать детей их стонами, но даже по другим звукам, по дыханию, по шелесту спальников в этой тишине дикой природы будет понятно, чем они там занимаются. А заняться хотелось. Барнсу иногда казалось, что он пытается затрахать Себастьяна, пока тот еще может заниматься сексом, потому что никто не давал никаких гарантий, сколько еще его организм будет бодр и относительно молод. — Чтоб они гарантированно проснулись? — спросил Себастьян. — А так они просто не заснут? — рассмеялся Барнс, продолжая ласкать его. — Надо было нашу палатку на другой стороне озера ставить, — Себастьян говорил и перекатывал в пальцах сосок Баки. — Чтобы ты распугал всех несчастных зверушек, которые бы захотели познакомиться с нашими вещами поближе? — мурлыкнул Барнс и нырнул в спальник, непонятно как сворачиваясь там в компактный клубок, и обхватил губами головку члена, обводя ее языком. Себастьян проглотил стон и прикусил запястье, чтобы не орать. Они оба были громкими в постели, и Себастьян давным-давно отвык сдерживаться. Барнс самозабвенно сосал, ласкал яйца Себастьян, поглаживая за ними, и получал просто неимоверный кайф только от этого, от того, что может ласкать своего мужа, может дарить ему наслаждение. Краем уха он слышал, как дети устраивались в палатке, как перекинулись парой фраз по поводу родительской интимной жизни, даже порадовавшись за них с Себастьяном, а потом со смехом пожелали им спокойной ночи и, похоже, заткнули уши наушниками. Все это Барнс услышал, но не стал придавать никакого значения, потому что был занят более интересным делом. Ему казалось, что он сам кончит только от сдавленных, заглушаемых как только можно, стонов Себастьяна, и даже не придется дрочить. Себастьян чувствовал, что вот-вот распадется на части, на яркие осколки, разлетится брызгами. Он проглотил крик и выгнулся, изливаясь в жадный рот. По телу Барнса прокатилась обжигающая волна, он вылизал член Себастьяна, поцеловал в подвздошную кость и прижался щекой к рельефному животу, поглаживая бедро. Тело ломило неудовлетворенностью, но Барнс был бесконечно счастлив, зная, что доставил удовольствие своему мужу. Себастьян потянул его наверх, погладил по животу и ниже, нащупал член и обвел большим пальцем влажную головку. Барнс тут же толкнулся в руку и впился в губы, глуша стон поцелуем. Он чувствовал, что кончит если не прямо сейчас, то очень быстро, потому что все внутри горело от возбуждения, желания, от близости Себастьяна. Несколько движений — и на руку Себастьяна плеснуло горячее. Баки напрягся, вытянулся и обмяк. Второй рукой Себастьян кое-как нащупал за пределами спальника влажное после купания полотенце, затащил его в спальник и вытер себя и Баки. — Я все равно опробую на тебе этот кляп, зря, что ли, с собой брали? — усмехнулся Барнс, натягивая на Себастьяна термобелье, чтобы тот не замерз ночью. Барнс не любил сразу вот так вот выпускать мужа из объятий, поэтому, как только Себастьян снова был одет, он подгреб его, устроил его голову у себя на плече и принялся поглаживать, целуя в макушку. — Спи, завтра я наловлю тебе рыбы, — пообещал Барнс. — Тут много озер. И река есть. А еще ягод насобираю. Ты хочешь ягод? — Я всего хочу, — сонно ответил Себастьян. — Зря я, что ли, сюда тащился? — Ты сюда ради нас притащился, — ласково погладив Себастьяна по волосам, сказал Барнс, устраиваясь поудобнее и закрывая глаза. — Так что наслаждайся семейным отдыхом. — Наслаждаюсь, — пробормотал Себастьян и почти сразу уснул. — Люблю тебя, — тихо сказал Барнс и закрыл глаза, засыпая. Проснулся он очень рано, хотя в условиях полярного дня понятия “рано” и “поздно” становились не столь актуальны, и аккуратно выбрался из спальника, чтобы не разбудить Себастьяна, который сладко спал, прижавшись к нему спиной. Прикинув, что раньше, чем часа через три, никто не проснется, Барнс наловил на завтрак рыбы и пошел собирать ягоды. За пару часов он набрал полный двухлитровый кан и вернулся в лагерь, принимаясь разводить костер и готовить завтрак. Первыми завозились в своей палатке дети, привыкшие в походах вставать довольно рано, а потом высунулась растрепанная и еще не до конца проснувшаяся Мика. — Рыба? — принюхавшись, спросила она. — Рыба, — подтвердил Барнс. — Просыпайся, дорогая. Твоя вода тебя ждет. Мика сходила к озеру умыться и почистить зубы, налила себе стакан кипятка и насыпала в него морошки и черники. Умытый Лекс сделал себе кофе. — Тата спит? — спросил он. — Пока спит, — прислушался Барнс. — А что? Думаешь, пора будить? — Не стоит, — сказала Мика. — Пусть отдыхает. — Рыба уже готова, — возразил Лекс. — Пора будить. Тата! — закричал он. — Завтрак готов! — Злой ты, Лекс, — усмехнулся Барнс. — Не жалко тебе тату? Рыба горячая еще. Хотя, пока тата проснется и умоется, она как раз остынет. Себастьян, подъем! Себастьян выполз из палатки с полотенцем, флаконом жидкого мыла и зубной щеткой. Его щеки покрывала серебристая щетина — бороды и у него, и у Баки были уже совсем седые. — Утречко, мои дорогие, — улыбнулся он. — Не ешьте рыбу без меня, я быстро. Он умылся у озера и сел у костра в термахе и походных штанах. Черная термоткань красиво обтягивала его плечи и грудь. — Что у нас с кофе? — спросил он. Лекс протянул ему кружку. — Не понимаю, — сказал он, — как ты можешь пить растворимый кофе с сухими сливками без сахара. — Да уж могу, — улыбнулся Себастьян. — Спасибо. Барнс задорно грыз рыбу прямо с костями, совершенно не обращая на них внимания. Кофе в походах он предпочитал черный, но сыпал туда неимоверное количество сахара. Закинув в рот пару пригоршней ягод, он оставил семейство завтракать, а сам пошел собирать вещи. Как ни странно, в отличии от того, как он раскидывал свои вещи дома, в походе он умудрялся сохранять в вещах порядок и не кидать их где попало, даже по палатке не раскидывал. Дети собрались привычно быстро, совершенно без спешки укладывая вещи обратно в рюкзак, оставалось собраться только Себастьяну. Себастьян позавтракал рыбой и ягодами. Собрался он как мог, поморщившись от того, что полотенце придется упаковывать влажным и в сперме. — Лапушка, хочешь я прополоскаю тебе полотенце, и оно на рюкзаке высохнет к обеду? — предложил Барнс, видя мучения мужа. Он старался отслеживать настроения Себастьяна, чтобы вовремя его поддержать и успокоить, потому что прекрасно понимал, что это очень непривычная среда для него. А Барнс не хотел, чтобы Себастьяну было некомфортно, неудобно, грустно или плохо. — Прополощи, пожалуйста, — согласился Себастьян.