ВЫБИРАЙ
Сказать ртом
Сказать задницей
Я просто выкрикнул единственно верное междометие. Очень мощно и зычно. Крик длился долго. Достаточно, чтобы девушки переключили внимание на меня. Ну, почти все. — Я! Я! Я! Я… Я? Я?! — сказала она. Все посмотрели на меня. — Так, всем стоять! По очереди! По очереди, я сказал! И опять…ВЫБИРАЙ
Рана
Двачесска
Машка
Улькета
Сказать ей всё
Думать тут нечего!.. — Ты! Я четыре дня пытался не назвать тебя ШЛЮХОЙ! У меня уже прозвища кончились! И что я, блин, вижу? Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?! Все посмотрели на неё. И только она смотрела на меня. Губы остальных девушек почти синхронно прошептали одно слово: «Беги». Мы бежали. Долго бежали. Сказывалось то, что она спортсменка, а я нет. Я пользовался любыми препятствиями, даже Одэвочкой. По пути перевернули вверх дном пол-лагеря. Мы добежали до пляжа… до сцены… до остановки… до лодочной станции… дальше как в тумане… Мы просто лежали на траве и пытались отдышаться. — Предлагаю… перемирие… Ох… — Ни за чтооо… — Ну так догони меня… — Сейчас встану… и догоню… Ты всё равно… никуда… не денешься… — Так вставай… — И встану!.. — Встанешь?.. — Да… — Серьёзно?.. — Да… — И догонишь? — Да… — И на части разорвёшь? — Да… — И я тебе нравлюсь? — Да… А?! Она аж вскочила и бросилась на меня. Я откатился. Больше сил двигаться у нас не было. Мы просто смотрели на небо и слушали, как тихо-мирно течёт река. Только я, в отличие от неё, лежал довольный. — Что я тебе такого плохого сделала, изверг? — Не знаю. Притворялась, наверное. — Кем это? — Ну… Наверное умницей, красавицей, доброй, надёжной и чистой. Образцовой, в общем. — Я что, некрасивая?.. — Да нет, что ты. Невероятно красивая, — она успокоилась, но показала, что всё ещё злится. — Просто ты не хочешь такой быть. — Да ну тебя! — Ты всё время строишь из себя образцовую. Постоянно ходишь по лагерю, убираешься, помогаешь вожатой. Кружки вот организуешь. По противодействию тлетворному влиянию Семёна… — Кто тебе сказал?.. — Ты. — Когда? — Только что, — я улыбнулся. — Да иди ты! Называешь меня тут глупой, злой и порочной уродиной!.. — Я?! Я такого не говорил. Ты сама это сказала. Как ты можешь про себя говорить такие гадости? Любого, кто такое про тебя говорит, надо выпороть! И будь ты моей женщиной, я бы так и сделал! — То есть ты и ударить меня хочешь! Вот мерзавец! Я хотел было ответить, но сорвался в смех. — Чего ты ржёшь, скотина? — она пыталась злиться, даже пыталась на меня навалиться, но потом просто обессиленно стала хохотать. Мы продолжили лежать. Но чувствовалось, как мы оба стали думать. — А ведь ты прав. — А? — Меня иногда и вправду тяготит быть такой правильной. Хочется вырваться из этой правильности. Хочется в жизнь, настоящую жизнь. Хочется ночью купаться до упаду. Хочется танцевать голой под луной в лесу. Хочется бросить всё и сбежать… — Ага… — я больше удивлён не тому, что прав, а тому, что она так быстро призналась. — Но ведь мне нравится быть хорошей! Мне нравится обо всех заботиться и всем улыбаться! Я хочу, чтобы на меня полагались и мне доверяли! — она замолкла. — Со мной что-то не так, да? — Это нормально, девочка. Ты такой всю жизнь будешь. Просто найди того, кого устроит и то, и то. Кого ты сама выберешь и кому себя вручишь. Такую красивую и женственную. Она посмотрела на меня и рассмеялась. — Ты говоришь как старик какой-то! — Может быть, Славяна. Она была невероятно удивлена. — Ты назвал меня по имени? — Да я так заметил, что прозвища, которые я раздаю, прилепляются что-то слишком активно, — подмигнул я, поднимаясь. — Кстати говоря, а где мы? Действительно. Вокруг река. И на другом берегу — лодочная станция. — Машу ж вать!.. Мы на острове!!! — Как мы сюда попали? — она осознала случившееся. — Не спрашивай. Лодок я тут точно не вижу. И что делать?ВЫБИРАЙ
Телепортироваться с ней на берег без одежды
Станцевать призывающий танец для лодок
И почему нет варианта «Подать дымовой сигнал» или «Попробовать переплыть»?! Телепортировать её без одежды мне совершенно не хотелось. Вернее, хотелось, но не на берег, а в более уединённое место… Но уж больно много сил я потратил, чтобы помириться. Так что я выбрал второе. — Давай танцевать! — Что танцевать-то? — Призывающий танец! — А что это? — А пёс его знает… — боль стала накатывать сильнее. — Ну что ты там хотела танцевать голой в лесу под луной? — Но сейчас день… И это остров… — Кого это останавливало? Ты сама же хотела иногда бросать быть правильной? Почему бы и не сейчас? Она нерешительно начала двигаться, напевая неизвестную мне мелодию. Я пытался повторять. А потом она полностью погрузилась в танец, и словно порхала. Я едва за ней успевал. А потом… Потом она так увлеклась, что стала раздеваться. Я гнал от себя мысль, что оба варианта сведутся к этому, и продолжил за ней повторять. Мы то сходились, то расходились, кружа друг вокруг друга. Наконец, мы встретились и коснулись ладоней друг друга… — Кхм-кхм, — раздалось из кустов. Краем глаза я увидел, что там ухмыляется Стэнд и показывает куда-то мимо нас. — Кайфоломщик из кустов, — пробормотал я. Ибо там, куда он показывал, стояла лодка! И как она там оказалась? Теперь была другая проблема — по всему острову собирать наши шмотки. Потом мы наконец-таки уселись в лодку и отправились на станцию. — Ну и денёк, — сказал я, с трудом вылезая из лодки. — И не говори. Интересно, как там остальные? — А что там с ними? — Ну, с утра у нас было какое-то наваждение, мы все словно с цепи сорвались. — И вправду. Но, если честно, я не жалею. — Я тоже. Кажется, мы за сегодня помирились. Наконец-таки. — Ты знаешь, — начал было я…ВЫБИРАЙ
Рана
Двачесска
Машка
Улькета
Ну его нафиг, я устал
Мои глаза забегали. Это я сейчас должен их обрабатывать? Или вернусь назад во времени? Выборы показали, что могут немного нарушать законы физики. Интересно, что будет сейчас? И запомнит ли всё Славяна? А вот и проверим! … Знакомое чувство. Музкружок. Все посмотрели на меня, как будто я только что выкрикнул единственно верное междометие. Я встретился глазами со Славяной. Было видно, что она не очень понимает, что происходит, но держится не так, как до этого. Интересно. Но надо продолжить действовать. — Рана, включай режим Нылки и пошли. Надо поговорить. Естественно, никакого режима она не включила. Но всё равно пошла. Некоторое время мы молчали. Я обдумывал, что можно ей такого сказать. — Дай угадаю. Двачесска корчила из себя не знамо что и напрашивалась получить по морде? — А? — на какой-то момент она даже стала Нылкой. — Да нет… то есть… то есть да. Но тебя это не касается. — Это кружок по противодействию тлетворному влиянию Семёна. Естественно, меня касается всё, что там происходит. — А так не считаю, — она посмотрела на меня совсем не уютящим взглядом. Мои глаза забегали, но одна мысль заняла моё внимание: а что, если они все не с ума посходили, а начали показывать, какие они есть на самом деле? Тогда можно рискнуть. — Ну ладно Двачесска-то дура. Ты нафига из себя не того человека строишь? — Это тоже не твоё дело. А? Я улыбнулся и пошёл. Некоторое время мы молчали. — Как ты догадался? — А я не должен был? — подмигнул я. — Я просто немного разбираюсь в людях. — И ведёшь себя, как урод. — Есть такое. Так что сегодня утром случилось-то? — Я же сказала — это тебя не касается! — её злость вернулась. Что там могло произойти, что она упорно утверждает, что именно меня это не касается? Есть один вариант, конечно… — Ухтыкак. Неужто я тебе нравлюсь? — Раз всё знаешь — иди и целуйся со своей Двачесской!.. И она пошла прочь. Женщины… Сначала себе что-то напридумывают, потом на это обижаются, потом выставляют тебя виноватым, а потом намекают, что может быть когда-нибудь тебя простят, если будешь за ними правильно бегать и хвостиком вилять. Да что я говорю — мужчины тоже так делать любят. Но в чисто мужском коллективе за такое не грех надавать по мордасам. Я за Раной. Она от меня. Я уже сильно подустал после беготни до возвращения во времени, да и вчерашний поход давал о себе знать. Наконец она скрылась. Опрос проходивших мимо пионеров ничего не дал. И где она может быть? — Стэнд, есть идеи, куда она делась? — Даже если и есть, с чего мне тебе говорить? — Хотя бы с того, что с утра ты получил незабываемое зрелище. — Что верно, то верно. Такое, может, и случалось раньше, но поведение для них уж слишком необычное. Словно… — Словно их человеческие натуры внезапно сбросили маски? — Да, точно. Каждая из них проявляла свой характер под конец, когда ты с ней проведёшь всю смену. А тут все разом. И без приготовлений. — Думаешь, поломка в системе лагеря? — Если и так, то пока она незначительная. А вот кое-что другое гораздо важнее. — Ты о прыжке во времени? — Да. Но это не прыжок во времени. Я, например, всё помню, хоть и не сразу заметил, что в лагере поменялось. — Ты тут не постоянно, что ли? — Я прыгаю то туда, то сюда. Я здесь слишком долго, чтобы не научиться. — И как мне понять, что ты всё время тот же? Его лица я не видел, но небольшую перемену настроения почувствовал. — А никак. Поэтому не удивляйся, если как-нибудь к тебе придёт кто-то другой. — Скажи честно: тебе надо было нечто подобное сказать мне сильно раньше, чтобы я подольше поломал голову. — Ррр… твоя правда. — Так что это такое было? Вечер просто сменился утром благодаря правильно сделанному выбору? — Что-то вроде. Эти выборы начали немного нарушать законы физики и, что важнее, законы самого лагеря. — Верной дорогой идём, товарищи! — улыбнулся я. — Осталось понять, как можно избегать негативных эффектов от выборов. — А мне кажется, что я помогаю тебе слишком сильно. Пора бы и помешать. — Помнишь, я сказал при нашей первой встрече, что тут будет весело? — он не ответил. — Как видишь, своё слово я сдержал. — И что? — А то, что не мешать мне страдать фигнёй может оказаться даже более весело, чем устраивать мне подлянкии. Я отвлёкся на шорох позади, а Стэнда и след простыл. И как мне порой охота отвесить ему порцию живительных люлей!.. Так или иначе, эта зараза мне так ничего и не сказала. А значит, Рану надо искать самому. Но как? … Я попытался порыскать по лагерю, но это ничего не дало. Я стоял на площади, думая, куда бы ещё пойти.ВЫБИРАЙ
Привлечь её внимание, скушав её трусы через громкоговоритель
На 5 минут превратиться в её трусы и просканировать местность
И обязательно, блин, всё сводить к труселям?! Нет, что ли, темы получше, поневиннее? Поприличнее, в конце концов? Майки, например. На босу грудь. Я не знаю, зачем я выбрал первое. Видимо, потому, что находясь под юбкой, многого не увидишь. Да и в глубине души мне было интересно, как этот вариант будет реализовываться. Ничего не происходило. — Мда… Мне показалось, или этот звук шёл из громкоговорителя?! — Серьёзно? — да, и вправду серьёзно. Я прокашлялся и продолжил. — Приветик, Нылка! Я так понимаю, ты по мне соскучилась. Даже если нет — это поправимо. Знай, я очень-очень хочу тебя увидеть и с тобой поговорить. Настолько хочу, что… Я запнулся. Никакие слова не хотели вылетать из горла, кроме слов, о которых, собственно, и был выбор. Я напрягся, зажмурился и… — ЧТО ПРЯМО СЕЙЧАС СКУШАЮ ТВОИ ТРУСЕЛЯ НА ПЛОЩАДИ ГЕНДЫ!!! Если бы это происходило с кем-то ещё, я бы ржал, как скотина. Что курил тот, кто весь этот ужас придумал?! Одно хорошо — мне не пришлось воровать её трусы и врываться в административное здание. А значит, не придётся и есть — только изобразить. Я приоткрыл один глаз и тут же закрыл. В моей руке внезапно оказалось то, что разрушило все мои надежды. — Это полный пи… пи… пи, здравствуйте, трусики, я ваша мышка! И сейчас я буду делать из вас сыррр!!! Вот так я, аппетитно причмокивая, делал своё чёрное дело. И звуки от процесса транслировались на весь Совёнок. Уже сбежались пионеры смотреть, что тут происходит. Наконец, прибежала и Рана, схватила за руку и куда-то повела. — Ты что творишь? Жить надоело? — Я готов даже на такое, чтобы доказать свою серьёзность. Теперь ты меня выслушаешь? Она некоторое время пыталась отдышаться. А у меня заболел живот от съеденного. — И зачем? Шёл бы целоваться со своей Двачесской. — Мне это нафиг не сдалось. Но если ты очень хочешь… — Ну и иди! — И пойду! — И иди! — И пойду! Вот только сначала… — Что — сначала? Ты приезжаешь сюда, пристаёшь ко мне, а потом эта Двачесска!.. НЕНАВИЖУ! — Рана! Посмотри на меня. Клуб противодействию тлетворному влиянию Семёна, помнишь? В чём вы меня там обвиняли? — Да в том что ты бабник, ты развратник, ты вообще… Извращенец! Ты… Ты мне нравишься, понимаешь! — она перешла на слёзы. Я подошёл и приобнял её. Мы молчали. — Понимаешь, я всегда была такой. Той, кого ты назвал Раной. Но мне с детства не удавалось жить так, как хочется. И… я придумала себе маску… маску милой девочки. И иногда мне кажется, что я перестала понимать, где я настоящая, а где фальшивая. Но ты… Ты в первый же день словно видел меня насквозь! Она отстранилась от меня. Моя рубашка была мокрой от её слёз. — Я всю жизнь мечтала, что встречу человека, который примет меня такой, какая я есть. Перед которым не надо было притворяться. Но ты… Ты… — Какой я сволочью себя чувствую, ты бы знала! — улыбнулся я. — И не говори! — она наконец-таки улыбнулась. — Так что будь такой, какая ты есть. Так мне нравится гораздо больше. Она одарила меня милой улыбкой. Ну вот и что с ней делать? Она же может принять это всё за признание. — Но будь такой не ради меня. Никому такое нафиг не нужно. — А? — она была сильно удивлена. — Я говорю, если настоящая ты самой себе не нужна и ты можешь быть собой только ради кого-то и с кем-то, то ты настоящая никому вообще нужна не будешь, — я улыбнулся. — Побудешь немного эгоисткой? — Только если ты просишь, — судя по всему, она не обиделась. Мы присели и уставились на небо. В глубине души я ждал момента, когда настанет возможность выбирать, чтобы вернуться назад во времени. Ну, или как этот процесс правильно называется. Но где-то так же глубоко я и вправду чувствовал сволочью.ВЫБИРАЙ
Двачесска
Машка
Улькета
Ну его нафиг, я устал
Пора становиться героем, однако. Я снова оказался в том самом моменте. Теперь уже две девушки держались несколько иначе. Но моя усталость всё равно накапливалась. — Двачесска! Прекращая реветь и на выход. Она хотела продолжить реветь, но у меня были плохие новости. — Двачесска!!! Бери задницу в руки и двигай сюда! Не желая повторения единственно верного междометия, она послушно засеменила за мной. Некоторое время мы молчали. Она выглядела, как нашкодившая школьница. Впрочем, она не «как». — И что это было? — Сам догадайся, — буркнула она. — Ты заметила, что я нравлюсь Нылке и решила её позлить, так как вы друг друга не любите и ты тоже положила на меня глаз. Я ничего не пропустил? — Да как ты?.. — Я угадал? — Ты ещё и угадал? Ты ещё и угадал?! — она всё свирепела. Я уже успел несколько задолбаться за сегодня, так что успокаивать очередную женщину и тешить её самолюбие мне было всё труднее. Тем более что общая логика заставит меня опять сделать выбор и даст шанс на ещё одну петлю. По крайней мере, шанс велик. Глубокий вдох, глубокий выдох… Ещё раз вдох. А затем я непроизвольно издал губами звук, который обычно издаётся другой частью тела. Она была несколько… удивлена такой реакции. — Девочка. Строить из себя пацанку будешь при ком-нибудь другом. Я же вижу, насколько ты милая и ранимая. — Да ты!.. Да ты!.. Да ты вообще ничего обо мне не знаешь! — И? — И ничего. Вот иди и целуйся со своей Нылкой! — Зачем? — Какой же ты тупой! — она собралась уходить, но я преградил ей путь. — Тупой и есть. Вообще все мужики — это примитивные существа. Дебилы. Нет, даже так: дЗебилы. И пока ты мне, как дЗебилу, не объяснишь, я ничего не пойму! — Иди ты! — она отвернулась. Я молчал. Всё равно уходить бесполезно. — Почему… — слышалось, что она плачет. --? — Почему каждый раз всё так? Почему ты мне делаешь больно? — Я не хочу тебе делать больно. В смысле — умышленно, — мне её нравится разводить на эмоции, но об этом я умолчал. — Но ты зачем делаешь себе больно своим враньём? — И ничего я не делаю себе больно. Дурак. Кажется, её слёзы усиливаются. Я приобнял её. — Ну почему всегда всё так? Я никому не нужна, все к Нылке бегают. А потом узнают, какая она на самом деле. Но ко мне опять никто не бежит. Никому я не нужна!.. «С такими закидонами ты точно никому не нужна», — подумал я. — И с тобой всё так же! — она отстранилась. — Дразнишь меня, а потом всё равно за Нылкой бегаешь!.. Где-то я это уже слышал… — Слушай, это невозможно. Будь ты моей женщиной — я бы тебя за такие мыслишки отшлёпал! — Правда?.. — Я стремлюсь всегда говорить правду. Иногда я её даже и придумываю. Ты во мне сомневаешься? — я подмигнул. — Дурак! — она убежала. До меня потихоньку стало доходить, что мою предпоследнюю фразу она очень хотела понять как «я не против, чтобы ты была моей женщиной», даже если для этого пришлось бы оказаться отшлёпанной. Господи, как же с ней тяжело. И после такого отношения к жизни она удивляется, что её не выбирают понравившиеся ей парни? Я сел передохнуть. Что делать — я не знал, да не сильно-то и хотелось. … »…но есть одна женщина, которая лучше тебя», — всплыла из памяти фраза. Я её говорил не раз и не два. Более того, её и мне говорили. А вот как она связано с лагерем? Ну конечно! Я же сказал её, когда играл с Двачесской! Если она её помнила, то ничего удивительного. А раз так, то есть путь, чтобы помириться с ней. Я начал искать её по лагерю, но услышал знакомое:ВЫБИРАЙ
Пойти к Виолестре, чтобы набухаться
Пойти к кибернетикам для протирки контактов
Я понятия не имею, о какой такой протирке контактов шла речь. Но как поход к Виолестре поможет мне с Двачесской? Видимо, никак. Но её общество мне нравилось больше кружка кибернетиков. Когда я подходил к медпункту, я заметил чей-то убегающий рыжий силуэт. И судя по размеру и скорости, это была Двачесска. Что ей понадобилось тут? Я хотел было последовать за ней, и тут вспомнил, что направлялся в медпункт. Но стоп: я должен был пойти туда, чтобы набухаться. Никто не говорил, что я выбираю прийти и набухаться! Я попробовал — и вправду за Двачесской можно следовать без боли. Я проследил за ней до её домика. Всё ясно, кто-то решил набухаться с горя. — Привет, чемпионка! Она взвизгнула, пряча бутылку. Странно, я вроде не страшный. Видимо, надо было войти через дверь, а не через окно. — Помнишь нашу с тобой игру? Я сказал, что есть одна женщина, которая лучше тебя. — Совсем дурак? Проваливай отсюда! — Я говорил не о Нылке. — А? — она быстро собралась обратно: — Мне-то какое дело? Уходи уже! — Я говорил о тебе. --??? — О тебе, когда ты настоящая. Я развернулся и ушёл. Точнее, сделал вид. Я присел там же — прислонившись к задней стенке домика. Судя по звукам, Двачесска выглянула в окно, заметила меня и села, прислонившись к той же стенке. Тот случай, когда словами делу лучше не помогать. Мы так и сидели. — Ты здесь? — Ага. — Ты хотел правды? — Ага. — Ты мне… нравишься. С самого первого дня… — было слышно, что эти слова даются ей очень тяжело. — Теперь ты. Что ж, я обещал. — Не я тебе нравлюсь, Двачесска. А незнакомый пионер, приехавший в «Совёнок». Обо мне ты ничего не знаешь. Но будем честны: и я о тебе ничего не знаю. — Ну вот опять… — Ты спрашиваешь, как я к тебе отношусь? А никак. Я тебя практически не знаю. Я просто хочу, чтобы ты радовалась. Понимаешь? — Не понимаю. Зачем тебе тогда я? Шёл бы к той же Нылке… Да вообще к кому угодно! — Ты хочешь сказать, что твоя радость так легко разменивается на чужую? Да тебя покусать надо за такие слова! — Да иди ты! — в её голосе была слышна нотка смеха. — Мне важно, чтобы радовалась именно ты. И мне не важно, кто именно будет тебя радовать, — я поднялся. Она смотрела на меня из окна. — Пока я тут, хочу видеть этот задорный огонёк в твоих глазах. Можно? — Я подумаю, — она игриво улыбнулась. Кажется, мне удалось.ВЫБИРАЙ
Машка
Улькета
Ну его нафиг, я устал
Честно говоря, я задолбался. Я тут что, психолог-волонтёр? Неожиданно для меня я снова оказался в тот самый момент, когда утром в музкружке все оглянулись на меня. — Доброе утро, соседки. Знаете, что? Идите в жопу! Я собрался уходить, но обернулся посмотреть на результаты своего труда. Те девушки, с кем я провёл вычеркнутое из хронологии время, и вправду держались иначе. — Да, да! Да, и вы тоже идите в жопу! Я направился в свой домик. Возле него в Шезлонге лежала Одэвочка и читала книжку. — О, Семён! У меня к тебе поручение. — Одэвочка, а можно не сейчас? Такое впечатление, что я не спал сутки. — Семён, — она грозно поднялась. — В честь спасения Шурика нам надо собрать земляники и принести другие ингредиенты, чтобы испечь торт. — И? — И я хочу послать тебя с девочками на остров, чтобы вы собрали земляники для торта. — А я тут причём? — Так все заняты! — Боюсь, что я откажусь. — Ты что, не хочешь вложиться в общее дело, как подобает порядочному пионеру? Я просто подошёл к ней и снял с неё панамку. — Одэвочка. Я задолбался. Давайте я отдохну — а потом мы поговорим. Хорошо? — Да… Она попыталась ещё что-то сказать, но я уже просто зашёл в домик и повалился на кровать. Очнулся я уже ближе к ужину. В столовой уже было людно, но я нашёл свободный столик и принялся за еду. Произошедшее сегодня ещё только предстояло осмыслить. — Что с тобой? — подошла Славяна. — Просто очень насыщенная смена, — улыбнулся я. — Ну и славно. Ты же помнишь, что после ужина мы все в поход идём? Уже собрался? — А? Поход? К Славяне подошла Нылка. — Поход. Ты не знал? — Неа… — Ребята! — послышался голос Одэвочки. — В честь чудесного спасения нашего друга и товарища, Шурика, мы приготовили для вас этот торт! Торт… Меня же хотели привлечь к его изготовлению! А я заснул. Впрочем, у меня была причина. Мне больше было интересно, что меня, как спасителя Шурика, вообще не упомянули. Более того, хотели привлечь к изготовлению торта! Я почувствовал себя счастливчиком. Мы подошли к тортику… И тут на него накинулась Улькета. Несмотря на все усилия Одэвочки, девчонка-ракета успела покусать торт в нескольких местах. За что и была отлучена от похода на сегодня. Интересно, а если бы я всё-таки тогда взял себя за одно место и обработал бы Улькету — это бы произошло? Так или иначе, мы отправились в поход. Ничего особого — пришли в лес, устроили костёр. Я присел так, чтобы ко мне никто не приставал, и начал думать. Но то меня гоняла Одэвочка, то приставали кибернетики, то ещё что… Улучшив момент, я улизнул. Наконец, я вышел на другую полянку. Здесь, кажется, то, что надо. — БА-БУШ-КА!!! — Чего разорался? — послышался знакомый голос. — Тебя зову. — Я, по-твоему, бабушка? — Кричать это удобнее, чем «СТЭНД», тем более, что результат тот же. — Подловил. Зачем звал? — Кажется, я понял, как этот лагерь работает. В общем и целом (крайние случаи не берём). Стэнд изобразил заинтересованность. Я, конечно, лукавил, говоря, что разобрался. Разбираться я хотел вместе с ним. В жизни много одновременно текущих процессов. Каждый из них состоит из событий. Но и каждое событие — это совокупность всех происходящих в нём процессов. Иными словами, мы творим судьбу, а судьба творит нас. Лагерь «Совёнок» — это карман, в котором работает событийная система. Семён должен приехать, Семён должен уехать — этого не изменить. Должно пройти семь дней, прежде чем цикл перезапустится. Но всё остальное не предзадано. Логика лагеря такова, что ты должен множество раз делать выбор. Каждый раз Семён выбирает не только действия, но и собственные состояния души. Семён должен войти в лагерь одним, а выйти другим. — Если так подумать, ты прав. Мне много раз казалось, что я покидаю лагерь немного другим человеком, — прервал меня Стэнд. Для «Совёнка» есть состояния предпочтительные и состояния допустимые. Если Семён по ходу дела принимает всё менее и менее допустимые состояния, лагерь начинает работать с ошибками. Люди ведут себя как куклы, ты начинаешь видеть отзвуки параллельных лагерей. В моём случае изменилась даже суть навязываемых лагерем выборов. — Ты хочешь сказать, что моя память вернулась благодаря тому, что я в определённые моменты стал поступать нестандартно? Что ж… Вполне возможно. — Совершенно верно. Теперь давай перейдём к сути того, что здесь должно произойти. Наша жизнь подобна базару, где мужчины предлагают главный товар — себя, а женщины придирчиво выбирают. Мужчине кажется, что у него есть выбор, только если к нему выстроилась очередь. Цена, которую платит женщина, — её эмоции. Мужчина дышит её радостью и живёт её интересом. Поэтому и то, и другое способны делать с мужчиной страшные вещи, развивая именно то, что понравилось в нём женщине. С этой точки зрения к Семёну выстроилась очередь: 5 девушек, каждая со своими тараканами. События с ними меняют его в сторону, соответствующую девушке, развивая в нём соответствующие черты характера. Как только Семён получит их, лагерь должен его отпустить. — Вот только я тебя огорчу — я не один раз проводил с каждой из девушек всю смену. И ничего. Так что твои построения — не более чем построения. — Почему же. Всё должно работать именно так, как я сказал. Другой вопрос — что лагерь сломан. — Сломан? — Либо какой-то механизм работает неправильно, либо там застряло что-то лишнее, либо чего-то недостаёт. Поэтому ты до сих пор здесь. — Ох как удивительно. А теперь скажи мне то, чего я не знаю. — Теперь мне понятно, почему ты здесь застрял. — И почему же? Да потому, что ты так до сих пор и не задумался… — Я тебе уже всё сказал. Лагерь поломанный. Эффекты от поломок — проявления твоих способностей и происходящая со мной котовасия. Как ты думаешь, что будет, если доломать его в конец? — Он просто перезапустится. Мне уже приходилось в первый же день всех убивать и всё сжигать. И ничего. — Но в нужный момент тебе приходилось делать выбор, как мне? С подобным принуждением со стороны лагеря? — Мне… — хоть я и не видел его лица, мне показалось, что он получил озарение. — Нет. Даже тогда никаких выборов. Не с кем было выбирать. — А это значит… --? --…что шанс у нас есть. Продолжив ломать его в том же направлении, мы сможем навязать лагерю такой выбор, чтобы он нас выпустил. Или… — Или что? — его фигура очевидно напряглась. — Мы можем ведь поступить и поинтереснее. Мы можем… Украсть его. — Кого? — Лагерь. Совёнок. Стэнд рассмеялся. — И как ты планируешь это сделать? Мы находимся ВНУТРИ лагеря. Мы его пленники. — Стэнд, ты здесь невесть сколько времени и обрёл гораздо больший контроль над реальностью, чем я, и так и не додумался до того, как ломать лагерь. Я здесь, если повезёт, пять дней. И ты видел, что я тут устроил. Ты во мне сомневаешься? Ладно, предположим. Ты можешь сомневаться во мне, но вот у нас всё должно получиться. Смекаешь? — Кажется, я совсем сбредил, но мне интересно. Продолжай. На секунду посомневавшись, стоит ли начинать, я победоносно хлопнул в ладоши. — Продолжать нечего, пока мы не заключим соглашение. Идём. — Куда? — В библиотеку. В самом здании, понятное дело, никого не было. Повозившись с замком, я его открыл и вошёл. — И что ты тут забыл? — спросил Стэнд, глядя, как я достаю письменные принадлежности и что-то пишу. Наконец, я протянул ему свои каракули. — И что это? — Инструкция. Выполним всё, как по ней, — и будет нам соглашение. — То есть я что… Должен вот это вот говорить? Бред какой-то. — Совершенно верно. Это ритуал. Я так к нему привык, что без него на дело не иду. Да ладно тебе, подурачимся маленько — и за работу. Он что-то пробурчал прокашлялся и начал: — Я ищу полубога воров. — Тот, кого ты ищешь, выше всех богов и демонов — он всего лишь человек. — Мне нужен тот, кто может украсть свет. — Он многим нужен. — Где мне его найти? — Его не найти, он сам приходит. И забирает самое ценное. — Я согласен отдать то, что мне дорого, и надеюсь попросить об одолжении. — Я подумаю над твоим предложением. За соответствующее вознаграждение. Стэнд запнулся, так как в бумажке было написано «Дать какую-нибудь символическую плату. Какую-нибудь мелочь, которая что-то, да значит». Но внезапно он замер, а его рука, словно непроизвольно, залезла в карман, достала какой-то предмет и протянула его мне. — Плата принята, — сказал я, забирая предмет. — А теперь слушай мои правила. Я могу исполнить желание, если что-то надо украсть. Ты дашь мне плату за работу, ибо она не бесплатна, и плату за желание, ибо я могу совершить чудо. И помни: за своё желание заплатишь сам, а пославшие тебя будут расплачиваться за своё. Всё понятно? — Да, — сказал он, проворчав. Ведь так по бумажке. — Я рад. За работу я попрошу такую плату: я украду сам лагерь со всеми его обитателями. Мне лично он нафиг не нужен, можешь потом себе оставить. В любом случае, сами решим, что с ним делать. Если ты согласен, по рукам? Мы ударили по рукам. Стэнд отшатнулся, увидев блеск в моих глазах. Ну что ж, можно и приступать. Что значит украсть? Это сделать так, чтобы у хозяина исчезла некая собственность, которую потом, приложив усилия, можно вернуть. И кража не является кражей, если отсутствие собственности никогда и никем не буде замечено. Так воруют деньги, людей, прочие активы… Но ты знаешь, можно ведь украсть и кое-что почище. Можно воровать отношения. Можно украсть даже абстрактное понятие, если понять, как им обладают и как краденое можно вернуть. — Ну хорошо. А как ты собрался воровать лагерь? Лагерь «Совёнок» — система, работающая на событиях, связанных с состояниями души. Ключевые фигуры этих событий — пять девушек, которые запали на Семёна. Если украсть их, то лагерь не сможет функционировать. До следующей перезагрузки. А значит, он будет уязвим. Таким образом, мы украдём его по частям. Я прыгал, пятился, ползал — ведь мысли летели в стремительном вихре, собираясь в контур. Краем глаза я заметил, что Стэнд неосознанно за мной повторяет. — Ага, конечно. Я уже воровал тут всё. И кукол этих похищал. И не только. И как-то не помогло. Каждая из девушек — это состояние души, которого нет в старом Семёне и которое должно в нём появиться. А значит, украсть такую девушку не сложнее, чем украсть душу. Что есть душа? Сущностей, которых мы так называем, слишком много. Мне нужна следующая. Когда человек умер, но близкие люди чувствуют, будто он находится в привычном месте, нужно только туда зайти и поздороваться — они считают, что его душа ещё с ними. Такого рода «душа» — память присутствия. Если забрать её, о присутствии начнут забывать, даже когда человек жив — и рядом. — Ну хорошо, хорошо. А как ты собрался души воровать? Даже такие? — Стэнд, ты меня обижаешь. Сейчас сама судьба к нам благосклонна. — В смысле? — Эти девушки суть состояния души Семёна. Их влюбление в него — это пробуждение в нём необходимых состояний. А кто я? — А кто ты? — Я Семён? — Нет. То есть… то есть… Нет! — кажется, до него дошло. — Правильно. Воровство будет заключаться в том, что они сами отдадут мне себя. Думая, что отдают Семёну. — Погоди. Чтобы влюбить в себя любую из них, потребуется целая смена! — Ты прекрасно знаешь, что нет — нужно лишь правильное состояние. А чтобы система смогла его воспринять, нужно немного на неё повоздействовать, навязать ей выбор. — Ну ладно. А почему должно подействовать? Ведь в реальной жизни такого не произойдёт. — В реальной жизни и инструменты нужны другие. А тут мы видим систему, основанную на состояниях души Семёна. Мои состояния для «Совёнка» странные, а потому и реакция на них необычная. А значит, если я подберу их правильно, лагерь подчинится. — А как ты собрался это делать, если система сама может тебя заставить выбрать именно то, что она хочет? — С этим проблема, — задумался я. — А нет, проблемы нет. Я так посчитал — твои выборы проявлялись ровно тогда же, когда их обычно предлагал лагерь. И последний выбор за сегодня должен был состояться в походе. — Но тогда я… — и тут меня осенило. — Я выбрал воровать «Совёнок»! Как же я сразу не догадался! Мы оба заговорщически засмеялись. — С тобой тут и вправду не соскучишься, — ухмыльнулся он. — Взаимно. Жду не дождусь, когда лагерь обалдеет от того, что я украду всех девушек за смену! — Всех? У тебя всего лишь два дня! — А?! — Лагерь умеет делать так, чтобы ты этого поначалу не замечал. Но послезавтра приезжает автобус, а на утро после этого начинается новая смена. — Что б тебя… Тогда я сам точно не успею… Я могу попросить тебя о помощи? — Да… Да сколько угодно! Стэнд казался отчаявшимся и сошедшим с ума человеком, которому спустя долгое время вернули надежду на избавление. Он сбивчиво объяснил мне, что меня ждёт завтра, и мы составили план. Я ушёл, дрожа от предвкушения, а он… Он словно ходил по облакам. В домике меня ждали. — Семён! Как ты мог сбежать с похода? — Товарищу понадобилась помощь. — Это какому? — Стэнду. Я про него уже говорил. Я стремлюсь всегда говорить правду. Иногда я её даже и придумываю! — Нам надо поговорить о твоём поведении. Ты пропускаешь линейки, на тебя жалуются пионерки. Ты на хорошем счету у Улькеты. Ты пропускаешь важные лагерные мероприятия и даже уходишь с похода. А со мной… Со мной… Я, кажется, понял, куда она клонит. — Одэвочка. Мы с вами наелись булок, порезались в карты на раздевания, пощекотали друг друга, подрались подушками и написали на задницах друг друга похабные стишки. Я ничего не пропустил? — Эээ… Нет… — весь её боевой настрой мгновенно скис. — А вы тут уже ломаете комедию, будто мы с вами, извините, сексом трахались! — Ломаю… — она обмякла и села на кровать. — Хотя хотелось… — Ага… Ну и что с ней делать? С одной стороны, она очень красива и явно не настолько девственница, как девчушки. А я сейчас молодой мужчина в самом расцвете сил. С другой стороны, если мы с ней устроим активную ночку, я боюсь, завтра о деле думать не смогу. А думать придётся много. Так что первым делом будут самолёты, а девочки… То есть, наоборот: первым делом девушки, а трэшугарисодомия — потом. — Какая вы, однако, плохая вожатая! — коснулся её лица и посмотрел ей в глаза. — А плохую вожатую надо наказать. — Да… В глубине души мне стало жалко ребят из моего отряда. Две шлюхи в начальниках — это чересчур. — Я сделаю это позже. А теперь спать!