Стены Баску

      Павел Петерсон приехал к Оливеру домой тем же вечером.       — Привет, — он начал снимать обувь в коридоре.       Николь ерзала на диване, желая посмотреть на пришедшего, и призвала клона, который тут же выглянул из-за двери и рассмотрел Петерсона одним глазком.       — Проходите, она в комнате, — Оливер указал рукой, и доктор прошел по коридору.       — Ой, — встретился он взглядом с клоном Николь и замер на месте, рассматривая низенькую вуирку.       — Ника, я сказал тебе не показыватися.       — Я не показывалася, — проговорила вуирка с дивана и развеяла клона. — Я сижу тута, — сделала она невинное лицо.       Павел перевел взгляд на Николь и тут же обратно на клон, но увидел на его месте только белую дымку, хотя секунду назад там стояла вполне реальная и осязаемая вуирка. Доктор проморгался и еще раз посмотрел на то же место, затем на Николь.       — Телепортация? — шепнул он Оливеру.       — Нет. Это какая-то техника клонирования, я сам не знаю, как это происходит, — юноша пожал плечами. — Николь, энто Павел, он умети лечити таких как ты и хотети тебе помогати.       — Потрясающе, — тихо вымолвил доктор. — Она не говорит на нашем языке? — он не мог перестать улыбаться, руки чесались скорее осмотреть ее и начать работать.       — Для приветствия на их языке нужно сказать: «Здравствуй».       — Здра…вствуй.       Николь подернула уголками рта и кивнула, опираясь на руки. Она была напряжена и пристально наблюдала за Петерсоном.       — Я могу осмотреть ее?       — Без этого никуда, — юноша пожал плечами. — Ника, Павел осмотрит твои лапы, шоб понимати, как тебя лечити.       Вуирка не пошевелилась, она лишь стыдливо посмотрела на Оливера. Было ясно, что ей не нравится эта идея, но делать было нечего.       — Питер, я могу забрать твой телефон, чтобы быть уверенным в том, что никто не узнает?       — Держи, — он вытащил телефон из кармана брюк и неглядя положил в ладонь юноши. Оливер убрал его на комод. — Ляг на живот, девочка, — он попытался надавить рукой на ее плечо, но Николь не поддалась. Она робко взглянула в глаза Петерсону, а затем на Оливера в другом конце комнаты.       — Стесняется, — юноша подошел к дивану. — Николь, ляг на пузо, — сказал он и провел ладонью по ее плечу. Точно так же, как сделал Павел, но Оливера вуирка послушалась и перестала упираться. Легла на бок, и Оливер помог ей перевернуться на живот.       — Мне нужно осмотреть спину.       Оливер поднял футболку на вуирке до лопаток и убрал руки, поджав губы. Он понимал, что Николь неприятен весь этот осмотр. Николь дернулась и попыталась перевернуться, почувствовав, что с нее снимают одежду.       — Тщ-щ-щ, — Оливер положил руку на ее лопатки и удержал. — Он посмотрети, что с твоей спина. Не боися.       Вуирка продолжала молчать, презрительно глянула на Петерсона через плечо и уставилась в подлокотник перед собой.       — Спроси, после чего она перестала ходить, — Павел провел пальцами вдоль позвоночника, пытаясь через шерсть нащупать следы старых травм.       — Николь?       Она подняла взгляд на Оливера.       — Из-за чего ты не ходишь?       — Не желаю об этом говорити, — отвернулась она.       — Ежели мы не будем знати, мы не сможем тебе помогати.       — На меня шарахнулося бревно с крыши, — вздохнув, пробормотала она.       — Куда? Покажь.       Николь выгнула руку назад и указала на поясницу.       — Говорит, сюда упало бревно.       — Угу… — Петерсон начал задумчивее щупать поясницу Николь. — У нее смещение позвонков. Эл-один, потом эл-два смещается влево, и эл-три тоже ровно. Это даже на ощупь чувствуется, — Павел схватил руку Оливера и прижал к пояснице вуирки. –Чувствуешь?       — Да, — Оливер провел пальцами с двух сторон от позвоночника, как это делал доктор, только не давил так сильно, и почувствовал, что в определенный момент прямая линия, которую он вел пальцами, искривляется.       — Как давно была травма?       — Когда энто сталося? — перевел юноша и заметил, как правое ухо Николь дернулось в его сторону.       — В двенадцать годов.       — А щас тебе сколько?       — Восемнадцать, — вздохнула Николь.       — Ого… Шесть лет назад.       — Вот, почему нам нужно объединиться, — под нос пробормотал Петерсон. — Теперь правительство всерьез взялось за идею колонизации, как я понимаю?       — Не могу распространяться об этом, — равнодушно сказал Оливер, боясь, что Петерсон передумает помогать.       — Знаешь, что? Она такая недоверчивая. Мне кажется, если я ее сейчас возьму за ногу, она раздерет мне лицо. Так что помоги-ка, — он опустил футболку и встал с колен.       — Эм… Ладно… А что делать нужно? — Оливер поймал на себе взгляд Николь, а потом она из-за плеча посмотрела на доктора.       — Проверим чувствительность конечностей. Дай какую-нибудь иголку, — Павел добродушно взглянул на Николь в ответ.       Оливер подумал и ушел в коридор, достал из шкафа коробку с нитками и вынул оттуда иголку.       — И что-нибудь, чтобы ее обработать, — добавил Петерсон.       — Зачем это все? — юноша свел брови и пересек комнату быстрыми шагами в сторону ванной, где стоял дезинфицирующий раствор. Он отдал бутылек с иглой доктору и сел на подлокотник дивана около головы Николь.       — Я же сказал, проверка на чувствительность. Боль — самый лучший способ проверить.       — Она же не чувствует лап.       — Это ее мозг так считает, уверяю тебя, — Павел взял Николь за хвост и перебросил через ногу. Он уколол вуирку в бедро так, чтобы это было ощутимо, но не ранило.       Оливер наблюдал за вытянутыми пальцами ее лап во время этого. Они шелохнулись. Совсем немного, но дернулись. Юноша подскочил с подлокотника и обогнул диван, уставившись на них в изумлении.       — Еще раз, — пристальнее вгляделся он.       Петерсон уколол в другую ногу, она двинулась чуть сильнее, чем предыдущая.       — Это происходит потому, что от нервных окончаний сигнал поступает, но из-за компрессии они не походят до мозга, и она, — он указал на Нику, которая пыталась посмотреть на мужчин через плечо, — не чувствует.       — Ника, твои ноги двигаются! — Оливер наклонился к ней.       — Я знаю, но я все равно не могу ходить.       — Оливер, на пару слов, — Павел отошёл от дивана в сторону кухни. — Обсудим план работы.       Юноша пошел за ним, оставив Николь в комнате.       Вуирка пыталась вслушиваться в их тихий разговор, но ничего не понимала кроме собственного имени. Она даже представить не могла, что будет дальше, и неизвестность ее пугала. Клон бы тоже ничем не помог, так что Николь даже не стала тратить на него силы. Люди разговаривали на совершенно другом языке. Она уже не раз слышала эту быструю тихую человеческую речь, но никогда не могла понять ее даже примерно, и люди казались ей любителями посекретничать.       Представив, как отец утром заходит в ее комнату и не обнаруживает дочери в кровати, Николь перевернулась на спину и села. Она запустила пальцы в шерсть на хвосте и погрустнела. С одной стороны, стало так стыдно перед ним за то, что исчезла, не предупредив. Но с другой, главная ее мечта — это снова встать на ноги. Вопрос в том, заслужила ли она это?       «Папа, наверное, ужасно волнуется» — подумала она.       Оливер и Петерсон решили, что делать дальше, и врач ушел. Оливер сел на диван рядом с Николь и провел рукой по ее спине.       — Павел сказал, что будет тебя лечити.       — Он мне не нравитися.       — Чому?       — Не люблю, когда чужие трогают меня.       — Без энтого он не смочь поняти, что с тобой… Петерсон хороший. Мой брат как-то упал и сломати спина…              Оливер сидел на скамейке в нескольких метрах от детской площадки с высоким за́мком и присматривал за младшим братом, перебирая в руках мелкие камушки и обращая больше внимания на них, чем на мальчика. Он вздохнул от скуки и повернул голову в сторону машины за забором. Он провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только потом снова обратил внимание на младшего брата.       — Оливер, смотри, как я умею! — воскликнул Тоби с таким восторгом, который бывает только у шестилетнего ребенка.       Оливер лениво поднял взгляд на него, но уже через секунду оцепенел от страха: брат стоял на крыше спортивного комплекса.       — Тоби, слезай! — крикнул Оливер, подбегая к пластиковому замку с горками и качелями. Его колотило от страха, он непроизвольно приподнял руки, чтобы поймать младшего брата, хотя и понимал бесполезность этого жеста.       Тоби возвышался над площадкой, раскинув руки, и отбрасывал на старшего брата, растерянно стоявшего внизу, тень. Несколько мальчишек за ограждением хихикали, поглядывая на них. Оливер бросил яростный взгляд: это они заставили брата залезть на четырехметровую высоту.       Мальчишка не знал, с какой стороны подступиться к замку, чтобы поймать Тоби, и семенил вокруг, постоянно глядя наверх. Солнце резало глаза, и он щурился, но не прекращал следить через тонкую щелочку, пока силуэт брата не размылся окончательно и в глазах не потемнело.       Оливер зажмурился на секунду, чтобы острая резь в глазах немного прошла, тряхнул головой и снова раскрыл глаза. Тоби не было. Внутри Оливера все опустело.       «Упал?!»       Он лежал, по-видимому, с другой стороны замка: туда смотрели, перегнувшись через ограждение, другие ребята. Оливеру даже подумать было страшно, что будет, когда он обойдет площадку; и он медлил, боялся.       Перед ним стояла невидимая стена, сквозь которую он не мог пройти. Оливер чувствовал, что вот-вот сорвется с места, но ноги не слушались. Сделав шаг, мальчик потерял равновесие, но не упал, а даже смог сдвинуться с места. И Оливер побежал. Так быстро, что из-под ног вылетал песок.       Его пугало, что он не слышал ни единого звука. Ни от Тоби, ни от других мальчишек. Тишина. Вакуум.       Тоби лежал на резиновом покрытии без сознания под табличкой «Залезать на крышу игрового комплекса запрещено!».       Оливер поднял его с земли и побежал через двор. Он даже не знал, жив ли Тоби. Но, если жив, Оливер сам его убьет за такое.       «В больницу. Быстрее».       Он слышал отдаленные голоса взрослых, просящие остановиться, но прислушиваться к ним даже не думал — только продолжал бежать. Обмякшее тело Тоби болталось на руках и было тяжелым. Руки еле держали мальчика за плечи и колени — Оливер вцеплялся в них изо всех сил, чтобы не выпустить.       Белое здание больницы показалось через дорогу, и в мальчике открылось второе дыхание. Еще рывок и он уже открывает спиной стеклянную дверь.       — Помогите! — он внес Тоби внутрь и упал на колени, положив перед собой брата. Руки расслабились и больше не хотели подниматься. Из глаз хлынули слезы.       Тоби распластался по холодному кафельному полу. На плече голубой рубашки расплылись маленькие мокрые пятна.       — Что случилось? — к ним подбежала медсестра и попыталась поймать растерянный взгляд Оливера.       — Он упал на спину на детской площадке, — дрожащими руками мальчик нервно гладил и сжимал рубашку брата.       Женщина приложила два пальца на шею Тоби, вытаскивая рацию из глубокого кармана в белом халате.       — Носилки и пятеро на цоколь, травма позвоночника, — проговорила она и громкоговоритель четко и громко транслировал ее фразу на всю больницу. — Он жив, мы поможем ему, — обратилась она к Оливеру, и на его лице просияла мимолетная улыбка облегчения, потом снова сменившаяся ужасом. — Как тебя зовут?       — Оливер Рисенра, — мальчик вытер глаза рукавом. — А его — Тобиас.       — Оливер, звони маме или папе, — сказала медсестра, поднимаясь.       Сзади быстрым шагом пришли двое крепких мужчин, держа между собой носилки на колесах. За ними еще трое.       — Подозрение на травму позвоночника, мальчик без сознания, — протараторила медсестра, поворачиваясь к санитарам и отошла с дороги к Тоби. — Оливер, иди сюда, — она потянула мальчика от брата, чтобы санитары смогли положить его на носилки.       Глаза Оливера нервно бегали по мужчинам, возвышавшимся над Тоби, пока неведомая сила уводила его все дальше и дальше от этого места.       Санитары впятером медленно приподняли маленькое тело мальчика и уложили на опущенные почти до пола носилки, пристегнули Тоби ремнями и увезли.       Как только они скрылись за створками лифта, в груди стало так пусто, что мальчика забил озноб. Он хотел протянуть руки, но ни казались такими слабыми, что Оливер тут же расслабил их и заплакал.       — Все будет хорошо, Оливер, — медсестра обхватила его и запустила холодные руки во влажные от пота вьющиеся волосы. — Ему обязательно помогут.       Мальчику стало тепло и захотелось спрятаться ото всех на груди этой милой женщины. Он еще пару минут стоял так, ухватившись за ее плечи и смотря в открывающиеся и закрывающиеся двери лифта. Из них выходили люди, которых Оливер не знал.       — Пойдем, — медсестра снова потянула Оливер за собой, на этот раз в сторону стойки регистратуры. — Давай-давай, попьем чаю и позвоним маме.       Оливер выдернул руку и молчаливо пошел сам, даже опережая медсестру.       «Ему помогут», — проговаривал он сам себе, чтобы успокоиться и мелко-мелко кивал.       Чайник вскипел быстро, и медсестра налила чаю в небольшую кружку с логотипом больницы. Насыпала немного мяты и подвинула Оливеру.       — Альбина? — окликнул мужчина.       — Иду! — медсестра, сидящая перед Оливером, отозвалась и вышла из комнаты для персонала. Мальчик слез со стула и засеменил за ней. Не хотел оставаться один.       Он поднял глаза на коренастого мужчину лет сорока.       — Привет, а ты откуда взялся? — обратился он к Оливеру.       — Он принес брата с травмой. Его уже увезли, скоро сделают снимок и решат, что делать. Но скорее всего понадобится серьезная операция. Мальчика несли на руках, — Альбина наклонилась к доктору и говорила шёпотом, чтобы Оливер не слышал.       Мальчик рассмотрел на его бейдже «Павел Петерсон, нейрохирург».       — Ты смельчак, мальчик, — мужчина улыбнулся и указал не него пальцем.       — Меня зовут Оливер.       — Оу, нужно позвонить его родителям! — спохватилась медсестра и потянулась к телефону. В базе данных на компьютере она нашла номер и набрала его.       Мальчик в ожидании уставился на телефон у уха Альбины.       — Здравствуйте, Кристина, Вам звонят из двадцать третьей больницы Нортера. К нам поступил ваш сын Тобиас… — она помолчала, слушая ответ. — Травма позвоночника. Сейчас ему делают снимки и затем отправят на операцию… Его принес Оливер.       Мальчик за спиной Альбины вздрогнул, услышав свое имя. Мама будет зла на него. Очень зла.       Он поджал руки и ушел в комнату для персонала, дверь в которую находилась прямо за стойкой регистратуры. Не хотел слушать ни единого слова о том, что произошло.       Через пятнадцать минут в больницу ворвалась женщина в распахнутом пальто.       — Где Тобиас Рисенра? — крикнула она со входа медсестре.       Альбина подняла глаза на ворвавшуюся женщину, наблюдая за тем, как она приближается.       — Он еще без сознания, за его состоянием наблюдают. Нейрохирург и травматолог изучают его снимки.       — А где Оливер?       — Я здесь, — мальчик вышел из комнаты для персонала и подбежал к матери. Он обхватил ее за талию, а мама сложила ладони у него на спине.       — Ты должен был следить за ним, Оливер! — оторвала Кристина мальчика от себя. — Почему ты не вызвал скорую? — взяла его за руки.       «Снова недовольна», — замер Оливер, смотря матери в лицо и чувствуя, как ее мягкие холодные руки дрожат.       — Я помог ему, — он вырвался и сел на стул у стены. — И с ним все будет в порядке.       «Следила бы за ним сама, он бы и не упал, может».       — Что теперь с твоим братом? — спросила Николь, прервав рассказ Оливера.       — Он здоров. Я не говорити с ним и мамой, но он здоров.