Теория

Верите или нет, но Очако никогда не заморачивалась, что они с Кацуки на нормальные свидания не ходят. Ещё бы! Вон сколько времени вместе проводят — тренировки, учёба и даже досуг, особенно по вечерам, по ооочень глубоким вечерам по причинам, по которым даже Бакуго Кацуки не против бодрствовать во вред своему режиму. Но всегда есть хотя бы одно «но». И в случае Очако это «но» зовут Миной. — На этой неделе День моря! Целых три дня выходных! — Очако упрямо делает вид, что читает учебник, хотя после недавнего примирения ей даже сидеть неудобно, но единственную кровать заняла вездесущая Мина, а на полу валяться не хочется. — Ты меня слышишь, подружка? — Я думаю, что тебя все слышат — окно-то у меня открыто, — хихикнула Очако, на что Мина фыркнула, явно не чувствуя себя виноватой. — Думаю, что мы с Кацуки отлично проведём это время — такую связку на днях сообразили! Я тебе не рассказывала? Короче, мы… — Ну, нет! Там фейерверки будут, все в юкатах, парад по главной улице, а ты пыль глотать собралась?! До выпуска совсем немного осталось, а во взрослой жизни времени и вовсе не будет! Сходите погуляйте, ну! — Мина, закинув ноги на стенку и голову свесив с кровати, продолжает капать на мозги, и с её профессионализмом в этом деле не поспоришь. — Вы словно лет сто женаты! Главное событие в жизни — до супермаркета дойти! — Зачем лишний раз тратиться? — Очако мужественно старается не кривиться, поворачиваясь к кровати лицом. — А фейерверки и отсюда посмотреть можно, если вылезти на крышу. — Как правила нарушать на крыше — так готовность номер один, а как своего парня за руку взять при всех — так в кусты. Ох, а я так верила в твою храбрость! — Мина картинно прикрывает лицо ладонью и трагично вздыхает, после чего резко подрывается и садится по-турецки. — Или это Бакуго стесняется? Не гони! Очако беззвучно смеётся, наблюдая за абсурдной комедией в исполнении неподражаемой Мины, и уже не знает, куда деваться (смеяться, кстати, тоже больненько, но остановиться сложно). Мина тарахтит на огромной скорости, явно надеясь то ли в транс ввести, то ли задолбать, чтоб наверняка. — Я подумаю, — наконец выдыхает Очако, осознавая, что это самое слабое обещание, которое она может дать, чтобы успокоить взбалмошную подругу. — Может, и выберемся куда-нибудь. — Пачку сэлфи и чтоб на фоне фейерверков! Вдвоём! — на фоне поющего телефона подытоживает Мина, и только после этого берёт трубку. — Детка, ты не поверишь, на что я уломала нашу милашку! — А Мина Кацуки поуламывать не хочет? — Очако вздыхает ещё разок и поднимается со стула — кровать всё так же занята, а поваляться хочется, так что диваны в гостиной как никогда желанны. Оставив Мину дальше трындеть по телефону с несчастным «деткой Эйем» (есть подозрения, что будут попытки сократить его имя ещё больше), Очако не спеша отправляется вниз. За окном июль, начало купального сезона и невозможная духота. Сейчас бы к морю… — Тысяча двести йен на дорогу туда-сюда — перебор, — усилием воли Очако заставляет себя вспомнить, что на эти же деньги она спокойно может кормить себя дня три, если постарается. А ещё в конце года она хочет отправить родителей на горячие источники — у них же годовщина, а вот море никуда не убежит. Можно и попозже съездить. Когда-нибудь. На первом этаже пустынно — почти все разъехались по домам. У автомата с напитками её накрывает осознание, что где-то с год назад или около того, именно здесь они с Кацуки спорили, едва не сталкиваясь носами. Для полноты картины ей в руки скатывается всё та же пресловутая цитрусовая газировка, цена у которой всё та же — сто тридцать йен. — Отлично, — бормочет Очако себе под нос, задумчиво вскрывая банку и выпивая почти половину в первый же глоток. Спустя полминуты она заваливается на диван в гостиной и позволяет себе перестать думать. Предложения на стажировку, учёба, тренировки — это требует недюжинных моральных сил, знаете ли.  — Чё делать будешь на каникулах? — Кацуки заходит в гостиную спустя минут десять и плюхается рядом, одетый в чёрную футболку, которая надёжно скрывает плечи (Очако немножко этим гордится, что она так смачно его расцарапала, но краснеет всё равно). — Предки тебя в гости зовут. — И ты согласился? — неверяще выдаёт она, хлопая глазами, что неудивительно: Кацуки всегда ревностно оберегает личное пространство, хотя тут сложно понять, что именно он собрался беречь: свой дом от Очако или же её саму от своих же родителей. — Карга сказала, что либо я приглашаю, либо она сама это сделает, — стиснув зубы, отвечает Кацуки. Видимо, с матерью он спорил довольно долго. — Но если ты не хочешь, то вопрос сам по себе отпадает — к тебе точно не доебутся. — Я… я не знаю, — мямлит Очако, сконфуженно перекатываясь носом к спинке дивана. — А не рано ли? — А хуй его знает, — Кацуки запрокидывает голову на спинку дивана и устало прикрывает глаза. — Я в душе не ебу, как там правильно, только бы отстали, — привычно укладывает руку на ногу Очако, чуть сжимая у щиколотки. — Но домой всё равно надо съездить в ближайшее время — старик очень просил, да и непонятно, когда снова удастся. — Ага, — приходится вынырнуть из диванных подушек, чтобы ответ был разборчивым. — Можно я подумаю над предложением твоей мамы? — Валяй — неделя целая в запасе, — уставший и спокойный Кацуки выглядит очень притягательно, и Очако не шибко сопротивляется желанию закатиться к нему под бок. Достаточно всего двух секунд — зря тренировалась, что ли? — Кацуки? — Мм? — он косится на неё с подозрением, но не дёргается: знает уже, что скрывает это псевдожалобная интонация — пахнет наглой эксплуатацией. — Пойдём гулять на День моря? — Очако мостится щекой на чужое крепкое плечо и очень надеется, что ей не прилетит в челюсть от рывка. Если что, то во всём винить Мину! Вместо ответа её одаривают долгим изучающим взглядом. — В понедельник я линяю домой, — начинает Кацуки, приближаясь к лицу Очако. — По выходным у меня с утра тренировки причуды, а в воскресенье вечером я буду собирать манатки и пытаться выспаться, а это значит, что… — Мы идём в субботу вечером! — орёт не своим голосом Очако, сама от себя такого не ожидая. — Кацуки лучше всех! — чмокает его в щёку и крепко обнимает. — Угомонись, дурында, — фыркает Кацуки, но из объятий не вырывается. *** Прелесть того, что у тебя всего одна юката — не надо морочиться с тем, что надеть на праздник, разве что с причёской немного придётся повозиться, да чтоб с поясом помогли (Мину припахать довольно просто, но Яомомо завязывает лучше). Главный недостаток же в том, что если придётся сражаться, то твоей единственной парадной одежде наступит… — Пиздец, — шипит злой Кацуки, отряхивая пыль с плеч. Очако согласно кивает и заправляет полы своей юкаты под пояс, чтобы удобно было бегать. Увы, сменной обуви у них нет (рюкзаки совсем не вписывались в традиционный образ), и остаётся только радоваться, что шорты под юкату додумались надеть оба. — Можно хоть один ебучий праздник не устраивать никакой хуеты? — Злодеи уже даже не в этом районе — очень быстро перемещаются, — Очако копается в телефоне, который буквально разрывается от уведомлений из геройских чатов. — Несутся на восток к морю. Полиция и дежурящие герои у них на хвосте. Подкрепление требуется на берегу, — она поднимает глаза и смотрит на молчащего до сих пор Кацуки, который, как и она сама, в порванной юкате и пыли после небольшого взрыва в кафешке на главной улице. И в глазах у них двоих одинаковое выражение: азарт. Никто из них даже не оглядывается на пострадавшее кафе — героев там и так достаточно. — К морю не хочешь? — скалится Кацуки, который не способен вот так сдаться. От жары у него буквально мокрые ладони и, кажется, он готов подорвать весь город одним залпом. — Только сегодня об этом думала, — улыбается Очако в ответ и уже бежит к Кацуки, на ходу облегчая себя, а затем и его, когда вскарабкивается ему на спину. — Вперёд! В небе расцветают первые фейерверки, но их почти не слышно — в ушах свистит ветер. От адреналина кровь стучит в ушах, а дикий восторг заставляет смеяться, пусть это и не совсем уместно. — Кацуки, улыбайся! — так стрёмно делать сэлфи Очако ещё никогда не было, удивительно, что у неё телефон из рук не выпал, когда они торпедой по небу неслись, но фотку она честно отправляет Мине. А что? Миссия-то выполнена.