. . .
Луи тащит свой багаж в одной руке, в другой — кошачью сумку Пруденс, его зубы стучат от холода. С тех пор как он вернулся в Денвер, он ни разу не хотел возвращаться на Гавайи, но ветер заставляет его передумать. Первое, что он замечает, когда пинком распахивает входную дверь своей квартиры, — это запах тепла из вентиляции. Приятно оттаивать от холода, но потом он стонет. — Черт, он что был включен на такой высокой температуре все время, пока меня не было? — говорит он себе вслух. — Черт, черт, как я мог забыть? — Нет, это я включил его, когда пришел сюда, — отвечает голос из другой комнаты. — Было холодно. Господи, Лу, я уже начал думать, что ты переехал в дом своей мамы. Уже среда. О, и у нас закончилось молоко. Луи почти перестает дышать, выглядывая из-за угла. — Я знаю, какой сегодня день. Что ты делаешь в моей гостиной? Ты сказал, что поехал домой. Гарри сидит на диване и смотрит телевизор, положив ноги на кофейный столик, как будто он никогда и не уходил. — Знаю. Я дома. — Нет, какого черта. Как ты вообще сюда попал? — Он чувствует себя не в своей тарелке, он совершенно сбит с толку. — Гарри, что ты делаешь. — Я уже много лет говорю, что прятать ключ под ковриком — самая дерьмовая идея. Любой мог войти. Луи показывает на него. — Да, говоря об том. Гарри проводит рукой по волосам и тянется к пульту. Он выключает телевизор. — Таксист спросил, куда я хочу поехать. — Он пожимает плечами. — Я хотел поехать сюда. — Да, ну, я хочу поехать в Париж, но ты же не видишь меня там. Так не бывает, Гарри, Господи. — Я отвезу тебя в Париж, — уверенно говорит он. — Если ты этого хочешь, я это сделаю. Луи проводит руками по лицу. — Чего ты добиваешься, я не по… — Ты снова стал объектом всех моих фотографий, — прерывает его Гарри. Он смотрит на Луи блестящими глазами. — Тебя так долго не было, а потом, всего за неделю, ты вернулся. Мы вернулись. Как будто ты никогда и не уходил. Так много твоих великолепных фотографий, и я просто. Я не могу вернуться к съемке без тебя, или в квартиру без тебя, или в жизнь без тебя. Теперь, когда я знаю, каково это — быть без тебя, я не могу вернуться к этому. Не хочу. Он сжимает и разжимает кулаки, сердце бешено колотится. — Мы не можем просто… — Я не могу потерять тебя, Луи. — Но. Ты уже это сделал. Все кончено. — Звучит слабо, даже для Луи. — Нет. Я отказываюсь это принять. — Глаза Гарри лихорадочно оглядывают лицо Луи. — Я потерял себя, а потом потерял и тебя, но я готов обрести все это снова. Ты спросил, почему я здесь. Я здесь, чтобы разобраться во всем. Я здесь, потому что хотел вернуться домой. — Он прикусывает нижнюю губу. — Я здесь, чтобы бороться. Луи качает головой, к горлу подступает комок. — О чем ты говоришь. Он поднимается с дивана и встает перед Луи. Он оставляет между ними несколько футов пространства, засовывая руки в карманы. — Ты сказал, что я сдался и недостаточно боролся за нас. Вот для чего я здесь. Потому что ты прав, я не боролся за тебя. Во всяком случае, недостаточно сильно. Не так, как ты заслуживал. Не так, как мы заслуживали. Так что я буду бороться, и ты тоже, потому что ты в долгу перед нами. Виноват не только я, ясно? — Я не это имел в виду, Гарри. — Он чувствует, что может начать умолять в любой момент. Пожалуйста, остановись. Пожалуйста, не усложняй. — Тебя не должно быть здесь. Он раскачивается взад и вперед на ногах. — Хорошо, я начну. Все, что я хотел сказать, но так и не сказал. — Гарри… — предупреждает Луи. — Ненавижу, когда ты скрипишь зубами во сне. Я все время прошу тебя сходить к дантисту, чтобы разобраться, но ты игнорируешь меня. У тебя будет мигрень. Или испортятся зубы. И это не дает мне спать по ночам. Почему ты не сходил к дантисту? Он делает гримасу. — Так вот за что ты хочешь со мной бороться? Ты серьезно? — Ненавижу, что ты никогда не моешь тарелки из-под хлопьев, — продолжает Гарри. — Посудомоечная машина рядом с раковиной. Ты правда умрешь, если уберешь их? Луи скрещивает руки на груди и поджимает губы. Он ничего не говорит. — Ненавижу, как ты ешь печенье. Ты должен открутить верхнюю печеньку и съесть глазурь. Какого черта ты их кусаешь?! — Потому что я не пятилетний ребенок! — Ты знаешь, насколько я ненавижу новости, — говорит Гарри, глядя в потолок. — Ты же знаешь, что от них меня мучают кошмары. Даже когда я прошу тебя выключить их, ты игнорируешь меня. Почему ты всегда меня игнорируешь? Я говорю, а ты, блядь, не слушаешь. У Луи болит сердце, когда он слышит двойной смысл. — Это не… — И больше всего я ненавижу то, что ты оттолкнул меня. Ты даже не позволил мне попытаться. Ты полностью меня игнорировал. Он облизывает губы. Он чувствует, что может закричать. — Нет, — бормочет он, явно солгав. Гарри выглядит отчаявшимся. — Да, это так. Луи. Давай же. Отвечай. Борись вместе со мной. — У него слезы наворачиваются на глаза, губы приоткрыты. Осознание волной ледяной воды накрывает его. Гарри тоже боялся потерять Луи, и ему нужно было услышать, как Луи сражается за него. Луи никогда этого не делал. Ни разу. У него начинает кружиться голова. — Я, — Луи пытается сказать что-нибудь, но слова застревают у него в горле. Он делает шаг ближе, так что теперь они всего в футе друг от друга. — Давай же. Черт, как же больно. Он хотел оставить это в Гонолулу, забыть об этом, но Гарри стоит перед ним, и на нем футболка Луи, и слезы катятся по его щекам, и Луи думает, что он может задохнуться. Он старается дышать ровно, глядя куда угодно, только не в глаза Гарри. — Я ненавижу, что ты всегда забываешь наполнять подносы для кубиков льда, — тихо говорит он. Гарри кивает, выдыхает и опускает плечи. — Что еще? — Я ненавижу, что ты всегда чувствуешь необходимость исправить чужую речь. Знаешь, иногда можно заткнуться. — Ты прав. Это раздражает. Луи тоже поднимает взгляд. — Мне неприятно, что я не знаю, что ты писал последние полгода. Ненавижу себя за то, что на прошлой неделе чуть не забыл, как пользоваться твоей камерой, потому что я так давно ею не пользовался. Я ненавижу, что наша кровать слишком большая без тебя. Он вытаскивает руки из карманов и хватает Луи за запястья, поглаживая большим пальцем кожу. — Я тоже это ненавижу. Черт, он и правда плачет. — Ненавижу себя за эгоизм. Я ненавижу, что не мог сказать тебе, что я был в панике, и я вытолкнул тебя за дверь, я это сделал, я знаю, я виноват. Я ненавижу то, что мы оба решили, что у нас не может быть карьеры и друг друга. Я ненавижу, что я полагался на тебя во всем и что ты все еще единственный, кто пытается все исправить. Гарри отпускает запястья Луи, обхватывает его руками и крепко прижимает к себе. — Все в порядке. Лу, все в порядке. Луи качает головой, позволяя Гарри провести пальцами по волосам. — Нет, не в порядке, — шепчет он Гарри в грудь. — Я был до дрожи напуган. Я не знал, как сказать об этом, и тебя не было рядом, поэтому я закрылся, и я правда веду себя как пятилетка. Гарри не смеется, просто продолжает его гладить. — Но сейчас ты это говоришь. — Гарри. — Он вырывается из объятий Гарри и делает шаг назад. — Слишком поздно говорить об этом. Ты съехал. Мы… Все кончено. Он качает головой. — В воскресенье утром ты сказал мне, что, когда мы впервые встретились, тебе потребовалось всего несколько недель, чтобы понять, что мы навсегда останемся в жизни друг друга. Лу, я понял это за несколько дней. Я не могу вспомнить, каково это — не любить тебя. Я не уйду. — Он морщится от боли. — Снова. Луи переводит дыхание. Он может либо в сотый раз оттолкнуть Гарри, заставить его вернуться домой и начать, наконец, разрывать их отношения, либо он может вернуться к человеку, который знает его изнутри и снаружи, любит его с яростью, которая пугает, к тому, который ушел, а затем вернулся, как будто ничего не было. Должно быть, он слишком долго молчал, потому что Гарри уронил подбородок на грудь. — Луи, пожалуйста, позволь мне вернуться домой. Этого достаточно, чтобы Луи перестал думать. Он знает, чего хочет, что должен сделать. Он кивает, прежде чем успевает остановиться, бормочет: — Хорошо, да, возвращайся домой, возвращайся домой, мы разберемся, просто возвращайся домой, — и в тот же миг губы Гарри прикасаются к его губам, его руки ложатся на спину Луи, прижимая его ближе. Гарри утыкается лицом в шею Луи, прерывисто дыша и шепча, что очень скучал по нему, что ему очень жаль. Луи обнимает его так крепко, как только может, шепчет в ответ те же слова, и впервые за несколько месяцев Луи не чувствует, что его сердце разбито. Это только начало.. . .
Примерно в одиннадцать часов доставка из «Домино» стучит в дверь. Луи предложил пиццу, Гарри тут же согласился, и Луи, честно говоря, не волнует, что Гарри так быстро согласился, потому что не хотел начинать спор. Он был настолько голодным. Они устраиваются на диване вместе. Луи тянется за куском пиццы, надеясь, что это не означает, что он чувствует себя немного неуютно в своем собственном доме, и, вместо этого, насмехается над тем, как Пруденс уютно устраивается на коленях Гарри. — Я же говорил, что ты ей больше нравишься. Гарри ухмыляется, почесывая ее за ухом. — Я скучал по ней. И по тебе. Луи хмыкает. — Я уже начал придумывать вещи, за которыми тебе надо вернуться, чтобы я мог увидеть тебя. — О, да? Какие? Он пожимает плечами. — Я нашел в шкафу твой шнурок. Думал позвонить тебе, чтобы ты забрал его. — Я бы приехал. Луи коротко улыбается, ковыряясь в пицце. — За одну ночь все не уладится. — Я знаю. — Это займет некоторое время. — Скорее всего. — Я не знаю, с чего начать, — признается он. Гарри кладет свободную руку на бедро Луи. — Я начну. Он делает паузу. — Ладно. Гарри рассказывает Луи о том, как тяжело было вернуться домой. В квартиру, где он чувствовал, что не может говорить, не может спасти человека, который не хочет быть спасенным. Он сжимает ногу Луи, когда говорит о том, как он впервые понял, что они разваливаются, как он чувствовал себя ослом, прячущимся в колледже. Говорит о том, как очевидное отсутствие интереса Луи к их отношениям заставило Гарри чувствовать себя полным дерьмом. И Луи слушает, хотя и не хочет слышать почти ничего. Как будто ему каким-то образом удалось убедить себя, что он один борется, что у Гарри нет чувств, что все это одностороннее. Он ждет, когда Гарри закончит говорить, его голос постепенно затихает, когда он рассказывает Луи о своем телефонном разговоре с Джеммой много-много недель назад. — Джемма сказала, я знаю, что делать. Я думал, что это означает позволить тебе позаботиться о спасении наших отношений, прежде чем я полностью сдамся. Или, может, если бы я ушел, ты бы наконец что-то сказал. И это, просто. — Гарри качает головой. — Думаю, со мной все было бы в порядке. Но почему я должен хотеть быть просто в порядке? Я счастливее, чем когда-либо, когда я с тобой, даже несмотря на все дерьмо, через которое мы прошли вместе. Я люблю тебя так сильно, что иногда мне больно. Луи сглатывает; он чувствует, что замерз. Сейчас не время сдерживаться. — Я чувствую то же самое. — Я с самого начала знал, что это глупое решение, — продолжает Гарри. — Но потом ты не попытался остановить меня, и я подумал, что, возможно, мы теперь живем в разных вселенных. Я не знал, что делать. Я не уверен, что вообще когда-нибудь смог бы понять, что делать. Луи откидывает голову на спинку дивана. — Я бы что-нибудь сказал, Гарри. Честно говоря, я бы, наверное, сорвался. — Что ты имеешь в виду? — Я слишком долго молчал. Если бы не Гавайи, я, скорее всего, был бы сейчас в твоей квартире, ломился бы в парадную дверь и спрашивал, почему ты так легко меня бросил. Мне бы нужны были ответы. Гарри улыбается, хватает Луи за руку и целует ее. — Это было бы нелегко. Но я бы дал тебе все ответы, если бы ты спросил, или если бы ты позволил мне поговорить об этом. Ты ведь знаешь это, да? — Я боялся услышать то, что ты мог мне сказать, — говорит он и вздыхает. — Я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Я просто не мог выговорить ни слова. Он кивает. — Теперь я это знаю. Луи оглядывает квартиру, смотрит на их совместную фотографию, которая все еще стоит на полке возле телевизора и которую он не может заставить себя снять; смотрит на растение в горшке, которое Энн подарила им, когда они только переехали, на облупившиеся обои над дверью, из-за которых он месяцами приставал к Гарри, потому что не мог дотянуться сам. — Ладно, раз уж мы честны… — Что? Луи ерзает на подушке. — Мы все еще занимаемся этим «больше никаких секретов»? — В идеале. — Окей. Так. Помнишь те первые выходные, когда ты вернулся в нашу квартиру, чтобы собрать все свои вещи и поговорить о свадьбе Лиама. Тогда ты предложил никому не говорить, что мы больше не вместе? — Помню. — И я был настоящей занозой в заднице. Гарри кивает, закатывая глаза. — Ты преуменьшаешь. — Я, э-э. — Он морщится. — Я надеялся, что в промежутке между расставанием и свадьбой мы все уладим и к тому времени снова будем вместе. План казался слишком реальным, и я его ненавидел. Так что я просто был, вроде как… В замешательстве. — Он теребит ткань на диване. — Все это время, я думаю. Вплоть до прошлых выходных. — Такое чувство, будто гигантский груз свалился с его плеч, когда он просто признал эту крошечную вещь. Он смотрит на Гарри. — Мне очень жаль. — Эй, — шепчет Гарри, двигаясь диване ближе к Луи и обнимая его. — Мне тоже жаль. — Он целует Луи в макушку, и тот чувствует себя в полной безопасности. Гарри больше ничего не говорит, и Луи тоже. Теперь, когда он начал, Луи думает, что многое может еще сказать, но в квартире тепло, а тело Гарри еще теплее. Его веки начинают закрываться, убаюканные тем, как Гарри мягко вырисовывает круги между его лопатками. — Лу, — бормочет он усталым голосом, — тебе не кажется, что мы немного зависим друг от друга? — М-м-м. Возможно. Он весело смеется. — Я не хочу, чтобы от тебя зависело мое счастье. Я хочу полагаться на тебя. Думаю, в этом разница. Я мог бы обойтись без тебя, но зачем мне это? — Гарри, — шепчет он. Его сердце вдруг начинает бешено колотится, он не может подобрать нужных слов. — Не могу поверить, что нашел того, кого так сильно люблю. Луи вырывается из рук Гарри, чтобы взглянуть ему в лицо. — Я не знаю, как это сделать. — Что сделать? — Как попросить тебя лечь со мной в постель? Это ведь и твоя кровать тоже. Гарри ухмыляется, на его лице написано облегчение, как будто он боялся, что Луи передумает. — Неужели? Моя кровать тоже? Луи кивает. — Да. Пойдем.. . .
Он чувствует себя менее уставшим, когда видит, как Гарри раздевается в их тускло освещенной спальне, в стенах, которые не видели его слишком много лун. Он чувствует себя менее уставшим, когда Гарри подходит к нему сзади, когда он чистит зубы, и целует Луи в плечи, шею и подбородок. Он чувствует себя менее уставшим, когда Гарри накрывает его одеялом, подталкивая простыни под лодыжки, и когда он говорит Гарри, что любит его (не может не сказать этого), повторяя прости меня, пока он не перестанет задыхаться, Гарри выдыхает напротив его губ, их бедра сталкиваются, его лоб касается лба Луи. Он шепчет Луи, что тоже любит его, и нет, Луи больше не чувствует себя уставшим. Нисколько.***
Луи просыпается на следующее утро один, но слышит, как Гарри ходит по кухне. Он звучит так же, как и всегда, когда роется в шкафчиках в поисках фильтров для кофе, и Луи улыбается. Он дома, его мальчик дома. Он вылезает из кровати, натягивает свитер и присоединяется к Гарри по другую сторону двери, безуспешно пытаясь пригладить завиток на затылке, зная, что Гарри все равно будет дразнить его за это. Его очки испачканы жирными отпечатками пальцев на линзах, и он щурится, когда смотрит сквозь них, спотыкаясь о свой распакованный чемодан, ушибая палец на ноге, и почти падает лицом вниз. Обычно он ворчал по этому поводу или громко ругался, но сейчас его парень стоит у раковины и наполняет водой подносы для льда. Услышав шаги Луи, он оборачивается. — Привет, малыш, — шепчет он. — Хорошо спал? Луи кивает, его щеки заливаются краской. — Да. Но кто-то все равно продолжал утаскивать одеяло. — Мне нужно с ним поговорить. — Следовало бы, — соглашается Луи. Он ставит подносы в морозилку. — Я много думал за последние несколько дней… — Это всегда заканчивается плохо. — …когда я застрял здесь один и ждал, когда ты решишься, наконец, и уедешь от мамы. — Гарри ухмыляется. — Думаю, ты прав. Эти желтые стены на самом деле были глупой идеей. Луи пожимает плечами и подталкивает Гарри к шкафам, Гарри охотно позволяет ему это. — Ну, не знаю. Они стали мне нравиться.***
Это все равно что ходить по стеклу. У них еще есть много невысказанных мыслей, много вопросов, которые они еще не решили, и они оба болезненно осознают это. Пока Луи распаковывает чемодан и бросает все в корзину для грязного белья в ванной, у Гарри звонит телефон. Он смотрит на дисплей и морщится. — Что с лицом? Кто это? — Спрашивает Луи, вываливая все из рюкзака. — Никто. — Вау, какая уникальная и творческая ложь. Гарри закатывает глаза. — Возвращайся к белью. — Нет, серьезно. Ты был таким. — Он размахивает руками, в животе что-то сжимается. — Ну, не знаю, встречался с кем-то в последние несколько месяцев? — Ты серьезно? Думаешь, я только что проигнорировал своего любовника? — Я не знаю! Ты ведешь себя подозрительно! Гарри усмехается. — Для ясности, я не встречался ни с кем, кроме тебя, с незапамятных времен. Ты должен знать, как нелепо это звучит. И это был звонок из колледжа. — Оу. — Хотели узнать, как я себя чувствую. Луи разбирает беспорядок на полу. — Почему они об этом спрашивают? — Они звонили всю неделю. Хотели убедиться, что с нами все в порядке, прежде чем я снова начну работать. — Гарри… ты не можешь не работать. Я возвращаюсь завтра. И позже я схожу на занятия сегодня. Жизнь не останавливается, потому что у нас есть сложности. Гарри смотрит в пол. — Но это проблема… — Что именно? — Жизнь не остановилась, когда у нас были проблемы, и посмотри, что произошло. — Гарри проводит пальцами по волосам; его голос немного дрожит, когда он продолжает. — Я делаю тебя своим приоритетом, и мне нужно убедиться, что ты делаешь то же самое. Потому что это, — говорит он, указывая между ними, — самое главное. Все остальное на втором месте. Мы должны найти способ включить друг друга во все аспекты нашей жизни. Я хочу этого. Луи медленно кивает, но больше ничего не говорит. — И выражение твоего лица, когда я сказал, что звонят из колледжа. — Гарри качает головой. — С этим надо что-то делать, Лу. Наши карьеры больше не могут быть на первом месте. Я не потеряю тебя снова из-за гребаной работы. Я не позволю этому случиться. Он смотрит на кучу вещей из своего багажа. Потребуется вечность, чтобы разобраться с этим. Это будет самая легкая часть его дня. — Тогда нам нужно найти решение. Потому что, насколько я знаю, у нас одинаковые рабочие графики, и мы оба делаем одно и то же в течение года. В прошлом мы доказали, что это явно не работает на нас. Гарри облизывает губы. — Предвыборная кампания окончена. Луи поднимает бровь. — Да… это так. — И я пишу для политической колонки. — Политика не останавливается, когда заканчиваются выборы. — Нет, но теперь мне не нужно ходить на митинги, изучать двух отдельных кандидатов и посвящать всю свою жизнь написанию об этом. Теперь я могу сократить работу. Вернее, я сказал им, что сокращаю свое рабочее время. — Ты сказал им, что сокращаешь график? — Удивленно повторяет Луи. — Это вообще разрешено? Гарри встает из-за кухонного стола и садится на пол рядом с Луи. — Не совсем. Посмотрим, что получится. Но дело в том. — Он делает паузу, чтобы убрать волосы с глаз Луи. — Если бы мне пришлось выбирать между тем, чтобы писать для колонки, и тобой, я бы каждый раз выбирал тебя. — Но ты же любишь эту колонку. Он пожимает плечами. — Конечно. Но тебя я люблю больше. Луи сглатывает. — Я не хочу, чтобы ты обижался на меня. Это уже похоже на неприятности. Ты отказываешься от постоянной работы, от которой ты сходишь с ума, только потому, что… — Не «только потому». Нет. Ты значишь для меня все на свете. Я потерял это из виду. Я говорил тебе на Гонолулу, что теперь мне все ясно. Я знаю, что важно. Ты важен. — Гарри засовывает босые ноги под бедра Луи, как будто использует его тело, чтобы согреться. — Единственное, на что я могу обижаться, — это на себя, зная, что могу предотвратить любой разлад между нами. Быть любимым Гарри — значит быть особенным, Луи всегда это знал. Гарри любит всем сердцем, всем существом, и Луи до сих пор не может поверить, что он стал одним из избранных людей, которых Гарри держит так близко к себе. Он проводит пальцем по предплечью Гарри, гадая, перестанут ли когда-нибудь слезы течь из его глаз. — Я люблю тебя. Гарри улыбается. — Как мне так повезло? Он сжимает запястье Гарри, держась за него. — Смешно. Я думал о том же.***
В эти выходные они вместе едут в квартиру Гарри. Гарри смог быстро аннулировать договор аренды — просто нужно было заплатить за следующий месяц — и может вернуться к Луи. На постоянно. Луи сказал Гарри, что купил соответствующий комплект мониторов на лодыжках, любезно предоставленных Департаментом полиции Денвера, так что ни один из них не может уйти слишком далеко. Гарри рассмеялся, а Луи скорчил гримасу. — Не совсем понимаю, почему ты думаешь, что я шучу, но ладно. Между их теперешним домом и студией Гарри не так уж далеко, и оказывается, что Луи несколько раз проезжал мимо этого здания, не подозревая, что это его новый дом. Гарри ставит машину на стоянку и поворачивается к Луи. — Ну, дом очень скромный, — предупреждает Гарри, уже чувствуя, что Луи явно недоволен. — А внутри еще хуже. Но это я виноват. Я не распаковывал вещи, на самом деле, что облегчает нам загрузку всего… Луи хмурится. — Ненавижу это. — Я так и знал, — смеется он. — Нет, я действительно ненавижу это. — Все не так плохо, Лу. Просто не так хорошо, как мы живем сейчас. — На окнах решетки! — И это хорошо. Дополнительная безопасность. Он стонет. — Давай вытащим тебя отсюда. Гарри снова смеется. — Окей.. . .
Это настоящая дыра. Сама квартира не ужасна, но очевидно, что Гарри использовал пространство в основном для сна и душа. Холодильник совершенно пуст, его одежда все еще в коробках, а двойной матрас придвинут к дальней стене на полу. — Боже правый, Стайлс, — говорит Луи, отшвыривая с дороги пару ботинок. — Это просто доказывает, что я тот, у кого безупречный вкус и, по-видимому, чувство чистоты. Это отвратительное место. Гарри закатывает глаза. — Я почти не бывал здесь. — Да, я вижу. — Он упирает руки в бока и оглядывается. — Ну. По крайней мере, это не займет больше часа или двух. По сути, это большой шкаф. Подай мне скотч. Они работают бок о бок в течение получаса в тишине, Гарри запихивает разложенные вещи в уже набитые коробки, Луи заклеивает их, и как только они заканчивают с гостиной/спальней, Луи садится на пол, скрестив ноги. Должно быть, на его лице отразились настороженные мысли, потому что Гарри тоже застыл. — Ты в порядке? Луи пожимает плечами. — Ненавижу, что тебе пришлось жить здесь. — Это безопасное здание, Луи, все в порядке. У меня никогда не было проблем с этим, клянусь. — Нет, я просто ненавижу, что тебе пришлось жить где-то без меня. Гарри засовывает охапку полотенец в пустую коробку. — Я сам съехал. Это было мое решение. Ты мне этого не говорил. — Я также не просил тебя остаться. — Ладно, это правда, но мы не можем делать это вечно. — Он садится на матрас, подтянув колени к груди. — Ни один из нас не может продолжать в том же духе. Перестань себя корить. Мы не сможем двигаться вперед, если будем продолжать фокусироваться на том, что позади нас. Луи кивает. Он прав. — Могу я кое-что сказать? — Если я скажу «нет», тебя это остановит? Он поднимает средний палец, и Гарри улыбается. — Я думал об этом последние несколько дней, до того, как ты сказал мне о сокращении часов для колонки. Ты не можешь быть единственным, кто вносит некоторые изменения. Я должен встретить тебя на полпути. Я не делал этого раньше. Гарри проводит пальцем по краю матраса. — Что ты имеешь в виду? — Сегодня утром я разговаривал с Дэнни насчет смены часов в ресторане. Он дал мне два выходных на неделе. Мне придется работать по субботам днем, чтобы наверстать упущенное, но я решил, что это удобно, потому что по субботам ты обычно снимаешься с клиентами, а потом у нас есть два вечера в неделю, чтобы поужинать вместе или куда-нибудь сходить. — Он пожимает плечами. — Мы приспособимся. — Приспособимся, — повторяет он, кивая. Гарри смотрит на Луи и улыбается. — Не могу дождаться, когда снова с тобой поужинаю. Луи выдыхает, сам не зная, что задержал дыхание. — Да? — Да. — Гарри наклоняется, чтобы поцеловать Луи в шею и щеку. — Давай уберемся к черту из этой квартиры. Я хочу пригласить тебя на свидание. Он склоняет голову набок, когда губы Гарри начинают спускаться вниз по его подбородку. — Что ты предлагаешь? — Я что-нибудь придумаю.. . .
Он придумывает; они делают это вместе.. . .
Они идут в маленький мексиканский ресторанчик в центре города. Луи пьет слишком много маргариты, Гарри заказывает еще одну порцию чипсов «кесо» и «тортилья», и когда они возвращаются домой, то чувствуют себя так же, как раньше, до всего этого дерьма. Луи сбрасывает ботинки и жалуется, что свет слишком яркий, Гарри закатывает глаза и ударяет по выключателю, убавляя свет, и бормочет: — Хорошо, что ты симпатичный, потому что иначе этот дерзкий спектакль бы не прошел. — Мхм, — соглашается Луи. — Не мог бы ты разогреть для меня кесо? — Ты отстой, — говорит Гарри себе под нос, но затем оказывается на кухне, открывая дверцу микроволновки прежде, чем Луи успевает вставить еще слово. Это первое из их многих свиданий. Они не торопятся возвращаться к своим отношениям, двигаются осторожно, чтобы не взять на себя слишком много слишком быстро, и это определенно правильная вещь. Так меньше давления. Хотя кажется, что все совсем наоборот, когда он пытается объяснить Найлу (который на седьмом небе от счастья, когда узнает, что его «папы отменяют развод»), как они живут вместе и «не торопятся», но это работает. Они не спорят и находят энергию, чтобы сосредоточиться на мелочах, интимных деталях, которые они потеряли по пути. Ощущение такое, будто влюбляешься снова и снова, и Луи не может поверить, что у него есть возможность сделать это дважды за свою короткую жизнь. У них еще бывают времена, когда кажется, что они никогда не смогут двигаться вперед и преодолеть свои неудачи. Гарри, кажется, сопротивляется разговору о своих занятиях, отвечая простым «на работе все хорошо», после того, как Луи спрашивает. Они оба не уверены, как обсудить части своей жизни, которые изначально разделили их. А когда Луи вызывают на дополнительную смену в ресторан или он задерживается в больнице дольше, чем ожидал, он чувствует себя почти виноватым, когда звонит Гарри, чтобы сообщить ему об этом. Конечно, Гарри никогда не сердится из-за этого, но в его голосе слышится разочарование и легкий страх. Как будто он боится, что одна ночь отбросит их назад на недели прогресса. Луи этого не допустит. Не снова. В выходные перед Днем Святого Валентина Луи приходит домой и находит Гарри на диване. Он просматривает свою фотопленку с сосредоточенным выражением лица. Луи наблюдает, как большой палец Гарри двигается по циферблату — он явно застрял между двумя или тремя фотографиями, пытаясь выбрать лучшую. Луи набирается храбрости, ложится на диван и кладет голову Гарри на колени. Гарри смотрит вниз и ухмыляется. — Здравствуй, чем я могу тебе помочь? — Что ты смотришь? Гарри направляет камеру вниз, и Луи улыбается, когда видит фотографии Лиама и Энни во время свадебной недели. — Я понял, что до сих пор не выбрал фотографию для рамки. Тут есть действительно приличные. Но я хочу выбрать лучшее. — Он делает паузу. — Поможешь мне? Луи садится удобней и кладет ноги на колени Гарри. — Ага. — Слава Богу. Они вместе просматривают фотопленку, сузив выбор до двух фотографий, и, естественно, Луи застрял на фотографии номер один, Гарри — на фотографии номер два. Они ходят кругами, указывая на достоинства и недостатки, и Луи не может не думать об их потерянной традиции воскресного утра. Он забирается Гарри на колени и тычет его в подбородок. — Эй. Знаешь, чего мы давно не делали? — М-м-м. Чего? — Кофе, крендельки и фотографии. Гарри улыбается, отводя руку Луи в сторону, когда тот засовывает мизинец в ямочку на щеке Гарри. — Я скучаю по этому. — Я тоже. Он кивает и выключает камеру. — Окей. Тогда пошли. — Э-э, сейчас пять часов вечера субботы. Ты хочешь позавтракать. Прямо сейчас. — Да, нам нужно кое-что сделать. — Ладно, — улыбается Луи, — просто хотел убедиться, что ты серьёзно.. . .
Снаружи темно, тротуары покрыты снегом, когда они садятся за кофе и бутерброды. У них нет распечатанных копий фотографий для просмотра, но фотоаппарата Гарри достаточно. Гарри наливает себе еще одну чашку кофе, когда Луи, наконец, решается произнести те слова, что крутились на кончике языка в течение нескольких месяцев. — Расскажи мне, что ты писал. Гарри удивленно поднимает голову. — Что? — Я хочу знать. Ты сказал, что тебе больше не нужно ходить на митинги и все такое, так что ты писал? Или что насчет твоих занятий? Уверен, у тебя уже есть любимый ученик, хотя семестр начался только месяц назад. Он делает глоток кофе. — Да, хорошо, расскажу тебе о лете. Луи фыркает. — Так и знал. Начинай. Гарри рассказывает о своем классе в отвратительных подробностях, описывая то, что кажется месяцами информации (вероятно, так и есть). Прошел почти год с тех пор, как он держал в себе всевозможные мысли, поэтому Луи терпеливо сидит и слушает, отрывая кусочки кренделя, чтобы окунуть их в сливочный сыр, пока Гарри рассказывает о колонке. Они сидят там более трех часов, обмениваясь историями о работе, и в конце концов, владелец говорит им, что они должны выйти, так как ему пора закрываться. Луи давно не чувствовал себя частью мира Гарри, но сейчас, глядя на него, трудно представить, что что-то еще существует за пределами их двоих.. . .
Восстановление их отношений оказывается долгим процессом, который требует большого количества извинений, но Боже, Луи так счастлив. На этот раз он готов сражаться, готов бороться, и это имеет огромное значение. Он больше не сдерживает себя, просто кричит, когда его что-то беспокоит, дает Гарри знать, когда что-то не работает или становится слишком подавляющим, и Гарри более чем счастлив сделать все возможное, чтобы попытаться исправить то, что сломано. Они позаботятся об этом. Они позаботятся друг о друге.***
Зима отступает медленно, почти так же медленно, как они продвигаются в том, чтобы снова обрести опору друг в друге, и вместе с этим приходит глоток свежего воздуха. Луи получает впечатляющее и заслуженное повышение, Гарри получает предложение преподавать в новом классе в среду утром, что заставляет его уверенно сиять заразительным волнением, и в целом, возвращение домой к своему мальчику в конце дня чувствуется наградой, а не рутиной. Луи думает, что апрель может быть его любимым месяцем. Он всегда был неравнодушен к декабрю, но теперь, он готов изменить свое мнение. Однажды вечером Гарри приходит с работы с охапкой цветов — красных, оранжевых и зеленых. Он застенчиво улыбается, когда ставит их на кухонный стол, как будто Гарри не уверен, будет ли слишком, если он прямо подарит их Луи. Поэтому он просто пожимает плечами, когда видит, что Луи смотрит. — Они прекрасны. Заставили меня думать о тебе. Не смейся надо мной. Луи только качает головой, не в силах сдержать улыбку. — Иисусе. Иди сюда. Буду смеяться над тобой всю ночь. — Всю ночь? Правда? — Спрашивает он, уже подходя к Луи на диване. Он обнимает Гарри за шею, когда тот нависает над ним, наклоняясь для поцелуя. — Правда.. . .
Позже Гарри стоит на кухне в одних трусах, которые впечатляюще низко сидят на его бедрах. Он оглядывается через плечо на Луи. — Знаешь, что мне больше всего нравится в жизни с тобой, кроме того, что в холодильнике всегда есть мороженое, чтобы поддержать твою зависимость от Рокки-роуд? — Что? Гарри ухмыляется, вытаскивая коробку из морозилки. — Жить с тобой. Луи хватает плед, лежащий на спинке дивана, и накидывает себе на плечи. — Стайлс, тебе не обязательно пытаться завоевать мое расположение. Я уже твой. Он подходит к дивану и протягивает Луи ложку. — Музыка для моих ушей. И именно такие мелочи возвращают их на путь истинный. Гарри готовит им завтрак по утрам, когда они оба дома, Луи просит Гарри встретиться с ним в ресторане, когда закончится его смена, и кажется, что каждый день наполнен новыми сюрпризами, большими и маленькими. Реакция Гарри стоит того каждый раз, поэтому Луи берет длинный обед в этот вторник; он хочет видеть это выражение на лице Гарри снова и снова. Он берет бутерброды и суп из Панеры, стоящей рядом с колледжем, и идет на часовой урок Гарри. Его класс маленький, не больше одиннадцати учеников, но Гарри не сразу замечает его, пробираясь в заднюю часть класса, слишком занятый работой со студенткой за ее столом. Луи с улыбкой на лице наблюдает, радуясь, что Гарри в своей стихии. Одно дело слышать об этом, но совсем другое — видеть это близко и лично. Он явно любит преподавание, это видно по тому, как он наклоняется, чтобы поговорить с одним из своих студентов таким профессорским способом, выражение его лица оживленное, а голос взволнованный, когда он хвалит девушку за ее хорошо выполненную работу. Это почти соблазнительно — видеть, как Гарри рвется учить, демонстрировать и поощрять; Луи не замечает, что улыбается, пока у него не начинают болеть щеки. Он прислоняется к задней стене и сдерживается, чтобы не фыркнуть, когда одна из девушек начинает откровенно флиртовать, накручивая прядь волос на палец и слишком громко смеясь. Гарри вежливо отмахивается от нее, пересаживается за соседний стол, не обращая внимания на то, что девушка все еще смотрит на него. В конце концов, некоторые из студентов понимают, что Луи там, и начинают оглядываться с любопытством. Гарри начинает понимать, когда видит, что большинство его учеников смотрят на заднюю дверь, и он загорается при виде Луи, его улыбка яркая и неповторимая. — Эй! Что ты здесь делаешь? В моем классе?! Луи поднимает пакеты из Панеры. — Подумал, что ты, скорее всего, голоден. — О Боже, мой ангел. Знакомьтесь, ребята, это Луи, мой парень. Коллективное о-оу проходит по комнате, пара мальчиков в задней части класса хихикают, пока Луи проходит между парт к передней части комнаты. Гарри быстро и легко целует его в щеку, но Луи все равно краснеет. Гарри усаживает его за пустой стол и отпускает класс на несколько минут раньше. Выходя из комнаты, одна девушка шепчет другой: — Ты знала, что он гей? — Нет, — отвечает вторая. — Как трагично. Луи смеется, когда она выходит за пределы слышимости, и поднимает брови, смотря на Гарри. — Ты слышал? Она думает, что мы трагичны. Гарри, ухмыляясь, сдувает пар с супа. — Больше нет.. . .
Когда они выходят на улицу, идет проливной дождь, и Луи смотрит на Гарри взглядом, который ясно кричит черт возьми, я не пойду к своей машине под таким ливнем. Гарри закатывает глаза. — Это просто вода. Ты не растаешь. — Но сегодня у меня такие красивые волосы. Он кивает. — Да, сегодня ты выглядишь просто идеально, малыш. Луи дергает Гарри за локон, накручивая его на палец, и Гарри наклоняется к нему. — Может, нам просто побежать? Встретимся дома? — Звучит как хороший план. Кроме того, могу я сказать, как я взволнован из-за того, что ты выбрал сегодня белую футболку? — Боже мой! — Луи щелкает его по носу, прежде чем он вылетает через парковку, лужи уже глубиной по щиколотку, его зрение размыто, капли дождя замерзают на его голых руках. Он оглядывается через плечо и видит, что волосы Гарри прилипли к его лицу, пока тот истерически смеется над их положением. Наступил сильный шторм, но Луи не возражает. Нисколько. На самом деле, ему это нравится.***
В первый раз, когда Луи и Гарри встретились, они были совершенно пьяны, спотыкались и не могли нормально думать. Луи как раз напевал какую-то песенку Аврил Лавин, и Гарри подбадривал его, как будто это было самое естественное, что можно сделать с незнакомцем. Когда песня закончилась, Луи хлопнул его по спине и спросил: «Ты вообще кто?» и Гарри ответил: «Я в порядке, спасибо, что спросил. Приятно познакомиться, мальчик-скейтер». Луи расхохотался так сильно, что чуть не задохнулся, и это было самое начало. Он действительно никогда не подозревал, что Гарри видит в нем нечто большее, чем просто лучшего друга. Он был совершенно ошеломлен, когда Гарри выпалил, что хочет пригласить его на свидание. Первой мыслью Луи было: «Осмелишься ли ты?», но по лицу Гарри было видно, что он очень серьезен, и Луи с трудом сглотнул. Он согласился только потому, что Гарри был таким непреклонным, таким беспокойным, с горящими глазами, и Луи убедил себя, что в худшем случае они устроят неловкий ужин и забудут об этом за рюмкой текилы. Все не так уж плохо. В конце концов, это был Гарри — человек, с которым он чувствовал себя наиболее комфортно, человек, который видел его несущимся через футбольное поле в кампусе в три часа ночи, смущающе пьяным. Разве может быть хуже. И как же он ошибался! Свидание было катастрофой, несмотря на все усилия Гарри. Бедняга. Луи не мог перестать морщиться весь вечер, он чувствовал себя так плохо из-за того, что Гарри не мог успокоиться, не мог сосредоточиться или сделать что-то, считающееся нормальным поведением на свиданиях. Примерно после третьей порции отчаянно необходимого вина Луи понял, что Гарри настолько не в себе, потому что для него это было чертовски важно, он действительно хотел Луи. Это заставило Луи захотеть попробовать. Попробовать ради Гарри. Они вместе стояли перед дверью в комнату Луи, неловко переминаясь с ноги на ногу, и Луи впервые не смог прочитать выражение лица Гарри. Его жалкое, удрученное лицо казалось пустым. — Итак… — начал Луи. — Что думаешь? Гарри сглотнул, поджав губы. — Я думаю, что я просто пошел на ужасное чертово свидание, и мне стыдно, и все, что я хочу сделать, это позвонить моему лучшему другу и рассказать ему все об этом, как обычно, но мой лучший друг был там. Он знает, насколько все было плохо. Нет необходимости повторять это снова. Он засмеялся, оценив искренность Гарри. — Да, ты прав. Я был там. И это точно было дерьмово. — Я ненавижу то, что хочу пригласить тебя ещё раз, — пробормотал он себе под нос. — Мое лицо болит, а голова раскалывается, и я думаю, что съел кусок бокала, когда он разбился в моей тарелке… Луи подавил желание рассмеяться и вместо этого спросил: — Ты думаешь, между нами есть химия? Чтобы снова пойти на свидание? — Я не знаю. Может, нет. — Пожал плечами Гарри. — Что, если все, что есть между нами, это дружеские чувства, я имею ввиду, никакой химии? — На данный момент это кажется наиболее вероятным. — Это возможно. — Он выглядел таким серьезным, что Луи стало не по себе. — Я хочу попробовать снова, Лу. — Эм, я не знаю… — Луи. — Он сделал шаг вперед, позволив себе протянуть руку и положить ее Луи на бедро. — Еще раз. Просто позволь мне. Что-то менее причудливое. Что-то больше о нас. Все может быть намного лучше, я знаю это. Правда. Сегодняшний вечер был ужасен. Я слишком нервничал и, честно говоря, мне даже не нравится вино, но мне очень нравишься ты. Очень. Я… Луи закусил внутреннюю сторону щеки, слегка кивнув головой и делая неудобную паузу длиной в маленькую вечность. — Иди сюда. — Что? — Подойди сюда. — Он глубоко вздохнул, борясь с назойливым голосом в голове, говорящим, что это плохая идея, которая только ухудшит эту ночь. Но дело в том, что он не был слепым. Он знал, что Гарри был потрясающим, и объективно, обладал всем тем, что Луи искал в парне. Высокий, стройный, подтянутый, с улыбкой, которая заставила Луи растаять. Поцеловать его — просто чтобы проверить их химию — не было бы самой ужасной вещью в мире. Продолжай убеждать себя в этом. — Мне нужно посмотреть, просто ли это дружеская химия, чтобы убедиться, что ты совершенно безумен. Он наклонил голову в сторону, разомкнув губы, и обернул руки вокруг шеи парня, подтянув его ближе, и Гарри практически перестал дышать. И. Луи не мог поверить, что Гарри Стайлс умеет так целоваться. Его руки были везде, где хотел Луи, губы плотно прижаты к его губам, как будто он пытался что-то доказать, и когда Гарри прижал его к своей груди, колени Луи чуть не подогнулись. Это ощущалось так прекрасно — быть поцелованным так — быть поцелованным Гарри — и когда Гарри тихо застонал, Луи перестал думать, просто позволил этому случиться. Когда они оторвались друг от друга, Луи позволил своей голове опуститься; Гарри провел ладонями по его спине. Он чувствовал себя таким спокойным, таким странно счастливым. Ох. — Черт, — пробормотал Луи. — Эй, Стайлс. — Лу, — прошептал он в ответ немного грубым голосом. — Хочешь сходить куда-нибудь завтра вечером? Гарри засмеялся. — На самом деле? Луи поднял взгляд, лениво моргая. — Это не та химия, которая есть у друзей. Я, эм. — Сосредоточься. — Это был очень хороший поцелуй, Стайлс. Ты всех так целуешь? Он покачал головой, будучи честным: — Нет, не всех. — Хорошо, ты можешь, эм, больше никого не целовать? Особенно так? — Спросил Луи. Гарри ухмыльнулся, перед тем как он снова наклонился, чтобы поцеловать Луи, поглаживая его шею. — Не буду. Луи поверил ему, думая, это действительно может быть оно. И он был прав.. . .
Одна ночь, один поцелуй. Это все, что потребовалось. Он никогда не оглядывался.