***
Северный Архипелаг — один из немногих не потерявших ни одного острова и племени, один из сильнейших в Северных морях. Остров Олух — его центральный остров, является самым крупным из всех, не считая Острова Драконов скрытого туманом в Проклятом проливе. На Олухе проживают как маги всех стихий и способностей, так и простецы. Но вот драконы, как раз таки, являются основным врагом жителей. И что бы им не переехать куда-нибудь? Пф, что вы, это же викинги, народ суровый и закаленный Жатвой и боями с вражескими племенами. Да, вы не ослышались, мало людям проблем с Хель, так они еще территориальные войны устраивают. Эх, в общем Советник, сверившись с Картой Тора* в сотый раз, обреченно вздохнул. Олуховское племя он не любил больше всего. Драконьи налеты совершались чуть ли не регулярно; викинги, пусть где-то глубоко в душе и добрые, иногда бывают очень грубы, но к гостям, слава Одину, более-менее радушны. Поэтому запрятав свои крылья, Советник сел на проплывающий мимо неприметного клочка земли торговый корабль и отправился на Олух.***
Иккинг открыл глаза и судорожно вздохнул, скорее по привычке, чем из-за страха. Медленно разжав кулаки и выпустив из крепкой хватки шкуру, юноша сел и потер виски. Он привык видеть один и тот же кошмар, но тело по-прежнему, вот уже десять лет, реагирует одинаково: судороги, холодный пот, удушье и полная паника, с которой он все же смог справиться. — Да здравствует новый день, — безэмоционально пробормотал парень и встал с постели. Иккинг Хэддок — сын вождя острова — Стоика, маг огня. Изгой. Казалось бы из-за чего? Да, он не очень-то накачен, но и не хиляк ведь, хорошо владеет мечом, весьма симпатичный семнадцатилетний парень, между прочем: высокий, с густыми каштановыми волосами с рыжим отливом, яркими зелеными глазами, веснушками и гениальным умом. Но есть одна малю-юсенькая проблемка… Он — полудракон. Не первый, но на данный момент, единственный в своем роде. И именно тот день сниться ему в кошмарах. День, когда он стал полудраконом. День, когда его мать исчезла навсегда… «Огонь. Все вокруг горит, трескается, падает. Малютка Иккинг слышит крики с улицы, на стены его комнаты из окна падают всполохи оранжевого света. Судорожно сжав в руках игрушку в виде Змеевика, мальчишка сидит под столом в своей комнате, давясь слезами и всхлипывая. С левой ноги ручьями стекает кровь. Пока Хэддок бежал с улицы, успел упасть и разодрать ногу в месиво об острые камни и кусочки стекла. Лодыжку будто прижгли калёным металлом. Он явственно помнил тот первый раз, когда обжегся о заготовку для меча. Только вот та боль утихала, а эта только становилась сильнее. Вдруг дверь в комнату с грохотом распахнулась, отчего мальчонка сжался в комок, сделав вид, что его не существует. — Иккинг! Громогласный бас отца мальчика заставил его немного успокоится. Шатен знал — он под защитой. Сильные руки одним махом вытащили его из-под стола и посадили на пол. Цепким взглядом зеленых глаз его отец стал разглядывать ногу. — Дракон? — Нет, я упал… Не успел мальчик договорить, как с резким хрустом и грохотом дракон проломил крышу слабым залпом. Иккинг закричал. Стоик прикрыл его своей спиной от обломков и, тут же развернувшись, глубоко порезал лапу дракона мечом, задев артерию. Кровь с противным хлюпаньем брызнула из раны на вождя и мальчонку, попав тому прямо в рану. Дракон пронзительно зарычал, собираясь атаковать. Как в замедленной съемке мальчик смотрел, как его кровь смешивается с драконьей, и кровотечение замедляется. Агония слабеет, как и во время ожога от металла, Иккинг делает глубокий вдох и хочет встать, но тут в комнату вбегает его мама. — Стоик! Иккинг! Испуганный взгляд ярко-зеленых глаз, тяжелый меч, выглядящий в ее руках немного нелепо, растрепавшиеся русые косы — вот какой Иккинг запомнил свою мать — Валку. — Валка, беги! Она не побежала, а дракон в отместку за рану тут же схватил женщину за капюшон и вылетел из дома. Дальше все было смазано: отдаленный крик его матери, громогласный — его отца, плач и сильная боль в сердце. А потом все резко меняется, и вот Иккинг уже падает в темноту, цепляясь за невидимые ветки и крюки, потом больно ударяется о землю. Медленно сев, он потирает макушку и со стоном оглядывается. Прямо перед ним сидит тот самый дракон: черная гладкая чешуя переливается от невидимого источника света, острые зубы, загнутые когти на концах и глаза — яркие ядовито-зеленые глаза, которые смотрят прямо в душу. Иккинг может прочесть в них каждую эмоцию, каждую мысль. И он видит гнев, слышит рык, а потом в долю секунды дракон уже нависает над парнем. В его пасти разгорается фиолетовое пламя. Шатен зажмуривается и…» Просыпается. Хэддок вздохнул и все-таки встал с кровати. Не спеша оделся, умылся, посмотрел в отражении на щите на свои волосы, собираясь хотя бы пригладить их, отказался от этой идеи, как от невыгодной и бесполезной, собрал сумку и отправился в единственное место, где его принимают и понимают — лес. Шатен вышел из своего дома на окраине деревни и вдохнул свежий морской воздух. Небо было серым, как и большинство дней в году, то тут, то там лежали маленькие кучки снега. Воздух был холодным, но жители, которые еще крепко спали и громко храпели на весь остров, привыкли такому климату. Иккинг шел знакомыми с детства дорогами, но не мог назвать их родными. Этот остров, каждый его житель будто презирали его. Хотя, почему будто? Все так и есть. Хэддок помнил тот момент, когда все поняли, что с ним что-то не так. Мальчишка понимал, что изменился, но был слишком маленьким, чтобы осознать весь масштаб изменений в его организме. Его раны затягивались буквально на глазах, что поначалу все списывали на наследственность магов огня, и лишь Готти — целительница острова — с прищуром глядела на мальчонку. Спустя пару лет, Иккинг стал понимать, что слышит то, чего не слышат другие: шум прибоя, когда сидит дома за заточкой оружия, скрип деревьев во время нападения драконов, дыхание смертоносных рептилий, шум точильного камня в кузне Плеваки из глубины леса. В девять у него не появилась метка мага огня. Он вообще не смог извлечь даже искорку. Тогда народ острова, который любил мальчонку и видел в нем следующего вождя, одолели сомнения. Метка появилась спустя два года — тогда Иккинг чуть не спалил дом из-за внезапно вырвавшихся из ладоней снопов искр. В тот день на запястьях парнишки появились метки, такие, как у всех — красные полосы, похожие на разряды молний, тянущиеся от внутренних сторон запястий до самых локтей. Но он и понятия не имел, что с появлением сил начнутся проблемы. Огонь появился, и волнение олуховчан поутихло. Все снова встало на круги своя, пока двенадцатилетний начинающий маг огня чуть не спалил всю кузню. Его огонь был неуправляемым, сильным, как бушующее море. Иккинг почти все время проводил в лесу, но и там не нашел покоя. Он стал слышать голоса, много голосов. Тонких и высоких, низких и гортанных… рычащих, особенно громких во время нападений драконов. Парень думал, что медленно сходит с ума, пока к нему напрямую не обратилась одна… мм, птица. Да, вы не ослышались — к нему с просьбой о помощи обратилась птица — маленькая свиристель. Ее птенец выпал из гнезда, и тогда она села ему прямо на голову, а потом на соседнюю ветку и прощебетала переливным голосом: — Господин Фурия, помогите прошу. Мой птенец выпал из гнезда, помогите, ради Фреи. «Господин Фурия? Птица говорит? Птица просит «ради Фреи»? Пип-пип-пип…» — примерно это происходило в голове двенадцатилетнего мага. Потому все, что ошарашенный парень смог сказать: — А? — О, прошу, помогите, — яркая птичка склонила голову. Ну, я вам говорила, что парень умен. — Хорошо, но ты окажешь мне одну… услугу, — с запинкой проговорил парень. — Конечно-конечно! Спасибо вам, господин, спасибо! — свиристель взметнулась вверх, показывая дорогу к гнезду. Хэддок поднял птенца и, ловко забравшись на дерево, доставил того матери. Спустя пару минут, он сидел на поваленном дереве и слушал птицу: — Если честно, я сама много не знаю. Вы же Ночная Фурия! Это видно по вашим движениям, слышно в речи! Все вокруг чуют в вас дракона! Вы… — Так, стоп. Для начала не господин Фурия, а Иккинг. И потом, я маг по рождению. Мой отец — маг огня, а мать была простой. Но никаких, Хель меня подери, драконов, или полудраконов — неважно — не было ни в одном роду. Как такое возможно?! Нет, я, наверное, схожу с ума. Да, это многое объясняет, — юноша запустил руки в волосы и сделал глубокий вдох. — Иккинг, ты сейчас разговариваешь с птицей. Это что-то да значит… Я слышала о таких, как ты от моей матери, а она в свою очередь от своей, а та от своей… Таких, как ты называют полудраконами. Сейчас ты проходишь вторую стадию из трех — понимаешь животных, слышишь то, что простые люди не могут, и извергаешь первый огонь, но… так как ты маг, а не простец, будет сложнее… В тот день Иккинг долго лежал, глядя в потолочное окно в своей комнаты и прокручивая слова Лид* — птицы — вновь и вновь. Он — полудракон. К этому еще нужно будет привыкнуть… Третья стадия началась спустя полтора года. К четырнадцати Иккинг полностью освоил свою стихию, что обычно происходит лишь к совершеннолетию и что он решил скрыть. Хэддок овладел своим «новым» слухом в совершенстве: мог выделять из жутчайшего гула и шума каждый отдельный звук. Невольно, Хэддок знал все тайны каждого жителя острова. Лесные жители уважали его, как хозяина леса и легенду — первого полудракона, появившегося после Жатвы. Но сама неожиданность начала третьей стадии разрушила жизнь «будущего» вождя. У Иккинга резко возросла сила (вырванная с петель дверь его комнаты тому доказательство), скорость и ловкость. Хэддок думал, что на этом все и закончится. Как же он ошибся. Во время показательных боев в честь Дня Весения* на Арене шатен с легкостью одолевал противников. Не то, чтобы он работал в полную силу, и не то, чтобы он не делал вид, что устал и ему тяжело, но странное чувство в груди… оно заставляло немного нервничать. Будто что-то заполняло — медленно, но верно — грудную клетку, отключая все чувства, которые он обычно чувствовал во время боя и оставляя лишь… холод. И вот финальный поединок: Иккинг Хэддок, наследник трона Олуха и второй претендент — Трит Ларсон, племянник вождя; извечные соперники. Поединок, который должен был стать прелестным украшением праздника, засиял совсем не тем блеском, которого от него ожидали. Бойцы сошлись в центре Арены и толпа забушевала. Где-то на трибуне сидел младший брат Трита — Густав — абсолютно несносный мальчишка, громко орущий не имена бойцов и даже не подбадривания, а просто неразборчивые крики; а прямо напротив Иккинга, наверху, на него смотрел отец. Со своим добрым взглядом и предвкушением в глазах, слепой и беспрекословной верой: «Вот он — мой сын и ваш будущий вождь.» Иккинг опустил глаза и сосредоточился на своем противнике. Трит никогда не слыл человеком чести и был следующим потенциальным приемником после Иккинга. В детстве они были хорошими друзьями, но гордость портит все, как проказа, словно чума убивает все хорошее в людях. И когда он понял, что имеет все шансы на власть, она взяла свое. Виды на трон у юноши были, ну, просто прекрасные и грандиозные. Трит был шестнадцати лет от роду, высокий брюнет с карими глазами. Качок, но без мозгов, по видимому. И, я просто уверена, если бы право вождя передавалось по старшинству, то Иккинга бы отмели, как ненужный мусор, сплавив целительнице острова — Готти — или же Плеваке в кузню. Бой продолжался десять минут. Холод в груди превратился в жаркое пламя, которое подначивало Иккинга на постоянные атаки. Он совершил ошибку, позволил чистой ярости и гневу управлять своим сознанием, всего на секунду, но это могло стоить ему ноги. Трит с размаху полоснул мечом по левой лодыжке Иккинга, отчего он вскрикнул, пошатнувшись, но все же сумел сблокировать второй меч щитом и отведя от себя первый своим. Сощурившись от боли, Иккинг продолжал сдерживать тяжесть двух мечей противника, что было нелегко из-за ноющего пореза. Он взглянул на ухмыляющегося Трита и зажмурился, собравшись с силами. Когда он вновь открыл глаза, ухмылка брюнета медленно сползла с лица, превратившись в гримасу страха. Иккинг полностью утратил контроль над собой, а когда через несколько секунд пришел в себя, Трит валялся в отключке у стены, его щит дымился, а меч превратился в покореженную железку. Вокруг наступила гробовая тишина, вождь медленно встал со своего места с полными неверия и страха глазами. Хэддок-младший посмотрел на свои ладони, на которых медленно погасло бело-сиреневое пламя, больше похожее на сгустки энергии. Иккинг взглянул на свое отражение в мече и отшатнулся: на него смотрела пара совершенно нечеловеческих, драконьих глаз ядовито-зеленого цвета. Пару раз моргнув, он снова увидел свои глаза, но ему показалось, что они стали ярче. Он понял, что скрывать дальше смысла нет, да и не выйдет теперь. Развернувшись к отцу на левой ноге, которая уже перестала кровоточить и немного затянулась, он громко выговорил с рычащими нотками в голосе: — Я — полудракон! Все посмотрели на вождя, который с мольбой обратился к Готти; он до конца не хотел верить в то, что его сын стал монстром. Та лишь опустила голову и стукнула посохом. Стоик взглянул в глаза своего сына. Хэддок обрел надежду, увидев в его глазах боль, грусть и сожаление, но они разом сменились на холодное безразличие, впившееся тысячами иголок в сердце юноши. — Праздник окончен! И тогда Иккинг понял, что остался один. Хэддок тяжело вздохнул от невеселых воспоминаний. Да, сложно, да, больно, но… не то чтобы он жалел и был недоволен своей нынешней жизнью. На его плечо присела птица. — Здравствуй, Лид. — Небо стонет, — вместо приветствия печально прощебетала птица, — Сегодня новый налет, о чем ты прекрасно знаешь, но ты опять здесь. Ты же можешь все изменить, остановить войну… — Ты знаешь, что не могу. Меня и слушать не станут, — Иккинг шел все дальше, углубляясь в лес. Лес парень любил с детства, несмотря на строгий запрет. Тихий шелест листвы, запах смолы, тихое журчание родников и щебет сотен птиц успокаивали его. Лес будто звал его. И Хэддок доверял этому зову, и знал, что здесь он под защитой. Из-за поваленного дерева, коих в лесу было великое множество, выскочил волк и затормозил прямо у ног шатена. — Иккинг, — Раев* — вожак всей стаи волков Олуха, поклонился. — Раев, что-то случилось? — вместе они продолжили углубляться в лес. — Драконы стали все чаще залетать в лес во время налетов. Убили двоих наших. — Посмотрим, что я смогу сделать. Сегодня налет, вам лучше уйти за Вороний мыс, — парень остановился и поднял взгляд на вечернее небо, затянутое свинцовыми тучами, — У меня плохое предчуствие. Волк, кивнув Иккингу и Лид, взвыл и скрылся среди деревьев. Мимо пронеслась напуганная до смерти белка, а за ней бело-рыжее пятно. Грызун скрылся на ближайшем дереве, и разочарованная лисица оперлась лапами о ствол, смешно фыркнув. — Хэй, Трик*, оставь его в покое. — Да я же просто поиграть хотела, а он испугался, трусишка. Трик было только два года. Ее мать убил дракон, поэтому Иккинг присматривает за рыжей проказницей, которая уже скрылась с глаз шатена и побежала к Тоффу* — волку из стаи Раева, они были неплохими друзьями. Иккинг и Лид остановились у родника. Иккинг присел, взглянув на свое отражение. Простые человеческие глаза, но стоит ему выйти из себя или просто начать нервничать, как они наливаются ядовито-зеленым. И глаза еще не самая большая проблема — самоконтроль — не пустой звук для шатена. Его метка огня изменилась после того, как он выпустил свой первый драконий огонь. Красноватые молнии с середины предплечья* начинали синеть, а дальше переходили в сиреневый, покрытый вокруг иссиня-черными крапинками. В общих чертах, походило на дерево в минималистическом стиле. И Иккинг даже оценил бы это, но точно не на своей коже, и не вместо огненной метки. По этой причине Иккинг носил наручи и кофту с длинными рукавами. Лид перелетела с плеча юноши на камень, рассекающий поток родника. — Иккинг, ты — человек. И дракон. Тебя тянет в небо, но держит земля. Людям не хватает таких, как ты — с сердцем лидера и свободной драконьей душой. Иккинг тепло улыбнулся свиристели и протянул ей ладонь. Птица перелетела на нее. — Спасибо, Лид… Иккинг гулял по Вороньему мысу — одной из самых старых и густых чащ Олуха. Он слышал рыки драконов, скрип металла о когти, громкие залпы, треск горящих домов. Битва была в самом разгаре. Параллельно шатен слушал старые легенды и рассказы, которые тихо щебетала Лид. Но ее резко прервал болезненный рев, раздавшийся над лесом, а после откуда-то со стороны за мысом. Внутри Иккинга что-то шевельнулось и тут же оборвалось, отдавшись болью. Лид замолкла, вслушиваясь в тишину, и рев раздался вновь. — Ночная Фурия… — тихо прощебетала свиристель. Иккинг схватил птицу в руки и побежал на болезненные ревы и стоны. Звук становился все тише, и шатен боялся, что опоздает. На пути стали появляться достаточно крупные сломанные ветки, а еще чуть дальше началась глубокая борозда, заваленная лапником и сосновыми ветками. Шатен перешел на шаг и медленно подошел к краю склона, который вел в небольшое углубление среди булыжников. Связанная путами Ночная Фурия, зажмурив глаза, лежал на спине, громко дыша и скалясь от боли. Лид взлетела и покружила над Фурией. Дракон открыл глаза и заговорил, прирыкивая: — Кто… ты? Что тебе… нужно? — голос был юношеский, даже немного звонковатый. — Господин Фурия… — Нет… Беззубик. Беззубик, и только. Не заслужил, — хрипло усмехнулся дракон. — Как это произошло? — Мальчишка, сбил из какого-то устройства… Что-то… вроде катапульты. Хэддок молча взирал на огромного иссиня-черного дракона, не в состоянии даже моргнуть, но тут же понял две вещи: устройство изобрел он, а использовал его Трит. Беззубик принюхался и резко широко распахнул глаза. — Здесь еще одна Ночная Фурия! — дракон заворочался и с трудом перевернулся на бок, пригвоздив Иккинга взглядом к земле, — Твою Хель. Ты же полудракон. Полный привет! — Фурия хрипло засмеялся, что больше было похоже на гоготание. — Чего стоишь, как Хвостоколом жаленный? Освободишь, быть может? Иккинг встряхнул головой и взглянул прямо в глаза дракона. Усмешка медленно растаяла на мордочке Фурии, и тот с прищуром оглядел юношу, снова вернувшись к его глазам. Хэддок почувствовал, как его глаза загорелись, а в сердце что-то защемило. Фурия сникла, разорвав контакт глаз, и тихо проговорил: — Это зов крови… В тебе течет кровь моего отца… — дракон вздохнув, сморгнув боль и усмехнулся. В этот момент, Иккинг разглядел в нем взрослого с большим грузом горя и боли дракона. — Ну что, братец, освободишь? — Д-да. Лид, осмотри его раны, — птица что-то щебетнула и стала кружить над Фурией. Шатен вытащил кинжал, прикрепленный к внешней стороне наручи и подошел к Беззубику. Найдя глазами узел, шатен разрезал его, и путы спали. Беззубик медленно перевернулся на живот и прикрыл глаза. Лид подлетела к его мордочке и села на нос. Дракон лениво открыл один глаз. — У меня для тебя плохие новости, — свиристель опустила голову, — Ты больше не взлетишь. Фурия вполне себе чувствовал, что с хвостом что-то не так. Возникало ощущение, что его режут по живому. Ни одна полученная сейчас рана или ссадина не чувствовалась из-за этой боли. Беззубик аккуратно подтащил хвост к себе: левого элерона просто не было. — Я потерял последнее, что у меня было… — прошептал Фурия, свернувшись в калачик. Иккингу было очень больно, будто он потерял все, что имел и что было ему дорого. Шатен судорожно пытался придумать, что сказать, что сделать. И придумал… — Я… я могу помочь. Дракон открыл свои огромные глаза, будто светящиеся в наступающих сумерках. — Это невозможно. Даже целитель из водных магов — самый лучший — не сможет это излечить. — Излечить — нет. Но вернуть тебе небо я попытаюсь. Беззубик улыбнулся беззубой улыбкой и беззлобно усмехнулся. — Как твое имя, братишка? — Иккинг. Просто Иккинг.