Клыки по осени считают, или Основы вампироведения

      – Ты отвлекаешься, эй! – с этими словами Тэён несильно щипает Джехёна за щёку, и тот с самым тяжким в мире вздохом отрывается от приятной забавы. Но ненадолго. – Джехён!       – Я не отвлекаюсь. – И продолжает водить кончиком носа по внутренней стороне бедра, изредка касаясь его губами и даже пытаясь оставить подобие засоса. Джехён крепко держит сидящего у него на плечах Тэёна за лодыжки и тянется издеваться над его второй ногой, за что незамедлительно получает лёгкий шлепок по макушке. И, несмотря на это, всё равно, наглец, целует. – Я совмещаю полезное с приятным.       – Если я уроню и разобью звёздочку, то ты пойдёшь искать новую прямо сейчас.       – Но там ночь и метель!       – Вот именно.       Последняя попытка – Джехён вдруг решает приятно пахнущую после душа шоколадом кожу облизнуть и ойкает от прицельного удара пяткой по рёбрам, – и приходится сдаться. Читать: смиренно уткнуться взглядом в пушистые ветки сосны и делать вид, что чихать от резкого запаха хвои совсем не хочется. У него никогда не было аллергии, но запах действительно сильный, и будь проклята та минута, когда Джехён уступил Тэёну и согласился тащить четыре квартала живое дерево вместо того, чтобы купить в супермаркете через дорогу искусственное.       Ладно, это всё обиженное ворчание, на самом деле он даже рад, что они смогли позволить себе и гирлянды в виде огромных снежинок, и красивые стеклянные игрушки. Общая комната всё так же пустует без мебели, но теперь, когда на полу хаотично валяются огоньки, а на занавесках булавками прикреплены декоративные полосатые носки, создаётся хоть какое-то ощущение уюта. Это всё не тянет, конечно, на то, как отмечают Рождество друзья, но...       – Готово. Отойди немного.       Джехён послушно делает несколько шагов назад и не может сдержать улыбки. У них с Тэёном есть восхитительно украшенная сосна, свечи на подоконнике, праздничная курочка с клюквенным соусом и три бутылки сухого красного вина. Вполне себе Сочельник.       – Слушай, я всё ещё могу одолжить у родителей денег, и завтра мы будем с остальными в Ванкувере, – снова принимается за своё Джехён, приседая, чтобы Тэён смог соскочить на пол. – Правда, билетов уже может не быть, но вдруг?       – Джехён... – Тэён держит его за покрасневшие чуть щёки (нечего было дразниться!) и привстаёт на носочки, чтобы громко чмокнуть в нос и громко от этого рассмеяться. – Мы уже говорили об этом. И решили, что это всего лишь один день в году, и явно не последний. Ребята всё понимают, не обижаются, и мы ещё обязательно все вместе соберёмся.       – А ты не можешь наколдовать нам чемодан долларов?       – Нет.       – Жаль. – Обнимает за талию и притягивает к себе ближе, тут же прицеливаясь к губам.       Тэён ловко уворачивается от поцелуя, прекрасно зная, чем это может обернуться.       – Сначала мы должны поужинать.       Ещё один вздох.       Позволяя Тэёну стереть со своего лица горчицу, которую он же сам и размазал в отместку за уведённое из под носа сочное крылышко, Джехён думает о том, что Тэён без магии – всё тот же Тэён. Он по-прежнему очаровательно улыбается, иногда смущается, смотрит в глаза доверчиво и делает глупости, прикрываясь незнанием. В последнее с каждым днём становится всё сложнее верить, но Джехён упрямо ведётся на проблески наивности и потом показательно страдает. Хотя он готов поклясться, что видел, как вчера Тэён распутал самую длинную из гирлянд щелчком пальцев. Или не готов. Возможно, просто повезло, и она была не такой уж запутанной.       Тэён всё так же любит спать на боку, прижимаясь к груди Джехёна спиной и просит целовать его в затылок ещё и ещё – самый простой способ сказать «я тебе доверяю» без слов. Он ещё больше любит комнатные цветы, не устаёт тащить домой странные отростки и оставлять их где попало в стаканах с водой – даже в ванной, – и Джехён не может его за это ругать. Не хочет. Ему нравится.       Нравится просыпаться с уверенностью, что для кого-то он не такой уж и неудачник с неоконченным образованием и не самой серьёзной пока работой. Что его обязательно обнимут в дверях, утром или вечером, и попросят показать ямочки, «ну пожалуйста». Безусловно, иногда очень не хватает Доёна и его отвратительных фразочек, вроде «выглядишь как смерть, хотя погоди, она всё равно румянее» или «батон пришёл», но это только иногда. В целом же, Джехён считает себя счастливым, засыпая под одним одеялом с тем, кого любит.       Утром он просыпается один и первым делом хмурится. Обнимать некого, матрас рядом пустой и холодный, а ещё в комнате откровенно морозно, как будто не только отопление отключили, а заодно и снесли все стены квартиры. Джехён зябко ёжится и заставляет себя сесть, потому что зевать сидя ему удобнее.       Он давится воздухом, потому что видит Тэёна, стоящего у окна. Оно открыто настежь, в комнату залетают и тут же тают, не долетая до пола, редкие снежинки с подоконника из-за слабого ветра, но удивляет не это.       Солнце.       Ярко светит утреннее солнце, а Тэён, вместо того, чтобы в панике тянуть тёмные шторы, как это нередко происходит, если Джехён забывает об этом с вечера, стоит под лучами и улыбается. Он улыбается Джехёну и тянет руки вверх с каким-то детским:       – Видишь? Видишь? Видишь?       Джехён путается в одеяле, падает, вовремя выставляет руки и одним только чудом не разбивает в Рождество нос. Он вскакивает на ноги и как есть, в одних трусах с Рудольфом на заднице, подбегает к Тэёну, чтобы его обнять. Чувствует себя при этом сумасшедшим, когда пытается что-то сказать, но вместо красивых слов изо рта вырывается нечленораздельное бульканье. Тэён смеётся и просит показать ему другой, новый, дневной город.       Окно по-прежнему открыто, Тэён обнимает за шею, скрещивает ноги на талии Джехёна, недвусмысленно елозя, и тот понимает намёк. Целует в шею раз, два, три, до первого тихого стона, а после...       Хор далёких голосов на лестничной площадке вдруг обрывается, чтобы через секунду резко открылась дверь, и заорал Тэн собственной персоной:       – Если бы не я родился красавчиком, то стал бы вором. Ну а что? Носок на рожу натянул – и вперёд вскрывать замки. Проще простого! Доён, господи, не стони, это всего лишь холодильник, а не секс с Ютой. Накамото, не смотри на меня так, я всё знаю. Привет, мои птенчики! Мы принесли вам подарок!       – А как же Ванкувер? – пока Джехён пытается совладать со своим ртом и осознанием, что в помещении уже не два человека, а шесть, Тэён задаёт правильные вопросы.       Джонни ставит на пол ящик с мандаринами и, сверкая лиловыми пятнами на шее, чешет затылок:       – Я говорил, что нужно сначала позвонить, но Тэн настоял на сюрпризе. Марк с Донхёком будут вечером. Мы решили, что без вас праздновать нет смысла, так что...       Доён роняет холодильник Юте на ногу, Юта орёт дальше, чем видит.       – Смотрите, Джехён плачет!       – Не плачу я!       Но разве можно его в чём-то винить?