Осколки счастья

      — Знакомься, Изуку, это твой жених, его зовут Катсуки Бакугоу, — представил светловолосого незнакомца отец. Сердце парня пропустило удар. Образ этот был ему хорошо знаком. Блондинистые волосы, глаза цвета светлой крови. Перед ним тот самый тиран, от которого недавно сбежала сестра Фуюми.       Однако неужели теперь в жертву решили предоставить его? Неужели отец и правда отдаст его на истязание этому чудовищу, в котором от человека лишь облик?.. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Это невозможно, этого не может быть!       — Отец, я… — попытался возразить хоть что-то юноша, но под пристальным взглядом рубиновых очей язык заплетался, а живот болезненно скручивало. Ведь, если судить по тому, что он сделал с его сестрой, можно понять, что этот человек обладает невероятной силой, и, ежели Изуку станет его мужем, ему точно не поздоровится.       Однако веснушчатый не смел перечить своему родителю, просто не имел на это права. К тому же, зеленоволосый был даже не альфой, а обычной слабой и мягкотелой омегой, которую никто даже слушать не захочет.       — Помолвка состоится завтра, мы устроим большой банкет, на который пригласим множество влиятельных и состоятельных гостей. Также там будут присутствовать все члены нашей семьи. И в разгар праздника господин Бакугоу сделает тебе предложение, — спокойно оповестил Энджи, не дожидаясь, пока сын закончит говорить то, что хотел.       Блондин перевел взгляд на Тодороки, а потом вновь презрительно взглянул на Изуку, который, почувствовав на себе чужой взор, сразу же опустил голову, на что Катсуки неодобрительно цыкнул. Омега понимал, что сильно раздражает альфу своим поведением, и тот даже как-то не особо сильно старается это скрыть, но поделать с этим ничего не мог, потому что боялся, очень сильно боялся. И на то причиной был один единственный вечер, так ярко отпечатавшийся в памяти.       Тот вечер, когда сестрица Фуюми, прошлая невеста Бакугоу, вернулась домой. Тогда все люди, присутствующие в доме: и его жители, и слуги скопились у входной двери. Изуку не понял, к чему всё это беспокойство, и пошёл самостоятельно выяснять обстановку. То, что парень увидел, привело его в ужас. Девушка была жестоко избита, на её теле виднелось несосчитаемое количество различных синяков и ссадин разных размеров, губа была разбита, из неё стекала струя бордовой крови. Фуюми сидела на полу, на коленях, и безудержно рыдала. Пара слуг пытались её успокоить, но у них это плохо получалось.       Юноша замер на месте, не в силах пошевелиться, не в силах что-либо сказать. Зрелище было воистину ужасным, а ведь она прожила с этим альфой, сделавшим с ней такое, всего-то одну неделю. Парень несдержанно всхлипнул, на глазах тут же появились хрустальные слёзы, бесконтрольно, солёными дорожками стекающие вниз по щекам. Изуку был на грани истерики.       Но внезапно кто-то подошёл сзади и закрыл ему глаза руками, отбирая возможность видеть происходящее. Парень испугался и немного отшатнулся назад, но, услышав знакомый, нежно успокаивающий голос, смог взять себя в руки. «Не бойся, Изуку, это я, Шото» — было произнесено им.       Да, именно благодаря своему старшему брату, Шото, веснушчатый не отдался панике тогда и сумел образумиться. Но, хоть омега ничего и не видел, слышать он мог, и до его слуха остро доносились рыдания девушки, ни на секунду не прекращающиеся. Это угнетало его, заставляло вспоминать плохое, сознание снова подкидывало ему картинку с плачущей и избитой сестрой. И зеленоволосый опять бы разрыдался, если бы не вовремя пришедший отец, который успокоил Фуюми и забрал её к себе в кабинет.       После этого все разошлись, а Изуку смог окончательно успокоиться. Такая бурная реакция была не случайной. Омеги ведь очень ранимы и жалостливы, а парень ещё и отличался особой чувствительностью с детства, поэтому в таких вот ситуациях плохо мог себя контролировать.       И сейчас, вспоминая всё это, ему хотелось просто сбежать, где-нибудь спрятаться, ото всех, чтобы никто его не тревожил. Но, увы, это было абсолютно невозможно.       Катсуки с Энджи обсудили кое-что ещё по поводу помолвки, а потом блондин наконец-то ушёл. Осознав это, Изуку облегчённо вздохнул, ему даже дышать легче стало, в прямом смысле, ведь запах альфы был очень сильным, в некой степени давящим. Говорят, ароматы людей олицетворяют их сущность, да? От этого омеге стало только хуже. Он тяжело вздохнул, прикрыв глаза, понимая всю трудность своего положения, в упор не замечая недовольного взгляда отца, направленного в его сторону.       — Изуку, ты спать идти собираешься? Завтра у тебя важная церемония, не забывай об этом, — строго молвил Тодороки, взглянув на витающего в облаках сына.       — А, д-да, прости меня, отец, задумался просто… — виновато ответил зеленоволосый, почесав затылок и глупо улыбнувшись. Энджи на это лишь хмыкнул и неторопливым шагом направился к двери, напоследок бросив: «В душ и спать».       — Да! — выкрикнул Изуку, поклонившись, в этом не было необходимости, так как мужчина уже покинул помещение. Убедившись в этом, парень снял фальшивую улыбку с лица и медленно, устало шаркая ногами по полу, направился в свою комнату.       Спустя пару минут Изуку оказался в своих покоях, что представляли собой большую и просторную комнату, выполненную в белых и персиковых тонах. Пол был выложен кремовой плиткой, но на ней также лежал огромный персиковый ворсистый ковёр, что закрывал её собой почти полностью.       Посередине помещения, напротив двери, стояла огромная двуспальная кровать, сделанная из настоящего дерева цвета тёмного шоколада. Простынь, подушки и одеяло, лежащие на ней, были циннвальдитового оттенка. Также на них присутствовали узоры в виде цветков разного размера, кислотно-розовые, что не были полностью закрашены, поэтому виднелись пересечения лепестков.       По правую и по левую стороны от спального места стояли тумбочки оттенка того же, что и сама кровать. На них находились различные флаконы с духами, которые Изуку, непонятно зачем и по какому поводу, дарили родственники, и которыми он никогда не увлекался и не пользовался особо. Ещё там стояли будильник; фарфоровая ваза с декоративными, неживыми цветами; лежал его телефон, ну и, обычно, омега оставлял там просто какие-то нужные ему вещи.       Сбоку от левой тумбы находился небольшой туалетный столик, на котором было множество различной косметики, которой ему, опять же, дарили гости и родственники. Ну он же омега и всё такое…       Столик находился почти что в углу, поэтому вся дальнейшая мебель размещались вдоль левой стены. Вблизи от угла было небольшое окошко, которое закрывали нежно-персиковые полупрозрачные шторы. У окна стоял письменный стол с несколькими ящичками для книг и тетрадей, а немного дальше от него находился большой и вместительный шкаф, что было обязательным условием, так как одежды у веснушчатого был вагон и маленькая тележка.       К слову, цветовую гамму своей комнаты парень выбирал сам и сделал это весьма удачно, учитывая то, что ему было всего-то одиннадцать лет.       В шкафу было много разнообразной одежды на любой вкус и цвет: от элегантных и дорогих официальных костюмов до обычных, заурядных футболок с джинсами.       Возле шкафа, совсем рядом, располагалась небольшая тумбочка, где находилась вся его обувь, которой, к слову, было тринадцать пар, если учитывать летнюю. А вот сбоку от правой тумбы стоял огромный комод, в котором омега хранил своё белье и просто какие-то нужные вещи.       Рядом с комодом находилось огромное окно, из которого парню открывался прекрасный вид на внутренний двор их дома. Далее шёл угол, а немного поодаль стоял большой и красивый белый рояль, который отец вручил ему за успехи в учёбе. Изуку довольно быстро научился играть, причём сделал он это самостоятельно, без учителя, и получалось у него неимоверно хорошо, без преувеличения. Энджи, однажды услышав игру сына, даже наградил его честью выступать на торжественном вечере, который он проводил во имя успешной крупной сделки. Гостям очень понравилось исполнение омеги, и они восторжённо хлопали, когда мелодия закончилась. С тех пор юноша выступает на таких вот торжествах почти каждый раз. Наверное, и этот не будет исключением.       Омега тихо подошел к роялю, проводя по его поверхности рукой, невесомо и аккуратно, опасаясь сломать, повредить, хотя с его-то силёнками такое вряд ли когда-либо случиться. Парень сел в кресло, что стояло возле музыкального инструмента, и начал играть. Он не боялся потревожить остальных жильцов, так как звукопроводимость в их доме была плохая, и это было умышленно сделано для того, чтобы не мешать друг другу.       Юноша исполнял свою любимую мелодию. Изуку не знал, как она называлась, кто её композитор, он просто однажды услышал её и очень хорошо запомнил, продолжая играть всё снова и снова, пока перестал фальшивить. И у него получилось, зеленоволосый научился играть её безупречно. Но почему-то она всегда нагоняла воспоминания о детстве, а точнее, о одном конкретном событии, когда он, фактически, «переродился».       Тогда ему было всего десять лет. Он попал в страшную аварию, в которой потерял свою мать. По крайней мере, так рассказывал его отец, Тодороки Энджи. Также мужчина говорил ему о том, что он наследник славноизвестного рода Тодороки, и что в будущем он должен будет исправно выполнять все обязанности, которые тянет за собой это звание.       Парень восстанавливался после травмы несколько месяцев, а потом, наконец-то, отправился домой. Правда, то место, куда он прибыл, ему было сложно называть домом. Ведь оно было ему совсем незнакомым и слишком внушительных размеров, по сравнению… да даже с больницей, что уж там… А его комната была больше больничной палаты в раза три.       Когда юноша впервые вошёл в особняк, на него смотрели как-то странно, будто он здесь впервые, и раньше они его не видели, но после того, как Энджи прошептал что-то на ухо, как Изуку понял, главной управляющей, все сразу же поменялись в поведении и стали любезничать с ним направо и налево.       Отец ознакомил паренька с домом, показал все комнаты самостоятельно, надо же, даже выделил для него время в промежутке между его нескончаемыми и срочными делами. Тогда для мальчишки это было что-то на знак того, что его действительно ценят и любят. Но, на самом деле, это было обычной формальностью.       Сразу же после этого, на совместном ужине, за которым собралась вся семья, он познакомился со своими родными. Все относились к нему как-то брезгливо и не очень-то любезно, что немного смутило парня и слегка ввело в ступор. Ведь, как говорил ему папа, это его братья и сёстры, а значит, они должны любить и лелеять его. Может быть, он им чем-то насолил до аварии? Это было неизвестно, а и спросить прямо юноша не решался.       Но, несмотря на холодное отношение к нему других родственников, были и те, кто воспринимали его хорошо. А именно, сестрица Фуюми и братец Шото. Они были очень обходительны, ласковы и приветливы с ним, чему Изуку несомненно обрадовался, ведь надо было общаться дома хоть с кем-то.       Прошло три года. За это время практически ничего не изменилось. Родные всё так же были к нему холодны, да и, как Изуку заметил, слуги тоже. Однажды он неудачно зацепился и упал, содрав коленку. Мальчик громко заплакал, ведь он был ребёнком, тем более ранка очень болела и жгла. Прислуга, услышав вопли сразу же побежала к нему, но как только её позвал другой сын семьи Тодороки, она развернулась и ушла к нему, несмотря на то, что он просто хотел выпить воды. Как ни посмотри, веснушчатому тогда была её помощь важнее, чем его братцу, но она его попросту бросила, проигнорировав ситуацию. Однако тогда ему всё же помогли. Спасителем стал Шото, вовремя примчавшийся на помощь. Наверное, если бы не он, то мальчишка так бы и остался валяться на земле, и никто бы даже не обратил на него внимание.       Этот случай был не единственным, их было много, да настолько, что парень уже и не мог сосчитать. Да и было это не с единственным слугой, а со многими. Практически, нет, стопроцентно все прислуги поступали с ним так, ставя на первое место других членов семьи. Это очень задевало юношу. Почему к нему относятся не так, как к другим, он менее значим для них? Или, может быть, из-за того, что он совсем не похож на отца?       Юноша в такие моменты очень обижался и закрывался в себе, днями не выходя из своей комнаты, ничего не кушая. Шото, видя это, постоянно спорил с отцом из-за халатного отношения слуг и из-за того, что они доводят Изуку до такого состояния. Он считал это неприемлемым и настаивал на том, чтобы уволить их. Но Энджи мотал головой и давал отрицательный ответ. Почему он это делал, веснушчатый не мог сказать, как и братец Шото, что после разговора с отцом всегда гладил его по голове и уверял, что всё будет в порядке, стараясь скрывать своё негодование и злобу, что у него получалось не всегда удачно. Зеленоволосый был очень благодарен ему, ведь он в этом доме был единственным человеком, защищающим и любящим его, так как сестрица Фуюми, несколько месяцев назад, уехала за границу учиться.       Прошел ещё год, Изуку уже почти четырнадцать лет. Определился его тип — омега, что ни капельки не радовало парня. Ведь, во-первых, его выдадут замуж против воли. Если бы он был альфой или хотя бы бетой, то смог бы выбрать себе достойную, милую и красивую жену или мужа, а так… Ну, а во-вторых, на него начали охотиться различные бандиты, грабители, недоброжелатели отца. Да и не только они, бывали случаи, когда на него бросались самые обычные среднестатистические альфы, во время гона. И, если раньше он мог спокойно гулять по городу в сопровождении какого-то одного хиленького охранника, который не особо-то за ним и следил, то теперь он был просто окружен этими навязчивыми людьми в чёрном, которые больше походили на мафию, нежели на охрану.       Школу, к слову, парень забросил по той же причине. Ведь охранники не могут находиться с ним на уроках и переменах, а в это время, когда за ним не следят, его могут с лёгкостью украсть, изнасиловать, да даже убить! Энджи не стал рисковать, поэтому перевёл сына на домашнее обучение, что на его успеваемость пагубно не повлияло. Он как был круглым отличником, так и остался, поскольку очень любил получать знания, отличался особой сообразительностью и хорошей памятью.       Но тесты и экзамены мальчишка всё равно сдавал в школе, правда, под дверью класса его всегда караулила охрана, а после окончания тестирования отвозила домой, где он уже был в полной безопасности, так как там находились исключительно надёжные и проверенные омеги — слуги, которые не могли причинить ему такого рода вреда, и родственники, что не испытывали к нему сексуального влечения. По крайней мере, так было только до первой течки Изуку, что случилась спустя два месяца после того, как он узнал свой тип.       В тот день зеленоволосый чувствовал себя очень плохо, просто отвратительно. Голова кружилась и болела, живот болезненно скручивало, всё в глазах теряло очертания, а обоняние внезапно обострилось, причём от некоторых запахов ему хотелось блевать.       Первым делом он решил пойти к человеку, который был самым дорогим и надёжным для него в этом доме — братцу Шото. Веснушчатый кое-как добрался до его комнаты, придерживаясь одной рукой за стену, а второй приобняв себя за живот. Но когда омега вошёл, ему стало только хуже: резкий и сильный аромат зелёных кисловатых абрикосов ударил в нос, отчего ноги стали ватными и подкосились, а парень и бессильно упал бы на пол, если бы его не поймал Тодороки, что в начале непонимающе смотрел на него, а потом, поняв всю ситуацию, поднял на руки и отнёс на свою кровать, что пропахла им от и до.       Изуку болезненно заскулил, ведь боль в животе только усилилась, а сзади, непонятно отчего, стало мокро, скользко и неприятно, из-за чего парень начал усиленно ёрзать, что не укрылось от глаз Шото. Гетерохром лёг рядом с омегой, погладил его по голове, перебирая между пальцами прядки вьющихся и непослушных зелёных волос, томно и выжидающе смотря на брата. Выражение его лица было абсолютно спокойным.       Парень перевёл свой расфокусированный и мутный взгляд на него, смотря с толикой непонимания. Он и правда не понимал, почему Шото не поможет ему, раз видит, что он в таком состоянии. Но от раздумий отвлекла резкая и ноющая боль в животе. Изуку застонал от острой боли, которая медленно разливалась по телу, вцепившись руками в лёгкую голубоватую рубашку альфы.       — Бра-атик… — болезненно, не в силах больше терпеть, позвал зеленоволосый.       — Что? — будто не замечая мучений младшего, ответил гетерохром. Он играл, упивался наблюдением. Как бесчестно.       — Мне очень плохо. Я больше не могу это терпеть, оно болит, очень… — прерывисто и тяжело дыша, протянул омега.       — Почему ты пришёл ко мне, а не позвал нашего семейного врача? — вопрос был задан без особой заинтересованности.       — П-потому что ты единственный человек, которому я доверяю. Со мной та… такое впервые, по… поэтому… — не успев закончить, вновь заскулил юноша, в животе раздался новый спазм. — Ну помоги мне, Шото… Пожалуйста-а…       — Что ж, я сделаю это, малыш Изуку, — нежно молвил парень, невесомо чмокнув омегу в макушку. И наконец его выражение лица сменилось на более тёплое, на губах растянулась лёгкая улыбка предвкушения. Он спустился ниже, провёл кончиком носа по щеке, а потом страстно и властно поцеловал, впиваясь в сладкие губы с особой жадностью. Веснушчатый задыхался от переизбытка эмоций. Ощущения были необычными, непривычными совсем, он раньше никогда не целовался. Чувства такие странные, но одновременно с тем своеобразно приятные. Так жарко, мысли путаются, а ведь они всего лишь целуются…       Спустя некоторое количество времени, почувствовав, что Изуку трудно дышать, Шото отстранился. Пред его взором открылась весьма занятная, изумительная картина: запыхавшегося и раскрасневшегося Изуку, дышащего рвано, надрывно. Он был прекрасным… Таким милым, таким невинным… Как кто-то может быть настолько очаровательным и прекрасным?       А аромат, исходящий от него… Его нельзя было передать словами. Такой лёгкий, обволакивающий и приятный аромат цветов… Аромат цветения молодой сакуры… Сейчас его можно было прочувствовать как нельзя лучше, ведь у парня была течка, к тому же он был возбуждён и полностью открыт, ничего не препятствовало ему полностью раскрыться, показать свою истинную натуру, истинного себя, такого, каким его ещё никто не видел.       Тодороки припал к шее юноши, вдыхая его запах, пересиливая себя в желании поставить багровую метку на белоснежной и нежной коже его маленького и драгоценного Изуку. Затем парень спустился немного ниже, покусывая и вылизывая сильно выделяющиеся на худощавом теле юноши ключицы.       Веснушчатый активно откликался на ласки, выгибался в спине, аккуратно водил ладонями по крепкой спине альфы, по его мягким, имеющим половинчатую структуру волосам. Почему-то он совсем не считал то, чем они сейчас занимаются, чем-то неправильным. Хотя оно, как раз, таковым и было. Но даже если и так, юноше было плевать, ведь сейчас он любим, желаем, Шото может дать ему то, чего он так хочет, чего жаждет и требует его тело.       Тем временем Тодороки уже избавил их обоих от одежды, оказавшись сверху, и сейчас любовался хрупким и изящным телом парня. Изуку, конечно, это смущало довольно сильно, однако желания прикрыться не возникало, даже наоборот, хотелось показать себя альфе во всей красе. Но в этом не было особой необходимости, так как гетерохром уже считал прекраснейшим из всех людей на планете.       Он нежно провёл ладонью по груди и торсу омеги, задевая затвердевшие розовые бусинки сосков, отчего тот сладко застонал. Шото весьма понравилась такая реакция. Альфа хотел видеть больше, потому припал к его соскам губами, напористо вылизывая и мягко прикусывая каждый из них.       Изуку негромко стонал, изредка вздрагивая, прикрывая рот рукой. Ему казалось, что он издаёт слишком громкие звуки, и о том, чем они сейчас занимаются, уже знает весь дом. Информация о хорошей звукоизоляции их дома совсем вылетела у него из головы. Но в данный момент это не особо-то и волновало, а о последствиях думать не было совершенно никакого желания. Всё подождёт.       Альфа уже перешёл к более активным действиям, легонько проводя кончиками пальцев по упругой и затвердевшей плоти Изуку. И парень отзывчиво ответил на это, сильно прогнувшись в спине, опрокинув голову назад.       Решив, что тратить время на ласки больше нету смысла, Шото приставил пальцы к тесному, узкому, совсем неразработанному входу, истекавшему скользкой смазкой, что имела крышесносный аромат, вскруживающий голову. Тодороки резко и грубо, без предупреждения и особой нежности ввёл один из пальцев внутрь, но из-за большого количества вязкой жидкости мальчишка не почувствовал практически ничего.       Второй палец, вошедший вскоре после первого, был уже более ощутимым, однако боли всё равно не доставлял. Правда, парню было немного неприятно, когда альфа двигал ими внутри на манеру ножниц или же просто проталкиваясь глубже. Ну, а вот на третьем пальце почувствовался явный дискомфорт и яркие болевые ощущения. Юноша поморщился и попытался отодвинуться назад, но ему не дал Тодороки, вовремя среагировавший, крепко приобняв его за талию, удерживая.       — Не бойся, Изуку, я буду максимально аккуратным с тобой. Больно только в первый раз, да и зависит это от опытности партнёра, — попытался успокоить брата Шото, говоря расслабленным, чуть приглушённым голосом.       — Надеюсь, ты опытный, — хрипло произнёс омега, на данный момент соображая довольно смутно. Пред глазами мутно и не ясно, звуки доносятся глухо.       — Само собой, мне ведь уже шестнадцать, я перенёс гон и спал со многими омегами, предоставленными мне отцом, — признался Тодороки, натянув уголок губ, замечая в глазах юноши ожидаемое им недовольство, что вспыхнуло сразу же после окончания его речи. — Не беспокойся, я делал всё это только лишь ради тебя, малыш, — тут же заверил юношу альфа. — Я не чувствовал ни к одной из них того же, что к тебе.       — А ты ко мне что-то чувствуешь? — вопрос бесцветный, заданный, скорее, по выработанной привычке.        — Да, — альфа выдержал небольшую паузу, — люблю тебя, — непринуждённо и легко настолько, что создавалось чувство некой неискренности, однако уверенно, с нежностью во взгляде. — А ты?       — Я… — даже сквозь мутную пелену, застлавшую сознание, Изуку понимал, что свои чувства он не может назвать любовью. На данный момент это просто дикое желание, инстинктивное притяжение посредством того, что Шото может полностью удовлетворить потребности его тела. Обычно же, он относится к альфе, как к, действительно, брату — испытывает привязанность. — Я не знаю… — но смелости сказать об этом в омеге не было.       — Тогда не ломай голову, я могу подождать твоего ответа, — спокойно, но как-то разочарованно произнёс Шото. Но разочарованность была не особо сильной. Подсознательно он понимал, что парень воспринимает его, как родственника.       — Спасибо, — тихо ответил омега, на губах скользнула лёгкая улыбка.       Тодороки одарил его ответной усмешкой, немного наклонился и вновь поцеловал, зубами захватывая верхнюю губу и проводя по ней языком. В то же время приставил головку колом стоящего члена к сжатому, нетронутому досели никем входу омеги, выжидая его разрешения. Зеленоволосый, словно почувствовав это, сразу после того, как они прервали поцелуй, несмело кивнул, однако этим действием показал своё согласие.       Тогда Шото начал медленно, аккуратно входить Изуку, не забыв подложить под его поясницу подушку. Член скользил во внутрь довольно легко, чему способствовало обилие смазки. Тодороки было неописуемо хорошо, до потери сознания. Яркое, чёткое ощущение мягких, горячих узких стенок, тесно обволакивающих, заполнило сознание полностью, убивая собою иные мысли. Альфа внутри довольно урчал, словно большой кот, получив яро желаемое.       Но у веснушчатого, к превеликой жалости, дела обстояли совсем иначе. Сзади невыносимо жгло, было чувство, что его раздирают изнутри, ощущение инородного внутри доставляло огромнейшую некомфортность. На глазах невольно выступили слёзы, а зубы пришлось сцепить, чтобы болезненно не застонать. Шото обходился с ним нежно, как и обещал. Водил горячими ладонями по телу, задевая чувствительные зоны, входил плавно, однако это положения не улучшало.       Но, Богу слава, по истечению некоторого количества времени стало немного легче. Болевые ощущения сменились вполне терпимыми, хотя особо наслаждение толчки всё ещё не приносили. Может, потому, что Изуку так и не удалось окончательно расслабиться.       Только лишь когда альфа обхватил его член широкой большой ладонью, чуть сжимая, водя по нему плавно и медленно, большим пальцем поглаживая сочащуюся смазкой головку, омеге удалось почувствовать удовольствие. Он опрокинул голову, издавая тихий несдержанный стон, прикрывая веки. Это вызвало довольную ухмылку на лице Тодороки, и он начал толкаться внутрь с более скорым темпом, движения ладони по органу стали беспорядочными и резкими.       Пика удалось достичь обоим. Изуку со стоном, больше походящим на скулёж, излился на собственный живот, пачкая руку Шото. Альфа же после разрядки омеги совершил пару завершительных, быстрых толчков, после чего резко вышел из ослабленного тела парня, кончая на его бедро.       Позже Тодороки отнёс юношу в его комнату, где он уснул крепким глубоким сном, будучи сильно изнурённым. К счастью, они не натолкнулись ни на кого из родственников или прислуг по пути, иначе проблем бы не обрались. Всё обошлось.       Убедившись, что Изуку спит, альфа покинул его покои и направился в свои, оставив ему записку, в которой просил его побрызгаться духами, скрывающими запах, что ему передала Фуюми из заграницы. Ведь это удачно скроет следы их шалостей, о которых крайне не желательно, чтобы кто-то узнал.       Следующие четыре года прошли относительно спокойно, и за это время ничего особо не изменилось, кроме его отношений с братцем Шото, которые они старались не выставлять на всеобщее обозрение, и того, что Фуюми вернулась из чужбины, одарив их бесчисленным количеством различных дорогих подарков и морем увлекательных, захватывающих с головой историй.       Она рассказывала обо всём, о чём только могла: об окружающих её людях и друзьях, о степени сложности учёбы, о тамошней еде, культуре, разных интересных местах, которые ей удалось посетить, пребывая там, и забавных ситуациях, случающихся с ней.       Изуку заинтересованно слушал всё это, и глубоко в подсознании ему тоже хотелось побывать там, далеко-далеко от дома, увидеть много всего нового, но отец вряд ли бы позволил ему поехать туда одному, к тому же, ему ведь совсем скоро стукнет восемнадцать, и он пойдёт замуж, потеряв на это всякую надежду. Хотя, кто знает, он ведь в любом случае выйдет за какого-нибудь богача, может быть, всё же посчастливится полететь за границу.       А дни всё шли. Омега толком-то и не успел нарадоваться приездом сестрицы и был весьма расстроен, когда отец объявил, что она выходит замуж и будет жить в другом особняке, со своим мужем. Изуку это известие сильно огорчило, ведь Фуюми только-только приехала. Но её свадьба и так была отложена на несколько лет вперёд в связи с обучением на зарубежье, потому тянуть было уже некуда.       Свадьба состоялась спустя неделю после приезда сестры. Парень был приглашен на церемонию, и, опять же-таки, ему поручили сыграть на рояле.       В тот день веснушчатый впервые увидел мужа сестрёнки и тут же почувствовал исходящий от него негатив. Его внешний вид будто кричал о том, что лучше держаться от него подальше. Торчащие, словно иголки, пепельно-блондинистые волосы, строгие рубиновые глаза, вечно нахмуренные брови, сильное и подтянутое тело. Запах его весьма своеобразный, сильно концентрированный, походящий на древесный, если брать дерево, то сосна. Изуку ощущал его не так явственно из-за того, что в помещении находилось очень много людей.       Когда Фуюми вошла, нарядная, красивая, в длинном белом свадебном платье, что так хорошо на ней сидело, с красивым букетом из алых роз, со счастливой и прекрасной улыбкой на лице, он даже не обратил на это внимание, не одарил её ответной усмешкой, хотя бы лёгкой, еле приметной, ведь такая изумительная невеста досталась именно ему, а не кому-нибудь другому.       А когда они обменивались кольцами, с какой же неохотой он одевал кольцо ей и ждал, пока оденут кольцо ему.       Да этот альфа всю церемонию ходил с угрюмым лицом, будто это не свадьба, а похороны. Омегу это раздражало до невозможности, поэтому в момент своего выступления парень решил показать всё своё мастерство и увидеть на лице этого блондина хотя бы какую-то эмоцию, кроме полного безразличия.       И сыграл он идеально, ни разу не сфальшивил. Мелодия получилась очень трогательной и душещипательной, многие гости даже пустили скупую слезу. И Изуку был доволен своим исполнением и аплодисментами, доносящимися со всех углов зала. Вот только радость пропала с его лица, когда он взглянул на того самого альфу, теперь уже мужа сестры. Его лицо совсем не изменилось, как было каменным, так и осталось. Это парня уже разозлило, ради чего он тогда так старался? И юноша, громко, возмущённо топая, ушёл со сцены, на которую после вышел тамада.       Да, этот вечно хмурый блондин-альфа хорошо запомнился веснушчатому. Вот только того, что он пойдёт за него замуж, юноша никак не ожидал. Что ж, всё, что Изуку остаётся, — надеяться на то, что ему удастся отговорить его от побоев и взяться за голову. Но это будет не так уж и просто. Совсем не просто. Просто нереально…       Омега тяжело вздохнул. Предварительно захватив из комода полотенце, направился в душ. Завтрашний день обещает быть тяжёлым.