***
Роувелл мирно сопел у меня за спиной, в то время как я не мог сомкнуть глаз. Я сидел и смотрел перед собой, на морской пейзаж, подобия которого видел раз, наверное, с тысячу. Дождь шёл ровной стеной, так, что мне с трудом удавалось разглядеть что-то, что находилось дальше нескольких метров. Эти следы не шли у меня из головы. Они располагались от меня очень близко, но я не мог их разглядеть из-за тьмы, царящей вокруг. Луна была неспособна осветить нашу пещеру, расположившись далеко от берега. Поэтому я мог вглядываться в них, жадно впиваться глазами и изучать со всех сторон только у себя в голове, тараща глаза в пустоту. Наверное, жуткое зрелище. Костра было не зажечь из-за высокой сырости, от которой не спасал даже плотный горный купол — капли умудрялись протечь сквозь небольшие разломы в породе, то и дело капая на нас. Поэтому мой спутник спал, накрывшись своими крыльями с головой. Природа не дала мне подобной защиты, поэтому долгое время я скрывался под ними же, но после третьего рычащего замечания касательно моего беспокойного сна, был вынужден покинуть живое укрытие. Вокруг было очень тихо. До ушей доносился только стук дождевых капель, нещадно барабанящих по всем доступным поверхностям. И я не знал, хорошо это, или плохо. На острове мы явно не одни. По крайней мере, пришли сюда не первые. Мне всегда было тревожно, когда я узнавал о чьём-либо постороннем присутствии, а сейчас моё волнение только усилилось. Не хотелось ни с кем делить этот остров. Пусть даже мы будем здесь только одну ночь. Тем более, соседство обещалось интересное. Не кто-то обычный, а сами Ночные Фурии. Радоваться стоило или плакать, я не имел ни малейшего понятия. Астрагору я явно мало обрадуюсь. И это будет вполне взаимно. Эмир… Эмир тоже. Послышался тихий шелест кожаных крыльев за спиной. Я не оборачивался. Спустя несколько секунд раздался тяжёлый вздох и проследовал скрип. Совсем скоро уха коснулся жар: — Не спится? — Нет. — Перестань думать обо всякой ерунде. Я вздохнул. Если бы это было так просто. — Я думал, ты излечился от извечных ночных думок, – его руки обняли меня поперёк груди, а губы коснулись виска. — Опять за старое? Помнится, первые полгода «вольной жизни» я мог позволить себе нормально поспать максимум раз в неделю. Все ночи напролёт я не мог даже лечь, опасаясь чего-то невидимого и перегружая голову разнообразными думками. Я отпустил остров, отпустил всё, что было на нём: людей, вещи, воспоминания. Но не мог перестать думать о них. В голову лезли миллионы «а что если…» и мешали спокойно жить: «а что, если Астрагор не успокоится и решит найти нас?», «а если отец раскрыл обман Арлета?!», и так далее. Первое время Роувелл просто успокаивал меня, а потом начал со мной ругаться. Мне тогда это очень сильно не нравилось, я считал это первой трещиной в наших и без того хлипких «отношениях». Но сейчас я понимаю его. Я бы и сам, если бы постоянно просыпался от того, что кто-то шумно дышит прямо над тобой, смотрит бешеными глазами в никуда или расхаживает посреди ночи взад-вперёд, не выдержал и устроил серьёзный разговор. Тогда мне не пришлось извиняться, всё разрешилось как-то само собой. Могло ли такое прокатить и в этот раз, я не знал, и поэтому решил не рисковать. Всё-таки мы не можем разойтись в разные стороны. Мы зависим друг от друга. — Наверное, ты прав… — согласился я, поворачивая голову в сторону собеседника. В ответ я получил невесомый поцелуй в губы, после чего меня заключили в крепкие объятия, на которые я незамедлительно ответил. Обычное дело. Всё-таки плюс в нашем совместном существовании был — мы оба научились уступать друг другу. Пока мы находились на Олухе, мы оба являлись теми ещё упрямыми баранами, а вольная жизнь научила нас мало-мальски идти на компромисс. Чаще всего на компромисс шёл, как ни странно, Роувелл. — Возможно, здесь когда-то и правда была база Астрагора, — вдруг проговорил парень. — Следы-то не очень свежие. Он снова решил мне уступить и поговорить со мной, хоть и очень хотел спать, это было слышно по его измотанному голосу. — Им явно меньше четырёх лет. Роувелл отпрянул, глядя на меня. Он не превращался в человека уже почти неделю. Несложно догадаться, что я почти отвык от его лица. Зрение немного привыкло к темноте, и я мог видеть очертания его глаз, носа и губ. Он улыбнулся, так же вглядываясь в моё лицо, будто это я всю неделю пробыл драконом. Его улыбка успокаивала, хоть и ненадолго. — В любом случае, на данный момент нам ничего не угрожает. А если появится опасность, ты же знаешь, я всё услышу, — парень придвинулся ближе, беря мои ладони и дотрагиваясь ими до своих щёк. Разговор вернулся туда, откуда начался. А это означало, что продолжать его не стоило. — Ладно, — после недолгой паузы я согласился и, подумав, коснулся его губ своими. Поцелуй был знаком всего, что только могло быть. Обычно он означал принятие, смирение. По большей части так у нас и было. Роувелл одним резким движением обнажил мою грудь, тут же касаясь её прохладными ладонями. Я шумно вдохнул через нос, а по телу побежали мурашки. И так холодно, тут он ещё! — Холодно, — я отстранился, убирая его руки не так близко, чтобы он не смог меня коснуться, но и не далеко, чтобы не замёрзнуть. — А так? — с этими словами он придвинулся ещё ближе и в одно мгновение оседлал меня, тут же прижимаясь всем телом. Я ощутил сильный жар, исходящий от его обнажённого тела в противовес ледяным рукам. Носом он уткнулся в место под скулой, обвивая шею руками. Я же в ответ положил руки на его талию, от чего он тут же вздрогнул и издал характерный звук — всё-таки холод окружающей среды распространялся и на меня, делая мои руки далеко не тёплыми. Но он быстро справился с собой и когда я уже хотел убрать руки, вернул их на место. — Теперь тепло? — Тепло. — Хочешь, будет ещё теплее? Ясно, к чему он клонит. Нет, сегодня я не в настроении. Отвлекаться в моём положении было бы рискованно, особенно с учётом того, что нас может вот прям сейчас поджидать опасность. Дав отказ, я, естественно, напорюсь на недовольное бурчание, но по соображениям безопасности всё же настою на своём. — Не сегодня и не здесь. Шею опалило до одури горячее дыхание и послышался разочарованный вздох. — Ты уже неделю так говоришь. — Ты неделю не превращаешься в человека. — А домогаться тебя в облике дракона мне запрещено, я знаю, — парень отпрянул, теперь глядя мне в глаза. — Так вот, а ты помнишь, почему я, собственно, не превращался? Если честно, то нет. Вероятно, всему виной очередная ссора, которая случилась из-за похожей ситуации. — Лучше нам не шуметь. — Да брось, мы тихонько. Как в самый первый раз, — он хохотнул. — Тогда это было настолько тихо, что Астрид аж на звук прибежала. — Об этом я узнал весьма давно и при не очень приятных обстоятельствах. — Её тогда стошнило. Дальше разговор не пошёл. Роувелл долго смотрел на меня, но скоро всё же сдался, потянув меня на место для сна и принимая истинный облик. Я сделал вид, что успокоился и меня ничего не тревожит. Дракон лёг на бок, и я рядом с ним, тут же ощущая над головой возникший чёрный купол. Он ещё раз глубоко вздохнул, ероша потоком воздуха мои волосы и затем пряча голову под крыло и укладывая её так, чтобы она располагалась рядом с моей. Спустя некоторое время стало очень тепло и приятно. Но спать было нельзя. Мне удалось заснуть лишь под утро, когда зачинался рассвет: сейчас, в начале июля, рассветало очень рано. Дождь быстро кончился, буквально через полчаса после нашего разговора, но некоторая прохлада и сырость никуда не испарились. Всю ночь я прислушивался ко всему, что можно, улавливал каждый мелкий шорох. В середине ночи, убедившись, что звуки исходят только от нас и дождя, я также не терял бдительности и продолжал вслушиваться как последний параноик. Но под утро усталость всё же взяла своё.***
Я проснулся раньше Роувелла, когда солнце стремительно двигалось к зениту. Он внезапно оказался в облике человека. Неспроста, но с этим мы разберёмся потом. Снаружи потянуло холодом. Голова очень сильно кружилась, а в глаза так и вовсе будто вылили целую бочку морской воды. Но я отважно решил не залёживаться и сразу приступить к изучению нашего пристанища. На свой страх и риск. Сначала, размяв затекшую шею, я подошёл к выходу из нашего пристанища, и первое, на что я обратил внимание, были следы. Точнее, уже их отсутствие. Дождь смыл их, оставляя только ухабистую глиняную поверхность. Вывод напрашивался сам собой: этим следам явно меньше недели, так как старые следы бы так просто не смылись, сужу по собственным наблюдениям. Иначе бы это означало, что здесь многие года не было дождей, а это невозможно. По спине пробежались мурашки, и уже не от холода. Получается, нам повезло, что вчера нас никто не сожрал? Я счастлив… А теперь лучше уйти отсюда! Я никогда не боялся неизведанного, во мне горела жажда исследований и безумный дух авантюризма. Не будь этого, мы бы с Роувеллом так и не познакомились. Кто в добром здравии увяжется за Ночной Фурией, вооружённый только карандашом и блокнотом? Но сейчас я решил «забить» на это, опять же, из соображений собственной безопасности, поэтому мигом ринулся обратно в нутро пещеры, к сумкам, начав их собирать. Контролировать уровень исходящего шума было некогда, поэтому пробуждение Роувелла не заставило себя долго ждать. Он приоткрыл глаза и, приподнявшись на локтях, попытался разглядеть источник шума. По всей видимости, это давалось ему с трудом: он щурился и хмурил брови, затем просто опрокинувшись на место и отвернувшись. — Можно потише? — Вставай, — на выдохе произнёс я, закончив с первой сумкой. — Мы улетаем. — Что? — Роувелл тут же обернулся, глядя на меня как на дурака затуманенным ото сна взглядом. — Прямо сейчас? Ты серьёзно? — Вполне. Эти следы свежие, так что здесь кто-то обитает. Кто-то огромный и опасный. — «Огромный и опасный»? — фыркнул он, садясь на земле. — Ты с Ночной Фурией спишь, придурок. Я прыснул. Любит он ставить фразы весьма двусмысленным образом. — Не с ней, а с её человеческим воплощением, — я водрузил первую поклажу на усовершенствованное седло, незамедлительно принявшись за всё остальное. — Есть драконы и опаснее тебя. — Не спорю. Но почему ты думаешь, что они представляют угрозу именно сейчас? Это мог быть кто-то залётный, как мы с тобой. Не так давно я заметил, что манера его речи немного изменилась, и теперь он как и я мог выстраивать длинные предложения и сложные для понимания фразы. Он смог говорить нормально только полтора года назад, и, наверное, пытаясь восстановиться, запоминал, как говорю я, вот и нахватался. — Собирайся. Решив, что мне бесполезно противостоять, Роувелл в очередной раз смирился и трансформировался в дракона. Затем послушно позволил надеть на себя снаряжение и повесить всю поклажу. Всё время, пока я «снаряжал» его, он стоял как статуя, даже не моргая. Драконьей мимики хватило, чтобы выразить чёткое «Я тебе ещё задам». Мне было неудобно дёргать его вот так, но паранойя перевешивала и не давала мыслить трезво. Я уже говорил, что после Криспиана приобрёл несколько проблем с психикой? Нет? Так вот, приобрёл. И Роувеллу приходилось с этим мириться, так как однажды он признался, что чувствует себя виновным в случившемся. До этого он всегда винил меня, по крайней мере, выражал это в открытую, даже перед Астрид. Но недавно вот, признался.Взаимность. Все наши отношения строились на взаимности.
Мы поспешили покинуть злосчастный остров. Дракон летел просто прямо, и скоро я понял, что он летит к месту нашей частой стоянки, где я любил делать записи о том или ином открытом нами острове. Мы не были там достаточно давно, и у меня накопилось материала для записи. Надеюсь, это поможет мне забыть о возможной близости каких бы то ни было ночных фурий и Астрагора в отдельности…