И раскроет крылья в оковах

Басманов затаивается в куче сваленных досок, пока мимо не пройдет очередной патруль. Видимо тот, кто его выслеживает, уже понял, что он здесь. Федор совершенно по-глупому наткнулся на полицейского, когда крался из магазина в свое временное логово и, убегая, старался увести подальше. Доуводился. Забрел на какой-то пустырь и схоронился в куче досок, и отовсюду тут же сбежалась куча ментов, даже главный их приехал ради его поимки. Грозный — фамилия его — стоял с краю, очень близко к Федькиному схрону, поджарый, как гончая на охоте, темный в полковничьем кителе, с тяжелыми бляхами наград и звезд на плечах. Он допрашивал Басманова во второй раз, когда Федор уже понял, что труп неизвестного, застреленного на его глазах, старательно вешают на него. И зачем он только пошел в этот переулок…? *** Темно было, безлюдно — вечер вторника. А Федька торопился с работы домой и решил срезать дорогу дворами. Боялся, но нож-выкидушка в кармане холодил пальцы, и Басманов решился. До дома он так и не дошел. В одном из переулков налетел на группу людей, хотел ускользнуть, пока не заметили, потом выстрел, один из них вскрикнул и осел на землю. Остальные бросились врассыпную от упавшего человека, а Федька — к нему. Грохнулся на колени, попытался шарфом зажать рану. Второй рукой набирал скорую: — Тут человек! Стреляли! Помогите быстрее! Истерично продиктовал то ли адрес, то ли ориентиры, и мужчина в его руках перестал судорожно дергаться и дышать. Федька всхлипнул и истерично огляделся по сторонам. Переулок был темным, пустым, руки холодила подсыхающая кровь. Басманов глубоко вдохнул пытаясь успокоиться, отстраниться, но по рецепторам вдарило металлом и солью. Он закашлялся этим сладковатым ароматом, отполз от трупа до упора, до шершавой стены дома и испуганно, как щенок, заскулил. Полиция прибыла через пятнадцать минут. Басманов зажмурился и закрылся руками на фары и фонари. Его подняли, посадили в машину и отстали на время. Или это он провалился в спасительный обморок. Очнулся уже когда его привезли в отдел и затолкали в допросную. — Вы знаете этого человека? — спросил, выкладывая перед ним несколько фотографий, хмурый полицейский. — Нет, — равнодушно ответил Басманов. Он придвинул стул к стене и устало облокотился на нее, кутаясь в кофту. Куртку отобрали на входе. — Это погибший Филипп Колычев, он же — криминальный авторитет по кличке Митрополит. Застрелен из пистолета Макарова, орудие убийства найдено в ближайших кустах, отпечатков нет. Скажите, вы были в перчатках? — Ну да, — удивленно ответил Басманов и помахал руками в этих самых перчатках, — холодно же. — Так и запишем, — отозвался дознаватель, — перчаточки нам отдадите на экспертизу, следы пороха поищем. — Я подозреваемый? — опешил Басманов. — А больше никого нет, — усмехнулся мужчина, — но это так, за отсутствием других претендентов. Никто не верит, что вы могли его убить, и… я вынужден вас задержать в участке, но вы можете посидеть у меня в кабинете, все ж лучше камеры, — мужчина усмехнулся и подошел к двери, — принести вам кофе? — Как вас зовут? — сдавленно спросил испуганно-ошарашенный Федор. — Ох, я не представился? — он шутливо покачал головой. — Василий Грязной к вашим услугам. — он протянул руку. — Федор Басманов, — ответил Федька, отвечая на рукопожатие. — А я знаю, — усмехнулся Василий, — я все про тебя знаю. Так что давай на ты, мне знакомые врачи в будущем не помешают. А тебе — знакомые полицейские. Басманов улыбнулся и кивнул. Ну да. Третий курс, хирургическое отделение. Потому и бросился помогать, что должен. Васька оказался веселым, своим в доску и достаточно тихим, когда Федю вырубило на низком диванчике с одинокой потасканной подушкой. Даже пледом накрыл, клетчатым и дырявым. А утром — с начала. После отсидки в Васькином кабинете — это станет последней ночью спокойствия — его чуть ли не с заломанными за спину руками перегнали в камеру. Басманов кругами ходил по ней запертым в клетку тигром и пытался придумать, что делать. К следующему допросу его слегка мутило. Когда вели в допросную, навстречу встретился Грязной. Взглянул виновато исподлобья, прошептав тихое «Прости» и скрылся в каком-то кабинете. Федька тогда не понял, за что Васька просил прощения. Потом оказалось — за ложную, случайно оброненную надежду. В допросной его уже ждал Грозный. С порога пригвоздил острым, опасным взглядом, не давая пошевелиться, заколдовал-приворожил голосом. Басманов мимоходом заприметил у Грозного полковничьи звездочки на плече. Иван спрашивает то же самое, и на все вопросы Федор дает те же ответы, но уже понимает, что не сможет выкрутиться. И той же ночью сбегает вон. Он пользуется случаем и выбирается буквально чудом. Бегает по городу, скрывается в подвалах и чердаках. Но сегодня… сегодня его нашли. Грозный отсылает какого-то ментовского щенка и подходит вплотную к Федькиному схрону. Закуривает, и внезапно начинает с Басмановым говорить: — Ну, здравствуй. Не шевелись, я знаю, что ты там. Не пробуй убежать сейчас — слишком много людей. Я уведу их, а ты, как сможешь, позвони мне. Это для твоего же блага, — на землю будто случайно слетает визитка. Грозный затягивается и стряхивает пепел, достает рацию, а перед глазами Федьки — смятый краешек белого прямоугольника. Грозный как бы невзначай подталкивает его под доски и действительно уводит всех их за собой. Басманов сбегает и не может сдержать судорожного, жалобного всхлипа: — Але… Это Федор Басманов… Да, ушел. Мне действительно нужна ваша помощь. Они разговаривают о чем-то неважном — и не запомненным Федором, потому что после вежливого «До свидания» затылок взрывается внезапной сильной болью.