Соловьи

POV Балу

После двенадцати у Горшка произошел сбой системы. И я на полном серьезе: он начал пить в два раза больше нас. Я, конечно же, не мог понять, что побудило его на это, хотя догадывался. Я же, напротив, пытался пить меньше, ведь мне еще идти домой и Миху за собой тащить. Мне вот не страшно было явиться домой пьяным в ноль, потому что там никого не было, а вот у Гаврилы дома были родители. Каким бы он самостоятельным не был, родители у него строгие и могли отлупить за это. Больше всего он не любил опускаться на глазах матери, хоть и сам иногда не признавал этого. Я понимал его чувства, тем более, это что-то совершенно новое... Я имею ввиду, ему никогда раньше не нравились парни. Да еще и такой человек, как Андрей. Они постоянно вместе. Я не представлял, насколько ему тяжело. Всякий раз, когда Мишка жаловался мне, я видел этот слегка уставший, но полный надежды взгляд. Мне самому хотелось подойти к Князю и сказать: «Эй, Андрюха! Миша любит тебя! Заметь ты уже это, наконец!». Поручик уже еле держался на ногах, поэтому в один момент просто сел и с горла допивал что-то. В полутьме я не видел, от чего эта бутылка была. Горшок сидел рядом и что-то объяснял ему. Андрей держал откуда-то взявшуюся бутылку и мы вдвоем распивали ее. Князь смотрел телевизор, а я молча наблюдал за теми двоими. И они продолжали спорить, пока Поручик не начал отключаться и пока не послал Миху нахуй. Миха забрал у него бутылку, которая оказалась пустой, потому он засунул ее между ног Саше и захихикал. Он присоединился к нам – сел между мной и Андреем. – Эх, Андрюша-а, – горестно протянул Миша. Я стал наблюдать за ним. – Что такое? – спросил Андрей. Горшок забрал у него бутылку и сделал глоток (да сколько можно?). – Ты даже не представляешь, как мне... – икает, – хуево... – Так пить меньше надо! – отбирает бутылку назад и ставит подальше. – Да я не об этом, Княже, понимаешь, да? У меня здесь, – Горшок кладет руку на сердце, – болит... Я так уст... – Так, Миша, – я тяну его за руку к себе, потому что он буквально навалился на Андрея, да еще и начал душу изливать. Протрезвев, ему бы это точно не понравилось. – Отъебись от Андрея. Готовься, надо домой пиздовать. – Не пойду я никуда, мам, отстань... – Какая я тебе мама, блять? Миха, ты нахуя столько выпил? – А че? – он поднял на меня глаза. Каждый раз, когда он открывал рот, от него несло ужасным перегаром. – Праздник же, бля! – Понятно... Андрей, иди сюда. Решив пока отложить разговоры с Горшком на потом, мы стали прибираться, ибо Поручик не в силах это сделать. Спал, как младенец. Ну, точнее, так можно подумать, если ты не знаешь, что он выпил очень много. Весь мусор был в мусорке, все бутылки – в другом пакете, чтобы потом их выкинуть в мусорный бак и чтобы Саню не спалили родители. Покончили мы с этим довольно быстро. – Пор, – позвал я его и потрепал по плечу. Он едва разлепил глаза. – Мы домой. – Мгм... – промычал он что-то в ответ. – Ладно. Горшок! – громко сказал я. – Вставай! – Отъебись, – пробурчал он. – Миха, мы не можем тут остаться, – сказал Князь. – Княже, миленький... – он начал подниматься с дивана, но я настойчиво усадил его назад. Взяв Андрея под руку, я утащил его в коридор. – Надо это чучело одеть-обуть и идти домой. К нему нельзя – родители, поэтому ко мне. Можешь тоже у меня остаться. – Спасибо, – робко сказал он. Происходящее дальше лучше не описывать. Стоит ли говорить о том, что Горшок чуть не зарядил своими ботинками мне в глаз, а локтем случайно ударил Андрея. Если он об этом узнает – никогда себя не простит. На ногах стоял он плохо: шатался. Еле как мы расшатали Поручика, чтобы он за нами закрыл дверь на замок, а то мало ли что. Да, он смог встать. Когда мы услышали характерный щелчок, то пошли к лифту, волоча за собой Мишку. Он что-то бубнил себе под нос, а что – никому не понятно. На улице было прохладно, но выпитое нами не давало замерзнуть до конца. Маршруток не было, так что приходилось идти пешком. Повезло, что жил Поручик не так уж далеко от нас с Михой: минут двадцать ходьбы. А с Горшком подмышкой придется идти все сорок. Переодически мы сажали его на лавку, ибо тащить его – настоящее испытание. Он был худощавым, а весил столько, что мама не горюй. У Андрея даже отдышка была. Пока он сидел и скалился кому-то, я достал сигареты и закурил. – Эх, Миша... – вздохнул Андрей, сложив руки на груди. – С ним бывает такое. Ну, в смысле, напьется, как чёрт, а потом тащи его домой. Прости его за это. – Да ничего, – он махнул рукой и отобрал у меня сигарету. Мы подняли его на ноги и пошли дальше. Наверное, морозный воздух немного привел его в себя, потому что он стал немного шагать и много говорить. Потом вообще запел. Особенно Андрею не повезло. Мишка на ухо ему завывал песню про батьку Махно. Но в итоге ему, наверное, надоело и он продолжил бубнеть и ругаться. – Вот скажи мне, дядь Шур, – говорил Горшок, – вот за что мне жизнь такая-то? Я заебался. Сколько можно уже не видеть, что я... О, кто это? Шура, блин, это смерть походу за мной пришла. Ты видишь? – он вырвал свою руку из моей хватки и показал пальцем на какого-то мужика. Он сразу же пошатнулся и я быстро поймал его. – У ее коса в руке... – косу я, конечно, не увидел. Я видел только швабру. Интересно, зачем мужику ночью швабра? – Эх, Андре-ей... Ты даже не представляешь, как я тебя люблю... Я услышал шаткий вздох со стороны Князева. – Ага. – Нет, Князюшка, не «ага», я серьезно! Я кажд... – Горшок, заткнись, – я ткнул его локтем вбок, чтобы заткнулся. Потому что я осознавал, что за собой понесут эти слова. Князь может воспринять их всерьез, и все, конец. Ну, может и не конец, а Миха раздует все настолько, что будет точно конец. Наконец, я увидел свой дом. – Шура, не мешай, – приказным тоном сказал он. А через несколько секунд громко рассмеялся. – Почему это так легко? О, черт... Мы зашли в темную, пустую квартиру. Я включил свет в коридоре и начал быстро снимать с себя верхнюю одежду. Андрей держал Миху, который в свою очередь заобнимал его. Князь стоял с растерянным лицом, и это заставило меня глупо хихикнуть. Мне показалось, что они идеально дополняли друг друга. Хотя, возможно, так и было. Горшка мы утащили в гостиную и уложили на диван. Правда, он долго не хотел ложиться спать и постоянно звал Андрея. Черт, мне было ужасно неловко. Он напоследок что-то шепнул Князю на ухо и отрубился. Я ушел на кухню. Первое, что я сделал, это закурил. Скоро ко мне присоединился Андрей. Он выглядел... странно. Я не знал, как это еще назвать. – Шура... скажи мне, – тихо начал Князь. – Все, что говорил Миша – это правда? Я посмотрел на него. Он кусал свои губы и сжимал-разжимал руки в кулаки. Волновался. Да я и сам занервничал. Не хотелось говорить, зная, как отреагирует Миха... Но в тоже время он сам проебался. Сделав глоток воды, я сказал: – Да. Это все так. Он любит тебя. – Ох, – он отвел взгляд, кажется, еще сильнее закусив губу. – И как... давно? – С октября, кажется. Ну, он так мне говорил... – Как... – он удивленно уставился на меня. – Боже... – после небольшой паузы продолжил он. – Как я этого не замечал?.. – Андрей, – я подвинулся ближе к нему и положил руку на плечо. – Что бы ты там не решил, прошу тебя: не разбивай ему сердце. Лучше молчи, чем ты будешь оправдываться, что у тебя нет никаких чувств. И, кажется, он меня понял.

POV Горшок

Яркий свет, льющийся из окна, разбудил меня. Я всячески пытался скрыться от него, но тщетно. Когда я разлепил глаза, то несколько удивился, потому что я был не дома. Висят знакомые картины с пейзажами на стенах, желтые шторы, рядом с диваном, на котором я и отсыпался, стоял кофейный столик. К сожалению, на нем не оказалось воды, которая мне бы не помешала. Во рту сушняк. Я приподнялся и у меня сразу же заболела голова. Но заваливаться назад я не стал, потому что жажда чего-то выпить была сильнее. К моему счастью, в дверном проеме вдруг показался Балу с кружкой. Я хотел было что-то сказать, но не сказал ничего. Только прохрипел что-то невнятное. – Это водичка. Держи, пей, – я взял обеими руками кружку и аккуратно поднес ее к губам. В общем, выпил я все и поставил ее на столик. Наконец, я посмотрел на друга, и взгляд его был довольно странный. – Чего ты так на меня смотришь? – все еще хриплым голосом сказал я и попытался прокашляться. Шура мне ничего не ответил. И тогда я понял... – Вчера что-то случилось?.. Что?! – Много чего, – он натянул лыбу. Это мне не понравилось. – Сначала ты нажрался, как свинья, потом Поручика заебывал, смерть по дороге домой увидел, хотя это просто был какой-то дядька со шваброй, Андрею в любви признался, потом мы поняли, что ты телефон з... – Что я Андрею?! – закричал я. – Тише ты! – шепотом сказал он. – Он здесь... Да, ты был бухой и начал говорить, что любишь его, все такое... На ухо что-то ему шептал. – Твою мать... Меня охватил стыд. Потом мне стало страшно. Страшно, что Андрей меня отвергнет. Боже, и зачем... Лучше бы Балу мне ничего не говорил. Потом мне захотелось плакать. Я чувствовал, как мои глаза начинают слезиться, поэтому быстро встал, надеясь, что в глазах не помутнеет и я не упаду, в итоге разбив голову о чертов кофейный столик. Однако, этого не случилось. Я быстро вышел в коридор и направился в ванную. Перед этим на кухне я увидел его, сидящего за столом. Я закрылся на щеколду и встал перед раковиной. Здесь было большое зеркало, и я смотрел на свое отражение в нем. Ох, я ужасен этим утром. И кому я такой нужен? Лучше бы это был не я. – Миха, выходи! Пойдем кофе выпьем! Простояв еще несколько секунд, я все-таки вышел. Шура что-то шепнул мне типа: «Не бойся, все окей». Конечно, как тут не бояться. Когда я перешагнул порог кухни, Андрей посмотрел на меня. И вроде не было ничего в его взгляде такого, но... я хотел провалиться сквозь землю (или пол). Не смотри на меня, пожалуйста. Я сел за стол. Передо мной поставили кружку, видимо, с чаем, и я сразу же сделал глоток. Смотрел на кружку, руки, в стену, куда угодно, лишь бы не наткнуться на него. Он что-то спрашивал о моем самочувствии. Я, конечно же, соврал: сказал, что все прекрасно и я вообще хорошо себя чувствую. После его ухода я понял, что дальше мне будет еще сложнее.