***
Последив так немного, Мясников понял, что Коля всегда приходил раз в несколько дней и садился всегда в одно и то же место, куда свет из витражных окон падал меньше всего, а потом также молча уходил. Он хотел забить на него, уверял себя, что это не его дело, но не мог. Не мог заставить себя быть равнодушным к кому-то. — Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он, наконец не выдержав, и просто подошел к Мезецкому, пока тот еще не ушел. Тот вздрогнул от неожиданности, совершенно не заметив никого рядом, и поднял голову, и Николай впервые встретился с ним взглядом. Каким-то потерянным, лишенным эмоций взглядом покрасневших глаз. «Опустошенным» — пришла внезапно мысль, и Николая отчего-то внутренне передернуло от нее. Так не смотрят здоровые люди. Так не смотрят те, кто хоть сколько-то доволен своей жизнью. Но Коля быстро вновь ответ взгляд, и сдавившее грудь чувство отошло. — Только если убить меня, — тот сказал это так равнодушно, будто предлагал не лишить его жизни, а просто соглашался с тем, что да, погода сегодня не очень. — Что ты такое говоришь?! — не то чтобы Николая подобное в самом деле возмутило, нет, собственная жизнь и распоряжение ею — личное дело каждого, просто он волновался, переживал, и совершенно не знал, что нужно делать с этим всем. — Бог создал тебя! Создал нас всех! Как ты можешь так отказываться от этого? — Не верю я в эту херню, в вашего доброго и справедливого дядьку на небесах, который любит всех и вся. Если бы он действительно был и любил бы всех, то не допустил бы, чтобы кто-то страдал, — несмотря ни на что голос Коли оставался ровным, а взгляд все таким же безучастным, направленным куда-то вперед, в пустоту. Николай знал, что так говорят многие, кого постигло несчастье, но не нашел, что ответить на это. Он и сам порой задавался вопросом, терзался сомнениями, но гнал их прочь. Неоднократно слышал, как другие с таким фанатизмом убеждают «заблудших» прихожан, и должен был бы и сам сделать также, но не мог. — Я потерял все, что было мне действительно важно. И как после этого я должен верить в это все? Чем заслужил такого я? Чем заслужил себе такого конца он? Кто-то погиб, это было очевидно. Он. Отец? Друг? Брат? Похоже, они были действительно близки, раз это настолько сильно отразилось на парне. — Если ты не веришь, то зачем тогда приходишь сюда? — Просто не знаю, куда еще. Я бы хотел не быть нигде, но растворится вот так я не могу, а тут тихо спокойно, и никто не лезет как дома. Мясников почувствовал укол совести. Ему стало виновато, потому что теперь ему казалось, что он именно что «лезет» к парню, когда тот хотел всего лишь уединиться. Он и правда думал просто уйти и оставить своего тезку в покое, но тот вновь заговорил, обращая на себя внимание. — До сих пор не могу поверить, что его больше нет. Что делать? Как дальше жить? — его голос так и не дрогнул, но даже в легком полумраке Николай заметил, как по его щекам потекли слезы. — Не знаю, кем вы были друг другу, но уверен, он не хотел бы чтобы из-за него так убивались. — А я уверен, что он хотел бы дальше жить со мной.***
Николай решил больше не подходить к Мезецкому, не потому что тот заставлял его чувствовать себя неуютно, а просто чтобы не лезть к нему в душу. Видел его неоднократно, но старался не обращать внимания. Ловил на себе долгие, нечитаемые взгляды, но упорно делал вид, что ничего не замечает. Постоянно казалось, что за ним следят, но успокаивал себя, убеждая, что всего лишь кажется, а, обернувшись, вновь и вновь сталкивался с этими глазами. Это настораживало. Пугало. Но Коля даже ни разу не попытался приблизиться к нему. А потом он исчез. Внезапно просто взял и перестал приходить, и беспокойство вновь охватило Мясникова. Так-то он его хотя бы видел, знал, что живой, а теперь оставалось только догадываться, что с ним. Николай гнал от себя дурные мысли, но из раза в раз он вспоминал слова Мезецкого о том, что он не хочет жить, и не мог отделаться от опасений, что тот все же решился сделать что-то с собой. Телефон в штанах зазвонил совершенно неожиданно. Беззвучно завибрировал в кармане, заставляя вздрогнуть. Достав его, Мясников невольно улыбнулся, видя имя контакта. — Я же просил не звонить мне, пока я учусь, — это должно было звучать, как укор, как отчитывание, но он и сам понимал, что совершенно не может сдержать эту смесь умиления, нежности и снисхождения. — Прости, я просто соскучилась и хотела с тобой пообщаться. Могу я сегодня прийти и встретить тебя, чтобы мы вместе пошли домой и хоть немного погуляли по дороге? — и пусть Лера уже давно не была ребенком, Николай все равно не мог относиться к ней как ко взрослой, не с их разницей в возрасте. Вроде бы простые естественные просьбы, но часто в них видел лишь детские капризы и все равно не мог им отказать. Что? Как? Зачем? Почему так вышло, что у него, послушного семинариста, девушка оказалась настолько младше его, он не мог сказать. Просто так получилось. Просто видя ее радость, просто смотря на то, как она хватается за его руку, прижимается к нему вся и заливается без остановки своими рассказами, он чувствовал себя чуточку счастливее. Без грязи, без нечистых помыслов и не считал это чем-то зазорным. Улыбался Валерии, держа ее ладонь в своей ладони, провожая домой, и просто расслабился, позволяя себе сделать небольшой перерыв в переживаниях о ком-то.